Природа на детях… не отдыхает.

1. Ахилло Паганини – сын великого скрипача и композитора Николло Паганини. Ахилло родился в 1825 году.  Стал кавалером ордена святого Георгия, маркизом, примерным семьянином, отцом трех детей. И всю жизнь питал благоговейную преданность памяти отца. Благодаря именно его стараниям, прах великого музыканта был предан земле. Правда, это случилось спустя 56(!) лет после смерти Николло Паганини. Католическая церковь, хоть и сделала его кавалером ордена Золотой шпоры (кроме Паганини, этой награды были удостоены только Моцарт и Глюк), однако и при жизни, и после смерти обвиняла скрипача в ереси и связи с дьяволом. Именно поэтому епископ Ниццы после смерти Паганини запретил церковное захоронение его останков. Погребение отца стало делом всей жизни сына. Ценой неимоверных усилий он, а затем его сын Аттиле добились отмены страшного указа епископа Ниццы и горемычнейший прах наконец-то был предан земле.  Современники писали, что Ахилло даже на смертном одре слезно просил  детей, чтобы не прекращали стараний о погребении деда. Ахилло очень любил отца, и, надо сказать, что и Паганини боготворил единственного сына.

2. Лев Гумилев (1912-1992). В представлениях особо не нуждается. Сын Николая Гумилева и Анны Ахматовой. Выдающийся историк, археолог, востоковед, этногеограф, тюрколог, доктор исторических наук, разработавший собственную оригинальную теорию пассионарности этногенеза. Большую часть своей жизни провел в лагерях. Как сам  иронично высказывался: «Первую половину жизни сидел за папу, вторую – за маму». 

Отношения с великой матерью были сложными. Под конец жизни Ахматовой они вообще не общались. Сын считал, что она при ее возможностях прилагает недостаточно усилий для его освобождения, или хотя бы облегчения участи. Ее знаменитой поэмы «Реквием» не принял, говорил, примерно следующее: «Для тебя было бы даже лучше, если бы я умер в лагере». Точный смысл этих слов заключался в том, что так было бы лучше для поэта, а не для матери. Лев Николаевич противопоставлял поступки матери и поступки поэта. «Реквием» он называл памятником самолюбованию: «Реквием пишут в память умерших, но я-то остался жив. В чём дело, я понимаю. Мама, как натура поэтическая, страшно ленива и эгоистична, несмотря на транжирство. Ей лень думать о неприятных вещах и о том, что надо сделать какое-то усилие. Она очень бережёт себя и не желает расстраиваться. Поэтому она так инертна во всём, что касается меня. Но это фатально, так как ни один нормальный человек не в состоянии поверить, что матери наплевать на гибель сына. А для неё моя гибель будет поводом для надгробного стихотворения о том, какая она бедная — сыночка потеряла, и только. Но совесть она хочет держать в покое, отсюда посылки, как объедки со стола для любимого мопса, и пустые письма, без ответов на заданные вопросы. Зачем она вводит в заблуждение себя и других: я великолепно понимаю, что посылки из её заработка, вернее, из тех денег, которые даёт ей Правительство. Не надо быть наивным — её бюджет рассчитан и я учтён при этом. Поэтому, если говорить о справедливости, то она должна присылать мне ½ заработка. Но теперь, действительно, мне не хочется питаться объедками с господского стола. Не кормить меня она должна, а обязана передо мной и Родиной добиться моей реабилитации — иначе она потакает вредительству, жертвой которого я оказался».

На похороны матери ехать поначалу отказывался: ««Не поеду. Она написала „Реквием“, она меня похоронила…Реквием по-русски значит панихида. Панихиду по живому человеку считается, согласно нашим древним обычаям, служить грешно, зачем же служить панихиду по человеку, которому можно позвонить по телефону».

