Цитра!... Цитра!... Цитра!..., - слышен звонкий детский голос, который словно кидает слова через высокий забор в соседский огород. Потом следует пауза, и в наступившей тишине через забор вместо слов летят комья земли. По ту сторону забора, куда летят слова – дразнилки вместе с комьями земли, стоит не какая- то там цитра или иное чудо – юдо, а всего лишь белокурая девчушка лет шести. Никто никогда не мог объяснить, откуда к девчушке прилипла эта кличка и что она означает, но кличка эта девчушке явно не нравилась. Если бы палящее сверху солнце могло разглядеть в подробностях эту сцену, оно увидело бы оттуда, сверху, невесомо – белый шар одуванчика, стебелек которого одет в девчоночье платье с прижатой к нему охапкой кукол. Но солнце слишком высоко для этого; оно видит целые материки, страны или, как сейчас, занято тем, что проливает тепло на весь Красноярский край с его селом Решеты, откуда и доносятся до светила эти крики. Солнце, конечно, всемогуще, но ему недоступны такие мелочи, как детские ссоры, поэтому оно не может их разглядеть со своей высоты во всех подробностях, хотя в оправдание свое оно могло бы сказать, что помнит всю эту историю и сейчас, несмотря на то, что случилась она давным- давно, в шестидесятые годы прошлого века.
Зато у этой истории есть еще один свидетель. Забор, разделяющий соседские огороды – он ведь не в небе, он тут, на Земле и давно успел привыкнуть к таким сценам, тем более, что, по причине его высоты, многие комья земли попадали в него, а не в тех, в кого летели.
Ни громкие крики, ни комья земли совсем не нравятся девчушке – одуванчику и она пытается ответить тем же в сторону соседского огорода, но ей это плохо удается. Левой ручонкой она прижимает целое семейство кукол, а правой рукой, наклоняясь, старается дотянуться до земли. Схватив, наконец, комок земли, она замахивается и из – за головы швыряет его через забор. Томка,… Томка… родила… ребенка…,- запыхавшись, пытается кричать она, но получается это откровенно слабо и не выглядит достойным ответом, тем более, что на концовку дразнилки вообще не хватило дыхания, и девчушка умолкла на половине фразы. Из – за забора опять полетели слова, но девчушка, словно признавая свое поражение в битве дразнилок и швырялок, поворачивается и уходит через огород к дому. Она уносит от забора своих кукол и обиду на подружку, лучше которой у нее нет. Обида жгучим луком выгоняет из глазенок слезки. И чего бы Томке так жадничать? Ведь с прошлого лета у Томки осталась целая куча красивых кружевных ленточек, которых хватило бы на армию кукол. А что на самом деле? На просьбу обшить кружевами новую куклу, мамкин подарок, Томка вместо кружев вдруг показала язык и ответила, что кружев у нее больше нет. Хоть Томка и старше, в школу ходит, но Верка ей никогда не уступает, с Веркой лучше дружить, чем ссориться, и если бы не куклы, то неизвестно кто первым убежал бы сейчас от забора.
Со своей охапкой кукол и с мокрыми глазами Верка вошла в дом и через кухню прошла в детскую спальню. Для Верки было привычным то, что мамка не обратила на нее внимания, как обычно, занятая своими ежедневными и ежеминутными делами. Непривычным было то, что на кухне работа кипела на этот раз не в две мамкины руки, а в четыре, и вторая пара рук принадлежала томкиной мамке, тете Маше, чего раньше мамка никогда не допускала, везде и во всем успевая в две руки. Но Верка не заметила ни суматохи на кухне, заполненной кастрюлями, кастрюльками, блюдами и чашками, ни жара от плиты, тоже заставленной кастрюлищами, под крышками которых кипело и булькало, наполняя кухню ароматами вкуснятины. Глаза Верки были полны слез, отгораживавших ее от реальностей жизни. Она только успела услышать, уже стоя за дверью спальни, слова тети Маши: Ну чудо же у тебя Верка – смотришь на нее – ни дать ни взять – одуванчик в платьишке.
