Пятьдесят поцелуев... ремешка

Авторский рисунок








    Ремень!.. Отец любил меня сильнее всех на свете, но если мне случалось нашалить, он назначал мне сразу два строгих домашних наказания: стояние в углу и порку ремешком… по голой попке. Взяв меня за руку, он уводил меня к себе, а двери запирал на ключ, и если кто-то слышал доносившиеся из-за двери отрывистые звуки, то это были только хлесткие удары ремешка и никакого крика. Хотя порой бывало очень даже больно.
Не дожидаясь приглашения, я быстро поднимала свой подол и приспускала панталончики пониже, оголяя кругленькие ягодички (мои любимые!). Укладывалась к папе на колени и замирала… в ожидании первого горячего удара.
И вот сегодня снова мне «повезло»!
– Давай-ка, Нелли, проучу тебя по голой… – пояском, – сказал отец и приступил к серьезному семейно-воспитательному разговору.
– Ай!
Я, кажется, сказала, что обычно не кричу?.. Значит, я снова солгала! За это дело я как раз и получаю.
Первые удары длинного, узенького кожаного ремешка (отец купил его специально для меня, вернее для моей задиристой и непослушной попки!) с непривычки показались  особенно болючими. Но это – первая ступенька к сокровенному! В то время, как я получала жгучие, жалящие поцелуйчики ниже спины, мое разгоряченное воображение в самых ярких красках рисовало мне смелые картинки. Я никогда и никому их не показывала. Хех, да и не покажу, хотя художница из меня отменная. Я представляла, что красивый, – обязательно темноволосый с большими темными и выразительными, умными глазами! – мужчина с крепкими округлостями (там, где надо!) спустив штаны, послушно укладывается мне на колени… и выгибается, отчаянно желая одного – ремня! Сперва – ремня!.. И я хлещу его так крепко, как он просит, шаловливо зажимая между бедер его растущее от возбуждения… хм… гм... вот, вспомнила, как это прилично называют в обществе  – «достоинство»!
Ну, а пока что хлесткий ремешок еще гуляет по моей во всем виновной попке! Но я терплю. Не из упрямства, а лишь потому, что слишком увлечена своей фантазией! – и что-то сладостное, жаркое, вибрирующее неописуемо приятно щекочет между ног:
– Ах!
Шлепающие удары ремешка слышны через открытое окошко. Мне кажется, вся улица прислушивается, когда меня наказывают, сосредоточенно считая звонкие стежки  и аккуратно отмечая их рядом с датой в розовых блокнотиках. И всем без лишних слов понятно, что секут меня по голой попе! Но я всегда послушно подставляю голенькую попку, как бы сурово папочка меня не драл. Очень надеюсь, что никто не догадался, в чем причина такого неоправданного послушания! Просто на самом деле, мне чертовски нравится, когда меня стегают, поучая! Можно, совсем без поучений – только отвлекают от сути дела.
– Прогнись! – Отец передвигает мою попку выше, и я сползаю чуть ли не до пола с его колен, с опаской заглядывая под кровать. Мне в детстве говорили, что там всегда сидят какие-то бабайки, которые следят за поведением распоясавшихся ребят. Ну, что ж, распоясался – давай штаны спускай!
– Так, выше попу и не хнычь!
Я подчиняюсь, в приступе судорожной дрожи продолжая изо всех сил мечтать о демонически обаятельном мужчине с горящими глазами и упругой непослушной попкой, непременно голой, отданном в полное мое распоряжение. Да, кстати, надо бы придумать ему имя? Как же его зовут?.. Ага, придумала: Суини! Что далеко ходить: иначе даже бить, ой, – быть не может. Правда, пока ему еще всего пятнадцать, как и мне, но время лечит: скоро мы непременно вырастем и, может, даже немножко поумнеем. Хи-хик, по крайней мере, он!
Несколько поучительных стежков по голым ляжкам, и папа неожиданно мягко поглаживает мои раскрасневшиеся половинки.
– Все! Первое наказание окончено. Вставай!
