Три дня из жизни императора Николая I

была затем обручена с князем Сергеем Безобразовым. Накануне свадьбы она призналась ему в своём грехе, и Безобразов, отличавшийся гордым и вспыльчивым нравом, порвал всяческие отношения с Хилковой, оставил Петербург и уехал воевать на Кавказ. Ходили слухи, что князь Сергей постригся потом в монахи на Афоне, а некоторые говорили, что построил себе скит в глухих муромских лесах, а иные утверждали, что он стал бродягой и живёт Христа ради. 
…Помимо фрейлин, Николай Павлович «дурачился», как он сам это называл, с выпускницами Смольного института и актрисами императорских театров. Настоятельницей Смольного института была Юлия Фёдоровна Адлерберг, – мать Владимира Адлерберга, друга детства Николая Павловича, – которая считала патриотическим долгом своих воспитанниц удовлетворять желания императора. Смотрителем театров был Александр Михайлович Гедеонов, искренне полагавший, что сцена служит лишь для показа прелестей хорошеньких актрис и танцовщиц, а театр это нечто вроде большого сераля. Не стесняясь своим возрастом и положением, Гедеонов долгое время сожительствовал с юной танцовщицей Еленой Андрияновой и почитал за честь рекомендовать подобных молоденьких служительниц Терпсихоры, Талии и Мельпомены императору – благодаря Гедеонову, он провёл немало приятных часов в обществе самых красивых актрис Петербурга.
Понятно, что Михаилу Бутурлину приходилось нелегко в обстановке жёсткого соперничества со стороны других желающих предоставить императору женщин для «дурачеств», но Бутурлин умел обойти всех. Он до тонкостей изучил любовные запросы Николая Павловича и как никто умел угодить ему, – последним крупным достижением Бутурлина было знакомство императора с премиленькой и простодушной Варварой Нелидовой. Она была похожа на итальянку, с тёмными волосами и чёрными глазами, правильными чертами лица, но, главное, имела роскошные плечи и тонкую талию, что особенно пленяло Николая Павловича в женщинах. Бутурлин познакомил императора с Нелидовой на маскараде, и она совершенно очаровала Николая Павловича непринуждёнными манерами и весёлым разговором; к тому же, так рассказывала анекдоты, что император хохотал до слёз. Скоро милая Варенька стала фрейлиной императрицы, и Николай Павлович мог встречаться со своей новой пассией в любое время, не оставляя, впрочем, без внимания иных прелестниц.
На грядущем маскараде Варенька не могла присутствовать ввиду того, что была на седьмом месяце беременности, поэтому Бутурлин решил порадовать императора очередной избранницей; о ней он теперь говорил Николаю Павловичу:
– Чудесное личико, свежее, румяное, эдакий розанчик! Фигура тоже очень хороша, стройная, соразмерная, никаких изъянов; плечи восхитительные, талию в рюмочку. Чем-то похожа на Варвару Нелидову, но моложе – ей едва минуло восемнадцать. Умом, правда, не отличается – как-то один кавалер спросил её, что она читает, а она ответила: «Розовенькую книжку, а моя сестра читает голубую».
– Ум для женщины скорее недостаток, чем достоинство, – сказал Николай Павлович. – Кто такая? Как зовут?
– Из знатного рода, княжна Щербатова, вы знаете её отца, – отвечал Бутурлин.
– Да, знаю, достойный человек, – кивнул Николай Павлович. – Он предупреждён?
– Он счастлив, что его дочь удостоилась внимания вашего величества, – поклонился Бутурлин.
– А сама она? – продолжал спрашивать Николай Павлович.
– Ждёт встречу с вами, – сказал Бутурлин.
Николай Павлович улыбнулся.
– Так как же её зовут? – спросил он.
– Ольгой, а домашние называют Олюшкой, – позволил себе улыбнуться и Бутурлин.
– Чудесно! – воскликнул Николай Павлович. – Мне нравится это имя: в нём есть мягкость, округлость и податливость, что и должно быть в женщине…Так, значит, сегодня, на маскараде?