После кухонной жары прохлада спальни показалась Верке приятной, но Верку порадовало и удивило не это, а тот факт, что в спальне оказалась не только прохлада, но еще и ее сестра Валька. Их разделяла разница в пять лет жизни, превратившая для Верки общение со старшей сестрой в недостижимую мечту. Дружила Валька с себе подобными, считавшими себя взрослыми, девицами и не уделяла внимания таким малявкам, как Верка. В отличие от кухонной суеты, присутствие сестры не осталось незамеченным. Вмиг были забыты слезы и обиды, жизнь выходила на новый виток. Одуванчик в платье подошел к своей кроватке и положил на нее кукол. Валька сидела на своей кровати, и кровать ее была, конечно, больше, чем у Верки. У нее все было больше: и обувь, и платья, и шапки, и варежки. Все это словно поджидало веркиной очереди, чтобы после Вальки перебраться на голову, плечи, руки – ноги Верки, которая не считала все это нарядами и упорно не хотела носить, особенно – платья, по непонятным причинам и с непонятным упорством рвавшиеся на ней в первый же день. Никакие мамкины наказания не могли изменить ситуацию. Сейчас, в полумраке, от закрытых штор, спальни Верка увидела, что сестра не просто сидит на своей кровати, а занята делом, которое заставило Верку забыть про все вопросы к ней и вообще обо всем. На кровати у Вальки лежала большая гора цветов, и сестра старательно собирала из них букет. Цветы были необыкновенные, таких Верка не видела за свою длинную дошкольную жизнь. Ярко – оранжевые бутоны на зеленом стебельке, украшенном узкими листочками.
Каждый раз при виде чего – то красивого Верка замирала, и ее маленькое сердечко замедляло свой стук, словно опасаясь спугнуть это красивое. В этот раз было то же самое. Затаив дыхание, она подошла к сестре и молча следила за ее движениями, не осмеливаясь нарушить тишину. Валька продолжала свое занятие, не обращая внимания на сестру, которая больше не могла терпеть: Валя, что это, - шепотом спросила она. Не видишь? – ответила Валька: Цветы это. Огоньками их называют или сибирской розой. Верка не подозревала, насколько сильно эти цветы были похожи на настоящие розы. Она осторожно взяла в руки один из них, не представляя, что такое розы и что такое шипы, Никаких шипов эти сказочно красивые цветы не имели; они были не такие гордые, как розы, а простые, сибирские, свои. В жизнь Верки еще не ворвались деньги и не превратились в мерило радости, эквивалент счастья. Она держала этот цветок и в нем воплотились для нее и радость, и счастье, и богатство, обладание которым превратит этот миг в памятную веху, что запомнится ей на всю жизнь и будет сверкать яркой картинкой в книге памяти независимо от ее воли.
Верка была в том возрасте, когда познают мир уже не ногами, не руками, не глазами: она познавала мир вопросами, сыпавшимися из нее как из рога изобилия.
- Валя, откуда это? – опять прошептала она, не отрывая глаз от цветка, -вопросы теснились в ее голове, обгоняя друг друга.
- Откуда? Из лесу, откуда же еще, - удостоила ее ответом Валька, что само по себе было редкостью. Верка совсем осмелела:
- Валь, а зачем это? Ты себе нарвала столько цветов?
- Ты что?! - почему – то возмутилась сестра. - Это подарок, я из лесу принесла. У мамки день рождения сегодня. Это ей подарок от меня, - закончила она с гордостью. Сердце у Верки сжалось. Она знала, что ей никогда не подарить мамке такие цветы. А ведь мамка купила куклу, привезла из какого-то Красноярска, и такой куклы не было даже у ее подружки Томки.
- Да, - продолжала Валька. - Сегодня будет много гостей, праздник будет, все будут мамку поздравлять и дарить ей подарки, - Валька уже заканчивала превращать охапку цветов в букет, а вместе с этим закончила и свою речь. - А ты малявка, и подарки дарить не умеешь, иди, гуляй, - полюбовавшись букетом, она поставила его в вазу.