Так быстро?! Я разочарованно, дрожащими от возбуждения руками подтягиваю панталоны к пояснице.
– Я, кажется, не разрешал вам одевать штанишки, юная леди! – как можно строже говорит отец. – Немедля становитесь в угол. Да, и держите свой подол повыше! Подумайте о вашем недостойном поведении часок. Увижу, что не слушаешься – снова всыплю! – слегка «смягчается» он наконец, устало пересаживаясь в кресло.
Ремень сейчас лежит на стуле, свернутый клубочком, точно змейка. Иногда, за особо весомые достижения и заслуги, мне добавляют еще десяток – на  закуску, чтобы урок заполнился получше. «Повторение – мать мучения!» – смеется отец, от души угощая меня «сладеньким». Эх, знал бы он, как на самом деле это сладко! Только безумно мало, хотя и чувствуется раза в два больнее, чем в начале порки.
Я стою, уткнувшись носом в угол, искоса поглядывая на ремень. Добавят или нет? Я точно заслужила: я старалась!
Но ровно через час отец похлопывает меня по остывшей попке и отпускает с миром:
– Иди-ка, Нелл, к себе: довольно на сегодня… Ну, ты хоть поумнела? – с надеждой спрашивает он.
– Нет, папочка! – честно признаюсь я, подтягивая панталончики.
Отец со вздохом отпирает дверь, и я проворно выбегаю в коридор.
Пробравшись в свою комнату, я запираю двери, сдергиваю панталоны, укладываюсь поудобнее кверху попой и начинаю «трезво» рассуждать на самые возвышенные темы.
По моему, ни с кем не согласованному, мнению: попка – второе лицо мужчины.  Стыдно признаться, но у некоторых лицо – вторая попа! А такой красивой и задорной попки, как у Суини Тодда, сына соседского цирюльника, мне не сыскать во всей Викторианской Англии! Оно и к лучшему: мне хватит и одной.
Ну, как-нибудь я доберусь до этого неугомонного, вертящегося места, и ты получишь столько, сколько я решу! Держись, Суини – хоть за ножки стула! Только сначала приспусти штанишки!..




    «Су-и-ни» аккуратно вывела я на листочке ровно десять раз, а над последним словом пририсовала крупную ромашку. Он всегда был противненьким, непослушным мальчишкой. И именно таким притягивал, как намагниченная бритва! Напрасно он изо всех сил старался выглядеть серьезным и не в меру деловым. Свой свояка видит издалека, а у меня-то зрение острее бритвы. И все равно, Суини – настоящий джентльмен…. удачи! А я – кудрявая, огненно-рыжая, красивая и своевольная, с лицом, по форме похожем на большое сердце, дружески открытое всем, кто смотрит на меня. Неряшливо, – зато оригинально! – наряженная кукла с румяными фарфоровыми щечками. Высунув язычок, я постаралась как следует, и рядом с нежной, хоть и однозвучной, лирикой скоро появилась иллюстрация, точь-в-точь похожая на меня. Стой, подожди, а где портрет Суини?..
– Нелл, что ты делаешь? Это же была твоя тетрадка! – раздался позади меня знакомый голос. Узнав эти насмешливые интонации, я просто обомлела, но тут же аккуратненько отрезала:
– Вот именно – «была»! Теперь – это дневник. Иди отсюда!
– Сама иди оттуда! – обиженно бросил мне Суини, дерзко вскидывая свой мальчишески точеный подбородок.
Усевшись на скамейку чуть поодаль от меня, он вытащил вдруг из портфеля большое яблоко:
– Хочешь? – подмигнул он хитро.
– Давай, – с готовностью отозвалась я.
– Не дам, я просто знать хотел: голодная ты или нет! – Суини откусил порядочный «кусочек» и улыбнулся.
Какой же он красивый!
– Фу, непослушная маленькая попка! – выпалила я и тут же с досадой прикрыла рот рукой. Ну почему я вечно веду себя, как глупая девчонка, когда в моей отчаянной, горячей голове уже давным-давно полно совсем недетских мыслей?!
