Папа с мамой были коммунистами, хоть и тайно крещеными в своем детстве. Папу даже два раза крестили в православие. Первый раз при рождении, а второй раз немцы, когда оккупировали нашу землю. Когда немцы по избам ходили, то иконы высматривали. Где была икона – там жителей не трогали. Немцы были уверены, что дети повально все некрещеные коммунисты. Однажды немцы позвали попа и всех детей с округи согнали в речку. Ну, вот так папу и покрестили второй раз. А маму бабка ещё младенцем в католическом костеле крестила. Мама у меня полька. Она и передала мне бешеную польскую кровь.
Получается, что я росла в традициях атеизма. Даже часто с бабкой-католичкой спорила о том, что Бога нет. Та пожимала плечами, вздыхала, и пятерней меня осеняла. А перед сном обязательно читала на польском языке молитвы. Дед мой любил повторять, что в Бога верит, а попам не верит, большевик был такой странный. Когда бабкина родня уезжала в Польшу, бабка одна из семьи осталась тут, ради деда-большевика. Потом только, когда железный занавес рухнул, и бабкины родители приехали навестить дочь, то признали деда за самого «лепшего зеньтя» (лучшего зятя). Естественно, дед заколол кабана к приезду родственников, нагнал самогона, и вся польская родня кутила целую неделю.
Пасху в то время нельзя было праздновать. А дед – инвалид Великой Отечественной войны. Ранен был в бою под Одером в шею. Сонная артерия была перебита. Когда по полю шли два врача: мужчина и женщина, собирая в военно-полевой госпиталь раненых, то мужчина приостановился, посмотрел на деда и, махнув рукой, что он не жилец, пошел дальше. А женщина оглянулась и увидела, что по щеке солдата потекла слеза. Она поняла, что дед слышал их разговор, и решилась его прооперировать. Оперировала прямо там, на поле в военно-полевом госпитале. И дед выжил. Поэтому 9 мая для деда был самым любимым праздником. А бабка приурочивала Пасху ко Дню Победы, собирая в доме всех детей и внуков. Пончики польские пекла, пироги с маком, кишку запекала, зельц из «вонтробы» (субпродуктов по-теперешнему) и прочие вкусности.
Пионерка-активистка, я и в самый лучший ведущий республиканский детский лагерь по бесплатной путевке попала, вторым Артеком его называли. Потом был комсомол - и я снова комсоргом в активе. Мда… Смешалось тогда все в кучу: вера, атеизм, традиции. Но почему-то тогда это казалось очень органичным и понятным. А ещё если учесть, что все происходило на фоне неувядающего до сих пор в народе язычества, то картина предстает перед глазами вообще любопытная. Ведь, по сути, мой народ в глубине души так и остался язычником. Христианством всё больше испокон веков баловалась знать и шляхта. Многочисленные евреи верили в своё. А простой народ редко ходил в храмы. Поэтому у нас и сейчас каждый житель сходу назовет с несколько десятков языческих поверий, причем тщательно им следуя. Ну, взять бы хотя бы обряды-перевертыши. У невесты фата сверху с головы тело покрывает, у покойника - снизу с ног. Когда молодые из хаты выезжают, нельзя трогать столы, убирать посуду, мыть полы и трогать стулья. А когда покойника выносят, то убирают за ним, моют полы и переворачивают все столы и лавки. За свадебным столом в красном углу садится рядом с молодыми молодежь. На поминках в красный угол сначала сунуться старики, а уж потом молодежь в конце стола присаживается. И много ещё таких обрядов можно вспомнить, ибо живы они в народе.
Годам к 16, когда вовсю бушевала перестройка, на прилавки хлынул поток всякой запрещенной ранее литературы. Мне тогда было интересно все. Я могла из чистого интереса зайти в православный Собор и поставить свечу Николаю перед экзаменом по музыке. И до библиотеки мединститута добралась, чтобы читать книжки про гипноз и психологию. А заодно и в частной библиотеке стала брать для чтения всякую философию и эзотерику: Блавацкую, Штайнера, Кастанеда, Ницше, Рерихов, Бхагават-Гиту и прочие. Параллельно записалась на занятия и стала практиковать йогу. Надо сказать, что у меня неплохо получалось. В конце занятий мы доходили до таких трансовых состояний, что могли осуществлять передачу друг другу мыслей на расстоянии и чтение их. Если бы я сама не была участницей этих сеансов, то я бы никогда не поверила бы на слово, что такое возможно. Однако. Руководителем этих занятий был парень, студент-медик из обеспеченной семьи, который впоследствии и стал моим первым мужем. Он не кушал мяса и был таким авторитетным для всей нашей группы. Даже смешно вспоминать. Только вот, когда вопрос стал жениться, он поставил передо мной два условия: что мы с ним должны обвенчаться в католическом костеле, и что я должна ему готовить каждый день мясное блюдо. Вот так. Теперь я понимаю, что он на тот момент был просто хорошим бизнесменом.
Храмы к тому времени уже были открытыми и никто никого не наказывал за их посещение. И вот с этого момента я усердно стала изучать христианство. Меня покрестили. Я ходила на занятия к католическим монахиням, которые рассказывали не только про жизнь Христа, но и про то, как они в трусах умеючи прячут деньги, перевозя их через границу из Польши. Первые мои молитвы, которые я выучила, были на польском языке. Польский я знала хорошо, благодаря своей бабке. Поэтому проблем с пониманием и переводом у меня не возникало. И чем больше я изучала католическое христианство, тем больше передо мной открывался Иисус. Вся эзотерика поблекла и померкла перед его фигурой. Всё остальное было уже не интересно.