Однако все же потом не только поехал,но и принял активное участие в организации похорон. И знаменитый памятник на могиле Ахматовой был установлен его стараниями.  Лев Гумилёв вместе со своими студентами построил памятник матери самостоятельно, собрав камни, где смог, и выложив стену, как символ стены тюрьмы «Крестов», под которой стояла его мать с передачами сыну…

3. Ариадна Эфрон (1912-1975) . Дочь Сргея Эфрона и Марины Цветаевой. Переводчица прозы и поэзии, мемуарист, искусствововед. Сотрудничала во французских журналах. Переводила на французский Маяковского и других советских поэтов, работала оформителем книг. Первой из семьи вернулась на родину. Дважды арестовывалась органами НКВД. Провела в лагерях в общей сложности 15 лет.Была реабилитирована в 1955 году за полным отсутствием состава преступления.О гибели родителей узнала не сразу. Подготовила к печати издания сочинений матери. Была хранительницей её архива, оставила воспоминания.

Аля… Старшая дочь Марины Цветаевой. Ее еще в детстве называли ребенком-уникумом. Достаточно прочесть хотя бы одно ее письмо к матери, письмо девятилетнего ребенка:

с 1922 годом!
Дорогая моя, старая Рысь!
С Новым, нашим Годом! Мне так жалко Старого, лежащего в дубовом гробе, где-нибудь в Аидском склепе Года. Хочется сделать наоборот: положить в склеп новорожденного, и сказать: «Старый — царствуй!» По-моему, выражение «встречать Новый Год», неправильно. Нужно: «Справлять тризну по Старому». Но все-таки с Новым Годом!
М! Не слишком уныло? Ах! Мне бы так хотелось, чтоб Вы дожили до 2000 года! Умереть вместе. С первым ударом колокола. Как-то так: под метель, под колокол, под пожелания… И еще хочется провести жизнь по-грешному: ад и рай не достоверность. Поверю в это лишь тогда, когда увижу. А пока не увидела, буду грешить. «Бог покровитель всех воров, и мой?»
А теперь Вам:
Желаю, чтоб все лапы соединились.
Желаю, чтоб все морды слились в одну большую.
Желаю, чтоб мы встретились одни.
Желаю, чтоб вольная была дана через 1 неделю.
Желаю, чтоб Лебединый Стан> показал всем, какой тут Лебедь!
Мне:
Желаю <рисунок детской лошадки> и <рисунок львиной морды>.
Нежно, по-львиному Вас целую.
Ваша Аля

Комментировать не буду. Скажу лишь, что тремя годами ранее шестилетняя Аля оставила дневниковые записи о поэтическом вечере Блока, где с мастерством литературного критика дала оценку манере декламации поэта.

Возможно, Марине Цветаевой с ее мятущейся, надмирной душой нужен был именно такой ребенок. Дитя, с душой взрослого человека. Кстати и сын Георгий – трепетно любимый Мур, прекрасно образованный, с острым «римским» умом  – был именно ЕЕ ребенком, ребенком ДЛЯ нее. Иных она не принимала, не любила. Аля и Мур – были ЕЕ детьми, были ей СО-Равными. Не случайно и дочь и сын обращаются к ней только по имени – Марина.  Средний ребенок – дочь Ирина –обыкновенное дитя – была нелюбима, отвергнута и обречена на гибель. Написано об этом так много, что повторять не хочется, дабы, даже невольно не впасть в грех осуждения…

Никто не знает, что было в ее сердце...