Суини подарил мне еще одну вполне заслуженную дерзкую усмешку и отвернулся, дожевывая яблочко. Но не ушел. Тогда я сдуру совершила еще один причудливый поступок в своем духе. Придвинувшись к нему поближе сзади, я, не скрывая любопытства, вдруг спросила его в лоб:
– Скажи, а папа дома тебя еще наказывает… ремешком?
– Конечно. Но не ремешком, а тростью, – последовал ответ.
– А много достается? – не отставала я, почувствовав что «мистер Ти» уже короче дышит и даже перестал моргать.
– Самое большее – раз десять.
– Что?! – разочарованно выдохнула я. – Так мало?
– Не мало! – одернул меня Суини. – Ты просто трости никогда не пробовала. Три дня сидеть не сможешь: места живого не останется!
– Да прямо, у меня на попке уже к утру следов не остается, – доверительно призналась я и даже не покраснела.
– То – у тебя! – прищурившись, ответил мне через плечо Суини.
– Когда тебя в последний раз пороли? – спросила я то ли мечтательно, то ли игриво и нежно дернула его за ушко.
– Вчера, – угрюмо отозвался он.
От неожиданной идеи, промелькнувшей у меня в мозгу, я на секунду аж оторопела. И вдруг без всякого стеснения попросила:
– Покажи!..
Он с изумлением уставился на меня, а я, похлопав глазками, замерла от нетерпения.
На заднем школьном дворике мы были совсем одни. Но, если честно, мне сейчас было глубоко плевать, увидит кто-то наши «игры» или нет.
– Боишься? – подколола я Суини на всякий случай: вдруг откажется?
– Чего? – последовал риторический вопрос. Тодд нехотя поднялся и повернулся ко мне спиной, расстегивая пояс. Потом немного приспустил штаны (совсем немножко!) и приподнял рубашку. Едва лишь я успела заметить длинную красную с синеватым полосу, самую верхнюю из десяти горячих, он снова аккуратно все заправил и, слегка поморщившись, присел. Я чуть не плакала (конечно, от обиды!): он даже ягодицы не дал мне рассмотреть! Так, только самое начало изящной извилинки… Это не честно!
– Ты же сказал: «три дня сидеть не сможешь»? – спросила я, переводя дыханье.
– Не я, а ты не сможешь, – нахмурившись, уточнил Суини.
Тут громогласно прозвонил звонок, и мы, схватив портфели, бегом заторопились в класс. Ну почему нам постоянно кто-то или что-то мешает поговорить о важном деле?..

– Лондон — крупнейший город и столица Великобритании — насчитывает, по меньшей мере, 1820 лет непростой истории. Он был основан, как гласит легенда, Брутом Троянским и назван Troia Nova. Однако это старое предание не подтверждается археологическими раскопками, и потому считается, что Лондон основали римляне в сорок третьем году нашей эры… – Мистер Томсон, учитель истории, показал нам на карте какую-то мелкую круглую точку и на этом успокоился, явно считая, что исполнил свой профессиональный долг.
Да, так я и поверила! Рассказывает, будто только что придумал – бред какой-то. Век в Лондоне живешь, и вдруг оказывается, что это – Рим. Я с любопытством заглянула в тетрадь Суини, с которым уже месяц сидела за одной партой. Боже, он эту чушь еще и записал!
Я вынула свою тетрадку и снова раскрыла ее на самом интересном месте. Какая все-таки милая картинка получилась! А сейчас мы добавим то, что перед уроком собирались… Я старательно вывожу на бумаге классически четкий, аккуратненький профиль. Слегка надломленная бровь, ресницы, темная бусинка глаза… изогнутая линия, вот так, немного вниз, чуть-чуть закрасим… главное не испортить – ротик!
Воспользовавшись тем, что мистер Томсон отвернулся, я с осторожно толкаю Тодда локтем и шепчу ему:
– Смотри…
Суини отрывается от глупого и бестолкового занятия и с интересом принимает на