Детей у нас не получалось сделать. Он бесконечно советовался со своими родителями-врачами, почему он не может меня обрюхатить. Они там чего-то предпринимали. Но я раз за разом все так и не беременела. Помню, что в своих молитвах я начала доходить до исступления, не замечая, как читаю их в автобусе, на занятиях в колледже. Я завидовала беременным и бесконечно просила дать мне ребёнка, пока однажды тест «для фрау» не показал мне две долгожданные полоски. Я была счастлива. Горы литературы, бесконечные молитвы, и…Пасха в одиночестве, лежа коленками к стене из-за угрожающего выкидыша. Никто из его родни мне не позвонил, не пришел и не поздравил меня с Пасхой. А муж её праздновал уже с другой женщиной. Помню, что молила Бога развести меня с ним, когда ребенок родится, чтобы у ребенка была отцовская фамилия. Но Бог все решил по-своему. Сначала приснилась моя покойная бабка-католичка. Пришла нарядная ко мне в гости во сне и заявила, что пришла посмотреть на свою внучку Машеньку. А я тогда и не знала, какого пола ношу в себе ребенка. Да и все равно мне это было. Потом две птицы стукнулись в окно детской. Я все сразу поняла. Я так плакала! Я стояла на коленях, перебирая в руках ружанец, и молила не забирать ребенка. Машу похоронили, пока я лежала в больнице. Никто не согласился отпевать: ни католики, ни православные. Потом, когда речь зашла об установке памятника, благоверный сказал, что у него нет денег и вообще ему надо делать машину. Мой папа помог мне купить и установить скромный маленький памятник Маше в огромном городе мертвых. Первые месяцы я почти каждый день пропадала там одна на кладбище. Приходила, стояла, молилась и плакала. Я не боялась и поздним вечером, в сумерках идти туда. Видя моё отчаяние, родители увезли меня из города подальше от кладбища в Россию, на Волгу.
Мы плыли на теплоходе «Афанасий Никитин» и с нами разговорились две пожилые москвички-пенсионерки. Две подружки. Одна из них была слепая – производственная травма в секретной лаборатории кислота попала в глаза. Мне было очень интересно их слушать. Они рассказывали про храмы и монастыри, которые можно увидеть на остановках теплохода. Забавный случай с нами произошел в Костроме. Мы увязались за этими бабулями посмотреть Ипатьевский монастырь, и…потеряли их из виду. Зато наткнулись на памятник Ивану Сусанину. И сколько мы ни спрашивали у жителей дорогу к монастырю, нам все время показывали разные направления! Мы блуждали-блуждали, так ни с чем и вернулись на теплоход. Лишь издали посмотрели на его величие. Потом долго смеялись, что потомки Сусанина до сих пор прячут монастырь от поляков.
Москвички расстроились, узнав, что мы так и не попали в монастырь. Поэтому, когда теплоход остановился в Плёсе, они буквально за руку нас повели к древней деревянной церкви 12 столетия. Мне тогда показалось, что мы очень долго карабкались на горку, где эта церковь жила. И сразу же, ощутили исходящее от нее тепло. Осиновые доски светились серебряным светом, отражая солнечные лучи. Было впечатление, что она дышит. Я была поражена увиденным. Подружки-москвички улыбались. А я все прикладывала свою ладонь к серебристым доскам и не могла поверить, что такое бывает! Вот почему Левитан писал свою картину «Над вечным покоем»!..
Папа по приезду домой стал заниматься благотворительностью. К нему многие обращались за помощью. Но папа никогда не отказывал православным, имея в виду, что католикам помогает Польша отстраивать храмы, а православным не помогает никто. Россия особо после развала Союза не вкладывалась в наши православные храмы. Да и вообще в истории русские очень странно себя вели по отношению к нашим древним храмам. Из-за специальной или случайной нерадивости (сегодня трудно судить) российских чинуш в 1889 обрушилась стена храма Борисоглебской церкви 12 века. Вину свалили на евреев, которые сплавляли по реке для торговли лес. Хотя я более чем уверена, что дело тут кроется в тайне надписей, сделанных на плинфе и мозаике, которые не пришлись по вкусу новой власти. По бумагам они написали, что не нашли денег на укрепление берега и реставрацию храма. Но зато в то же самое время русские нашли финансовые средства для возведения новых православных храмов в неорусском стиле: Соборную церковь Покрова Богородицы, и Владимирскую. А Каложа до сих пор хранит в себе некую тайну, в ней даже голосники вмурованы в стены. Тебе бы прикоснуться к этим камням!
Папа выделял деньги, материалы и людей, чтобы отстраивать и восстанавливать мужской Жировичский монастырь, Женский гродненский, а уж сколько средств уходило на содержание Владимирской церкви, то и говорить нечего! Когда рабочие перекладывали там полы, то нашли целый арсенал боеприпасов времен Отечественной немецкого схрона. Если бы рвануло, то мало бы никому не показалось. Одна за другой машины увозили на полигон смертельную находку. Ну а на 19 января рабочие предприятия торжественно всегда открывали водный кран, чтобы святая вода поступала в храм из заводских труб. Храм по иронии судьбы стена к стене примыкает к территории предприятия. Священники по праздникам приходили к папе в кабинет и распевали ему «Многае лета».
Однажды, когда по халатности рабочих, перекрывающих кровлю одного из цехов, загорелся битум, и пламя охватило большую площадь крыши, священники все высыпали на улицу и, глядя на это светопредставление, стали хором читать молитвы. Если бы загорелся цех – горел бы и храм! Но пожарные быстро потушили пламя. И все успокоились.
Иконы дома у нас все подаренными оказались. Как и Библия, и Молитвословы. Настоятели храмов писали папе поздравительные открытки ко всем праздникам пока он работал, ну а как папа ушел на