И Марина Цветаева недаром писала: Мной самой еще не понято, что дитя мое в земле"
И это: "Детоубийцей на суду - стою немилая, несмелая"
Но, как бы поточнее выразиться... Возможно, здесь так же как в письме Л.Гумилева о матери: "А для неё моя гибель будет поводом для надгробного стихотворения..."
Я ничего не хочу утверждать досконально, и не имею права даже на тень осуждения, и все же некоторые факты дают мне информацию к размышлению.
Иной раз творческие натуры жертвуют живой жизнью ради образа...
Ариадна Эфрон запретила прикасаться к дневникам и тетрадям матери до 2000 года. Такова была ее дочерняя воля.
Видимо, что-то предчувствовала Аля, так хорошо понимавшая мать при жизни, так стремившаяся ее понять, и просто - любившая мать.
И, когда после 2000 года дневники были обнародованы, то вызвали они весьма неоднозначную реакцию.
Более того, есть письма самой Али о смерти Ирины:(Письмо Али к матери поэта Волошина - Е.О.Волошиной)
Дорогая Пра, мы все ждем вестей, так хочется ехать. У нас умерла Ирина, она была очень странная девочка, мало понимала, потом ничего не говорила. Ей очень плохо жилось. Нам ее очень жаль, часто видим во сне.

А вот, что писала сама Цветаева в дневниках об Ирине. Цитирую по эссе Натальи Гвеселиани о Цветаевой:

Нелюбовь к дочери она и сама объясняет как непонимание, не-проникновение в ее сущность. И когда смерть Ирины открывает ей глаза на все произошедшее, она спустя время записывает: "Ирина! Если есть небо, ты на небе, пойми и прости меня, бывшую тебе дурной матерью, не сумевшую перебороть неприязнь к твоей темной непонятной сущности.- Зачем ты пришла? - Голодать - "Ай дуду"...ходить по кровати, трясти решетку, качаться, слушать окрики...

Странное-непонятное - таинственное существо, чуждое всем, никого не любившее - с такими прекрасными глазами! - в таком ужасном розовом платье!". И - в других местах: "И одна мысль - не мысль, а фраза, к<отор>ую я сама себе, растравляя, чуть ли не вслух, говорю:

- "Да уж если Ирина не захотела есть, значит уж смертная мука подошла".

" Ирина! Если ты была бы сейчас жива, я бы тебя кормила с утра до вечера - мы с Алей так мало едим! - Ирина, одно ты знаешь: что послала я тебя в приют не для того, чтобы избавиться, а п<отому> ч<то> пообещали рису и шоколада".

А вот главная запись: "... Аля - гений Души".


Гениальный ребенок в понимании Цветаевой - это практически ребенок-Душа.


По ее представлениям, Ирина была "бездушной", лишенной природного дара Души, из породы "неограниченного количества тел". Не способной попасть в такт с матерью -"голой душой".

В этом своем представлении Цветаева так утверждена, что без зазрения совести рассыпает там и сям по Записным книжкам раздражительно-саркастические замечания о том, что Ирина вечно голодна или того хуже - много, жадно ест. "Я помню, как представляла себе сон Ирины: она стоит одна, а с неба падают корки, такие большие и толстые, что она не может их разгрызть. Так как ей досадно, она злится".



Что мне добавить к этому?.. Не знаю... Просто размышляю...

4. Ирен Жолио-Кюри (1897-1956) Старшая дочь физиков Пьера Кюри и Марии  Склодовской Кюри – открывателей радия и полония.  Вместе с мужем Фредериком Жолио-Кюри работала над исследованием явления радиоактивности и так же как ее родители стала  лауреатом Нобелевской премии. Во вступительной речи от имени Шведской королевской академии наук К. В. Пальмайер напомнил Жолио-Кюри о том, как 24 года назад она присутствовала на подобной церемонии, когда Нобелевскую премию по химии получала её мать. «В сотрудничестве с вашим мужем, — сказал Пальмайер, — вы достойно продолжаете эту блестящую традицию».

Случай с семьей Кюри – вообще уникальный. В 1903 году супруги Пьер и Мария Кюри становятся лауреатами  Нобелевской премии по физике. В 1911 году, уже после смерти мужа, Мария Кюри вновь получает Нобелевскую премию уже по химии. Таким образом, Мария Кюри стала первой женщиной-нобелевский лауреатом и первым дважды нобелевским лауреатом в истории. В 1935 году лауреатами становятся уже дочь и зять Кюри. Младшая дочь Пьера и Марии –