– Да, ваше величество. Она будет в костюме селянки; в правой руке – букетик из высушенных колосков, – деловито сообщил Бутурлин. – Вы найдёте её возле пятой колоны от входа, где она станет вас дожидаться.
– Чудесно, чудесно, – повторил Николай Павлович, и вдруг напустив на себя суровый вид, бросил на Бутурлина свой тяжёлый взгляд: – Ты мне предан, Бутурлин? А Россию любишь?
Бутурлин вздрогнул и с трудом прохрипел:
– Ваше величество, всей душой!
Николай Павлович, не отрываясь, смотрел на него, затем сказал:
– Преданные люди нужны России; я подумываю о том, чтобы ввести тебя в Сенат. Справишься?
– Ваше величество! – Бутурлин всплеснул руками, на глазах его показались слёзы.
– Верю, справишься, – с лёгкой улыбкой сказал император. – Служи честно, и будет тебя благодарность Отечества и моя.
– Ваше величество!.. – Бутурлин всхлипнул и расплакался.
– Радоваться надо, а ты плачешь, – Николай Павлович подал ему свой носовой платок. – На-ка, вот, утрись.
***
В этот день Николай Павлович, как и обещал, обедал со своей семьёй: за столом сидели супруга императора Александра Фёдоровна, старший сын Александр со своей женой Марией Александровной и старшая дочь императора Мария Николаевна. Две другие дочери не вышли к обеду по причине недомогания, а младшие сыновья обедали отдельно.
Николай Павлович любил жену и детей: Александра Фёдоровна родила восьмерых, прежде чем врачи запретили ей рожать; она была слаба здоровьем, хрупка и как-то по-женски беззащитна, что вызывало трогательную нежность Николая Павловича. Перестав быть его женой в постели, Александра Фёдоровна оставалась близким другом императора – настолько близким, что он, не смущаясь, рассказывал ей о своих любовных похождениях. Не смущало его и присутствие старших детей: после того как Александр женился, а Мария вышла замуж, Николай Павлович считал их достаточно взрослыми, чтобы рассказывать при них всё. 
– Гуляю я по Дворцовой набережной, – говорил он за столом, – и вижу на мостике через Зимнюю канавку молодую, скромно одетую особу, а в руках она несёт большую нотную папку. Фигура у девушки хорошая, личико миловидное, да мало ли таких в Петербурге! Посмотрел я на неё и пошёл себе дальше, однако на следующий день вновь встречаю сию особу на том же месте. Кланяюсь ей, улыбаюсь, и она мне улыбается; после этого завёл разговор. Выяснилось, что она живёт с матерью, даёт уроки музыки, поскольку пенсии, оставшейся от отца, не хватает; из прислуги у них только кухарка, а живут они в небольшой квартире на Гороховой улице. Меня она приняла за простого офицера, и я не стал её разубеждать.
На другой день мы опять повстречались, после – ещё; в конце концов, она пригласила меня к себе домой – сказала, что хочет познакомить со своей матерью. Ладно, пусть так: вечером выхожу из дворца, воротник шинели поднял, чтобы не узнали, и иду на Гороховую улицу. Нахожу нужную квартиру, дёргаю звонок, дверь мне открывает кухарка в засаленном фартуке. «Барыня дома?» – спрашиваю. – «Нету», – отвечает. – «А барышня?» – «Тоже нету, но скоро будет» – «Так я зайду, подожду?» – «А нечего ждать. Сегодня нам не до простых гостей, потому что сам император в гости придёт!» – «Кто же сказал, что император сюда придёт?» – «Барышня сказала. У нас всё уже приготовлено! Так что уходите-ка вы подобру-поздорову!» – «Ну так передай своей барышне, что она дура» – хлопнул я дверью и ушёл!.. Ну как вам приключение? – расхохотался Николай Павлович.
Его смех подхватила только Мария Александровна. Она имела жизнерадостный характер, и весёлость не изменяла ей даже теперь, на четвёртом месяце беременности.
