чудесного храма, я не могу отказать себе в удовольствии прочитать одно из моих любимых стихотворений. Это совсем не по плану экскурсии, а для души.
Он немного выставил вперед правую ногу и начал тихо:
Говорят, Беатриче была горожанка,
Некрасивая, толстая, злая.
Но упала любовь на сурового Данта,
Как на камень серьга золотая.
Он ее подобрал. И рассматривал долго,
И смотрел, и держал на ладони.
И забрал навсегда. И запел от восторга
О своей некрасивой мадонне.
А она, несмотря на свою неученость,
Вдруг расслышала в кухонном гаме
Тайный зов. И узнала свою обреченность.
И надела набор с жемчугами.
И, свою обреченность почувствовав скромно,
Хорошела, худела, бледнела,
Обрела розоватую матовость, словно
Мертвый жемчуг близ теплого тела.
Он же издали сетовал на безответность
И не знал, озаренный веками,
Каково было ей, обреченной на вечность,
Спорить в лавочках с зеленщиками.
В шумном доме орали драчливые дети,
Слуги бегали, хлопали двери.
Но они были двое. Не нужен был третий
Этой женщине и Алигьери.
Последние слова он произнес дрогнувшим голосом. Вновь исчез забавный домовенок Кузя и выглянул пожилой, очень уставший, ранимый, и, скорее всего, одинокий человек.
Слушателей было немало – двадцать шесть экскурсантов, бело-синие своды пустого собора, продавщица в церковной лавке и зеленоватая звезда, светившая в окно храма.
- Это счастье, - тихо сказала подруга.
- Да, - подтвердила я. – Это счастье сейчас.
- Чьи это стихи? - услышала я за спиной, когда мы садились в автобус, и уже хотела было ответить «Самойлова», но вдруг меня остановил чей-то восторженный голос:
- Спасибо Вам, спасибо – давешняя пожилая экскурсантка трясла руку старичка. – А то вот так сидишь: дом-работа, ничего кроме этого не видишь, даже на Невском не помню когда уже была, и жизнь мимо тебя идет. Опомнишься – вроде, как жил, а вроде, как и нет.
- Спасибо Вам – очень тихо ответил он. И вдруг снова включил Кузю:
- Так вот и я о том же! Красота спасет мир, как верно заметил наш классик – певец белых ночей. И кто же это? – он обернулся к нам.
- Достоевский! – хором ответил автобус.
- Молодцы! – одобрительно воскликнул экскурсовод. – Вперед, о, друзья мои! Сейчас проедем мимо Александровского сада, где так «светла Адмиралтейская игла»(2). Кстати, не забудем поблагодарить нашего замечательного водителя, - он всегда так терпеливо ждет меня, когда я останавливаюсь в любимых местах.
Ночной автобус катил мягко, чуть поскрипывая. Экскурсия шла по плану. Старичок так же ахал, всплескивал руками, картинно потуплял глаза, подпирал седую голову и больше ни на минуту не выходил из образа домовенка Кузи. Даже в конце путешествия, он распрощался с нами по-старинному церемонно:
- Экскурсия наша близится к завершению, друзья мои! Будьте здоровы и благополучны, и никогда не забывайте о том, что в мире всегда есть место счастью.
И, чуть помедлив, добавил:
- Надо только помнить о том, что оно почти рядом.
Он вышел из автобуса и вскоре растворился в ночи. Разошлись и мы. Зеленоватая петербургская звезда приветливо мигала над нами. Невский был ярко освещен и украшен к празднику.
- Счастье? - спросила я подругу, толкнув дверь хостела.
- Конечно!- ответила она твердо.
Ну, а что же еще?! Конечно же, это и было настоящим счастьем!
1. Строчка из стихотворения И.Бродского "Рождественский романс"
2. А.С.Пушкин "Медный всадник"
Я так оцениваю удавшиеся автору произведения: если читатель видит написанное - значит удалось.
Не видит - не удалось.
Этот очерк я читал и ВИДЕЛ!
Увидел и "очепятку". Надо: сражение при Гангуте.
С улыбкой,
Готфрид.