Ом!

    «Влезла…» - вздохнула Игнатьевна, забравшись с кошелкой в маршрутку. «Место?..» - стало второй мыслью женщины, чей тренированный взгляд вцепился в сидение, по неизвестной причине оказавшееся пустым в лихой час «пик». Игнатьевне, несомненно, везло. 

    Субъект, дремлющий у окна, не попал в ее поле зрения, так как взгляд не желал отвлекаться на вещи, не сулящие немедленной выгоды.

    Протолкавшись в проходе, Игнатьевна обхватила руками кошелку, примерилась… Затем грузно осела на кресло.

    Сосед ожил. Повернулся и с каким-то отчаяньем вскрикнул: «Ом!..»

- Каво?! – привычно среагировала на опасность Игнатьевна.

    Визави побледнел, стушевался... И сник.

    «Каво?» являлось универсальным оружием женщины, добрую часть века отстоявшей за прилавком на рынке. Род занятий наложил отпечаток и на внешность Игнатьевны, так, что не ясно было, женщина перед тобой, тетка... или бабулька. Как только ни называли ее… За глаза, что также являлось заслугой «Каво?»

    «Сектант какой-то», - подумала про соседа Игнатьевна, крепче прижав руками кошелку. «Пропала рука», - с тоской подумал Семен Семенович, чувствуя, как стремительно немеет конечность, беспечно забытая им на соседнем сидении.

    Сектантом он не был, а был, напротив, научным работником, также добрую часть века отстоявшим за кульманом. Интеллигентность и мнительность были сущностью этого человека, вдобавок еще и застенчивого. «О, мать моя – женщина!» - хотел воскликнуть Семен Семенович. Но осекся. Вплотную столкнувшись с грубой реальностью.

    Выходка пассажира Игнатьевне не понравилась. Неведомой, иностранной угрозой пахнуло от «Ом!». Оглядев набитый под завязку салон, она осторожно скосила глаз в сторону подозрительного гражданина.

    Тот сидел напряженный, прямой, словно кол, и походил на монаха в принудительной медитации. Глаза пассажира казались шире, чем у нормального человека.

    «Полоснет по горлу – и не почешется, - сделала вывод Игнатьевна. – Наплодили придурков на свою голову». Мысль Семена Семеновича тоже бродила в сферах, далеких от радости. Рука под бабулькой ныла. «Значит – не отнялась, - слабо успокоил себя Семен Семенович. – Неужто не чует тетка, что бухнулась на чужое? Наплодили на свою голову… толстокожих».

    Но время, отведенное этикетом, ушло. Ловушка захлопнулась, и рассчитывать приходилось только на чудо.

- Куда ты лезешь?! – разразился вдруг визгливым фальцетом водитель, раздраженно вжав тормоза. – Как куры, ей Богу!

    Кошелка полезла вперед, женщина охнула и подалась, ловя свое кровное. «Пора!» - мелькнуло в мозгу Семена Семеновича.

    Он потянул… Но случилась нелепость.

    Водитель «дал по газам». Игнатьевну швырнуло на спинку, внизу звонко хрустнули пальцы Семена Семеновича.

    «Черт!!!» - возопил про себя научный работник.

- Ты ж людей везешь! – согласилась Игнатьевна, встревожившись за кошелку.

    И встревожилась куда больше, уловив под собой странное шевеление.

    Семен Семенович пробовал пальцы. Четыре из них на проверку отозвались положительно, что давало ему крепкий шанс вернуться домой не  совсем еще инвалидом.

    Игнатьевна настороженно замерла, опять скосив взгляд к странному пассажиру.

    Семен Семенович улыбался. Ему в голову пришла одна мысль…

    «Так вот вы какие… - иначе истолковала веселье соседа Игнатьевна. - Я таких ушлых и на базаре не видела».

    Внизу стихло. Игнатьевна перекрестилась и стала гадать, удастся ли доехать живой до конечной…

    «Тетка тем местом просто не чувствует, - торжествовал в это время Семен Семенович. – Уронили, должно быть, женщину в детстве». Метод, избранный им для освобождения, был прост и одновременно – гениален.

    Энергично поскребывая по сидению, он усердно, но и без шума, тянул к себе плененную руку. Лицо выражало при этом полную отрешенность от ситуации.

    Когда домогания вышли за рамки, Игнатьевна поняла, что - конец. Но жизнь решила продать… очень дорого.

- Пожар!!! – крикнула она неожиданно. Потом приложила кошелкой Семена Семеновича и пружинисто рванула на выход.

- Спокойно, бабушка! – вырос перед ней человек в черной майке. – Граждане, сохраняйте спокойствие, - известил он салон хорошо поставленным голосом. – Эвакуироваться будем цивилизованно. Через аварийный выход.

    С этим детина подтянулся на поручнях и врезал ногами по верхнему люку. Имелась там соответствующая надпись.

    Люк не поддался.

- Вы что ж творите?! Сволочи! – не согласился с такой постановкой вопроса водитель.

    Не получив результата, молодой человек снова призвал всех к спокойствию, с возмутительной ловкостью развернулся...  И въехал ногой в окошко. Также помеченное клеймом "Аварийный выход".

    Стекло ожидаемо брызнуло треугольниками и квадратами. Нога спасателя застряла в проломе, салон немедленно охватила паника.

    "Перестаралась..." - оценила обстановку Игнатьевна. Присела в проходе и, зажав уши, исторгла леденящее: «И-и-и!!!» Натурально изобразив отчаяние и затурканность.

    Звук вышел противным. Но пробудил Семена Семеновича.

    Покинув реальность после удара, он вернулся в сознание, обвел грустным взглядом творящуюся вакханалию, после чего изменился в лице, загоготал, как оперный Мефистофель и со странной ухмылкой двинул локтем в окошко.

    «Ом-м!..» - застонал он от боли. На сей раз это было урезанным: «О, мама, мама!» Окно, к чести импортных производителей, устояло.

- Еще кто-нибудь!!! – пресек безобразия страшный голос водителя. - Даже пальцем!!! 

    Повисла жуткая тишина.

    Живое замерло, обратив взгляды к предмету, жезлом власти торчащему из крепкого кулака работника транспорта. Нигде монтировка не выглядит так органично, как в руке у профессионала.

    Смысл сказанного дошел до всех одновременно.

                                                                                     *      *      *

    Много чего повидал на веку врач «Скорой» Петрович. И относился ко всему с буддистским спокойствием. Но эта картина его удивила.

    У маршрутки травил анекдоты народ, как рабочие после смены, рядом щелкал семечки молодой человек с забинтованной нижней конечностью, а у бордюра, примяв задом клетчатую кошелку, сидела дородная тетка. Лицо ее было бледным, и человек  худосочного вида обмахивал женщину номером «Науки и жизни».

- Ну? – присел рядом с теткой Петрович. Рука привычно нащупала пульс. - Ом мани падме хум, так сказать, -  он обожал восточную мудрость и эффектные выражения.

- Каво? – слабо спросила Игнатьевна.

- Хорошо, говорю – то, что кончается, - по-своему перевел мантру Петрович, профессионально сопровождая взглядом секундную стрелку.