– О, это есть очень смешно! – сказала она с сильным немецким акцентом (Мария Александровна, так же как Александра Фёдоровна, была чистокровной немкой; свои русские имена они получили перед замужеством, перейдя в православие). – Вы, батюшка, всегда имеете за пазухой смешные истории.
– Так не принято говорить, – одёрнул её Александр. – «Батюшка» и «за пазухой» это простонародные выражения: не знаю, где вы такое услышали, но употреблять их в обществе неприлично.
– Да пусть себе! – махнул рукой Николай Павлович. – Твоя прабабка до конца жизни не выучилась правильному русскому языку, однако никто её тем не попрекал, потому что она была истинной русской царицей – Екатериной Великой!
– Однако моя жена не Екатерина Великая, – заметил Александр.
От этих слов Мария Александровна снова залилась смехом:
– О, нет, конечно! Я не есть Екатерина Великая, потому что тогда я была бы мать вашей бабушки, и мы не могли входить в брак!
Все за столом улыбнулись, за исключением Александра. Женившись на Максимилиане Вильгельмине Августе Софье Марии Гессен-Дармштадтской (таким было девичье имя Марии Александровны) по страстной любви и даже преодолев для этого сопротивление родителей, он вскоре охладел к своей жене. Александр был влюбчивым человеком: в юности он был влюблён во фрейлину Бородзину, после была связь с Марией Трубецкой, затем при посещении Англии он влюбился в королеву Викторию; вернувшись оттуда, он полюбил фрейлину Ольгу Калиновскую, потом принцессу Гессенскую, ставшую его женой, а после свадьбы снова возобновил отношения с Калиновской.
Николай Павлович, знавший об увлечениях сына, посмеивался про себя его влюбчивости и разговоры о собственных любовных похождениях вёл ещё и с целью преподать ему урок, чтобы Александр проще относился к связям на стороне. 
– Ты будешь сегодня на маскараде? – спросил Николай Павлович, обращаясь к нему.
– Не могу, у меня дежурство в полку, – ответил Александр.
– Отчего же ты обедаешь дома? – удивился Николай Павлович.
– Мне вечером в полк, подменить князя Шаховского. У него лихорадка: днём терпимо, а ближе к ночи конвульсии начинаются, – принялся объяснять Александр, не глядя на Николая Павловича.
– Надеюсь, это не опасно. Намедни видел Шаховского, он держится молодцом:  никогда бы не подумал, что ему так худо, – усмехнулся Николай Павлович. – Впрочем, это было днём.
– А я поеду на маскарад, – вмешалась Мария Николаевна. – У меня костюм Клеопатры готов.
– Костюм подходящий, но на маскарад тебе лучше бы не ездить, – сказал Николай Павлович.
– Это почему? – спросила Мария Николаевна, бросив на него острый взгляд. Она была похожа на отца и внешностью, и властным характером, и этим пронзительным взглядом, лишь ростом была гораздо ниже Николая Павловича.
– О тебе говорят бог знает что, домысливают то, чего никогда не было, и ты сама отчасти виновата в этом. Мужа своего почти что оставила, с кавалерами кокетничаешь, вино пьёшь сверх меры и сигары куришь, – недовольно проговорил Николай Павлович. – Сигары! Гадость какая! Я не люблю, когда мужчины курят, а уж когда дамы, это никуда не годится.
– Но Екатерина Великая тоже курила сигары, – заметила Мария Николаевна. –  Что касается моего мужа, вам известно, как я любила его. Я готова была уважать и почитать супруга своего, но вам также известно, что он оказался недостоин этого: карты и кутежи – вот и все его интересы! Ну и что мне делать, запереть себя в четырёх стенах?.. Как хотите, но на маскарад я поеду!
Николай Павлович насупился, однако до сих пор молчавшая Александра Фёдоровна сказала:
– Не понимаю, в кого ты такая вышла, Мэри. Мне немного требуется, чтобы быть довольной: раз я могу быть с моим мужем, мне не нужно ни празднеств, ни развлечений; я люблю жизнь тихую и