Фить! Фить!» ускакал на второй в гущу народа. Свадьба грозила сорваться в стихию. Баянист, словно бес, жал на клавиши, внутри буквы «п» вполне могли затоптать, а равнодушные к танцам зрители притопывали ногами и пели: «Ой, бида! Ой, бида, бида, бида! А я ба… А я баба молода!» Все ускорялось, мелькало, кружилось. «Дурдом…» - прошептал я, оглядываясь, потом тоже поднял вверх одну ногу и с пронзительным «Фить! Фить! Фить!» включился в общий шабаш.
«Ой, бида! Ой бида, бида, бида! - вот оно, дикое буйство стихии. – А я ба… А я баба молода!» Нет, казалось, той силы, что сможет это остановить. Но!
Задрожали финальным аккордом колонки, баянист еще раз назвал себя бабой… И стихло.
- Дорогие гости, прошу к столу, - гнусаво сообщили динамики.
Народ отдышался, одобрительно загудел и стал чинно рассаживаться по скамейкам.
- Ну, ты хват, - тронули меня сзади за локоть. Председатель вытирал платком лоб, приобретая вид человека, наделенного определенной ответственностью. – Так что там насчет гвоздей? – спросил он, увлекая к столу.
«Какие гвозди?..» – не сразу понял я, о чем речь, потом спохватился и выпалил:
- У-меня-машина-гвоздей-под-забором!
- Маши-ина? - лицо председателя вытянулось, отразило работу мысли, после чего он повертел головой, изображая досаду. – Что ж ты раньше молчал?
Тут мне стоило бы обидеться, но председатель энергично направился к микрофону.
Это была самая короткая речь, что я слышал от руководящих работников.
- Дорогие односельчане, - обратился он к притихшим за столом чесноковцам. – Сегодня у нас – двойной праздник.
Возникла пауза, в течение которой «односельчане» переглянулись, а председатель хитро ухмыльнулся в усы.
- Во-первых – родилась молодая семья, - продолжил он речь. – И я хочу сказать молодым - совет да любовь!
- А «Горько»? – поинтересовались из-за стола.
- Это – после, - строго прервал председатель. Потом подмигнул и добавил:
- Мы еще выпьем по этому поводу.
- Во-вторых, - продолжил он, дождавшись той точки накала интриги, что стало слышно мух, проносящихся над столами на «бреющем», - в «Сельмаг» приехали гвозди.
Мухи так и остались единственным источником звука. Потом какой-то человек спросил осторожно:
- А они что, сами приехали?
- Вот!!! – ухнуло из динамиков так, что «зафонил» микрофон. – Правильно рассуждает товарищ! Гвозди к нам сами не ездят, а прибыли вместе с водителем и машиной. Которую срочно требуется разгрузить.
Наступило молчание, председатель внимательно оглядел односельчан.
Наверное, только на свадьбе встретишь людей, с таким энтузиазмом рвущихся грузить гвозди. За столом поредело, «контингент» с прибаутками осваивал кузов. Председатель с Семеновной занял место в кабине. Оглянувшись на рассевшихся в кузове добровольцев, он махнул ладонью вперед и бодро скомандовал: «Погоняй». Тут произошло непонятное.
- Ой, чый то кинь стойить, - прозвучал сзади голос – высокий и чистый. - Та сыва грывонька.
Тишина, равная вдоху. И подхватили:
- Сподобалась мэни, сподобалась мэни тая дивчынонька.
Машина медленно тронулась с места, я украдкой взглянул на своих пассажиров.
Две строчки… А как изменились их лица. Не было. Ни деловитого председателя… Ни Семеновны. Красивая женщина, чуть улыбаясь, смотрела вперед, да человек с задумчивым лицом сидел рядом. Как это делается?..
* * *
Я испробовал все, чтобы ускорить отъезд. Хватался за ящики, путался под ногами… Председатель тем временем, словно фокусник, двигал руками, втолковывая о какой-то короткой дороге.
- Тут срежешь – выйдешь на перекресток, - соорудил он из рук букву «х». – Возьмешь вправо – упрешься в дорогу, - из «х» стала «т». – По ней – налево и прямо, прямо… Но гляди! – лицо вдруг стало серьезным, у меня тревожно заныло под ложечкой. – Никуда не сворачивай.
«Такими руками, - подумал я, - и до Москвы маршрут проложить можно. Вот только доехать…» В голове все смешалось, всплыло лицо завгара, вагон, старушка-покойница… Я понял, что нужно немедленно уезжать.
Было бы странным после таких объяснений добраться до трассы.
«Приехали…» - говорила моя фигура, дополненная свисающей из руки тряпкой. Доходившая до подножек вода успокаивалась, чего я не мог сказать о себе, стоя на бампере перед открытым капотом и взирая на основательно намокшие свечи.
«ГАЗон» капитально «сел в лужу». Вздымая волну, машина дотянула до середины, потом мотор фыркнул два раза, дал сбой и заглох.
До слуха дошли слабые звуки идущих по трассе машин. Солнце беззвучно опустилось за сосны и скрылось, позволив земле остывать после жаркого дня.
Присев на крыло, я стал смотреть на сбегавший к дороге холм – почти лысый, с тремя старыми соснами на вершине. Есть что-то в этих возвышенностях. С их высоты хорошо окинуть взглядом окрестность, задуматься и задать себе неожиданно-философский вопрос. «Что наша жизнь?..» - например. С решением можно не торопиться, но лицо должно «соответствовать».
В памяти снова некстати всплыло лицо завгара, «Фить! Фить!» председателя, свадьба… Я хохотнул, спугнул наблюдавшую за мной белку, потом услышал требовательное урчание голодной утробы и вспомнил о пирожках, которые сунули мне в дорогу на свадьбе.
«С капустой», - угадал я по запаху. Пирожок дразнил совершенством. Кощунством было бы съесть такую красоту просто так.
- Занятная штука – жизнь! - известил я пространство подобием тоста.
Откусил пирожок и стал жевать, глядя на холм и слушая шум проходящих по трассе машин.