Да, это был подарок! Букет словно освещал полумрак спальни своей красотой. Что там говорить – пятый класс- это не шутки, разве интересны Вальке ее вопросы? Верка вышла из прохлады спальни в кухонную жару и стояла, прислонившись к двери.
- Ты чего? – спросила ее мамка. - Есть будешь? - Через открытую дверь был виден в большой комнате длинный стол, празднично накрытый и напоминавший поле битвы, готовое сразиться с аппетитом армии гостей. Верка продолжала подпирать спиной дверь спальни, не собираясь уходить.
- Ну что? Так и будешь стоять? – мамка вышла из большой комнаты. - Иди тогда гуляй, скоро гости будут.
Верка упорно смотрела в пол:
- Мамка, дай мне денег, - мать от неожиданности забыла, зачем шла на кухню, споткнувшись об эту просьбу, в которой впервые услышала от дочери про деньги.
- Куда тебе деньги? Зачем? – удивилась она. И тут Верка не выдержала:
- Я подарок куплю тебе, на день рождения. Дай мне денег, - мамка засмеялась, а вместе с ней и Томкина мамка тоже. Мамка вынула из своей сумки кошелек:
- Ну, раз такое дело, то возьми, да не потеряй, - Верка протянула кверху ладошки, и мамка насыпала туда монет, ни одной из которых Верка не знала – какую силу они имеют и что на них можно купить. Но ей это и неважно было. У нее теперь были настоящие деньги! Она зажала их в кулачках и выскочила во двор, оттуда на улицу, а по улице – туда, в сторону магазина, где она не раз была с мамкой и видела, как можно все покупать за эти деньги. Сердечко ее радостно билось. Пусть сейчас Томка сидит дома одна, ей не до Томки.
Не успела она отойти подальше от дома, как вдруг увидела своего папку, идущего к дому. Он сегодня был должен приехать с лесозаготовок, где работал вальщиком. Верка никак не могла понять где, как и зачем папка ее валяет лес. Сейчас папка шел домой и тащил на спине какую – то тумбочку. Вся мебель у них в доме была сделана его руками и ни у кого в поселке такой мебели не было. Наверное, любовь к красивому передалась Верке от папки. Вот и тумбочку новую он не просто сделал, а выточил из дерева каждую деталь; словно деревянные узоры украшали всю тумбочку. Верка обрадовалась, как всегда, приезду отца и бросилась к нему. Когда она была совсем маленькой, то в каждый его приезд из леса она любила забираться к нему на колени, а забравшись, жаловалась ему: "А мамка меня бива, бива" - и показывала ручонкой те места, которые настигло мамкино наказание. Отец защищал Верку и сердито выговаривал своей жене за эти жалобы, но мать была непреклонна. Вместо оправданий сама шла в атаку на них с Веркой, в ярких красках описывая те события, когда ей приходилось вычерпывать сметану из валенка, вытаскивать котенка из кастрюли с компотом, выливать щи, засыпанные сахаром или отдирать от пола прибитые гвоздями тапочки. Все эти рассказы только веселили папку.
Заметив улепетывавшую от дома дочь, он поставил тумбочку на землю и присел на корточки. Верка услышала, как сидевшие у калитки бабки говорили: "Погляди, Степка какой нарядный, видать, подарок опять Шурке сделал. А сзади – то, на тумбочке, гляньте – надпись сделал: Любимой жене на юбилей. Вот везет же этой Шурке". Верка все это слышала, но мысли ее были о другом, и она затараторила:
- Папка, мне мамка деньги дала, я за подарком иду, в магазин! Я быстро схожу и вернусь, - в ответ папка весело рассмеялся и поцеловал дочь:
- Совсем ты большая стала, если мамка тебя отпустила. Только возвращайся побыстрей, ладно? - он погладил дочь по голове.
В магазин Верка вошла, запыхавшись, с монетами в потных кулачках. За
