Крымское наследство

сейчас, как грибы после дождя. И эта очень доходная фирма стыдливо прячет свое лицо за иконой. Вера – это нравственность, основанная на страхе, в то время как истинная нравственность – категория разума, и основана на чувстве справедливости. Поэтому вера ведет к фанатизму и деградации.
- Так вы не верите в бога?
- В этих мужчин с разными именами и разными биографи¬ями: Аллах, Саваоф, Иисус, Кришну, Зевс, и которым убеж¬дали и убеждают поклоняться, я не верю. Да и сама идея спасения выглядит как-то эго¬истично. Вымаливать для своей жалкой, подлой и мелкой ду-шонки вечный рай, к тому же незаслуженно, поскольку не¬возможно прожить без греха; жалко, низко и эгоистично. Есть ряд понятий, которые всеми людьми воспринимаются однозначно: отвага и страх, страдание и радость, зло и добро. И что же проповедует христианская церковь? Страдание и страх, угроза ада. А это как раз и есть зло. Более того, даже своим символом церковь избрала символ страдания – крест, распятие. Не радость, а страдание. И тупую веру вопреки разуму. И вот, чем ниже интел¬лект, тем больше веры. Вот скажите, - воодушевился Евге¬ний, - что существует такое, чем вы не устаете восторгать¬ся, любить всей душой, чья красота приводит в экстаз, чье могущество приводит в трепет одинаково и дикаря, и монарха, перед чем человек совершенно беспомощен и бесконечно мал?
- Природа.
- Да, все просто, Космос, природа. В природе не существует понятия: добра и зла, и поэтому ругать ее или поклоняться ей - одинаково глупо. Она бесстрастна. Но мы ее любим и поклоняемся ей, выражая свой восторг. Однако это не приносит дохо¬да в отличие от выдуманных богов. Поэтому они так живу¬чи. Космос бесконечен, а слово «ВЕЧНОСТЬ» отвергает саму возможность создания мира, поэтому все религии не более чем удачная выдумка.
Я тоже не верила в бога, но такие мысли никогда не прихо¬дили мне в голову и ни от кого ничего подобного я не слыша¬ла. Наверно, с ним можно было поспорить, но то, что у него есть собственные нестандарт¬ные убеждения, вызывало уважение к нему.
«Кто же он такой, чем зани¬мается?», - думала я. Спро¬сить прямо, я не решалась, тогда и мне пришлось бы все рассказать о себе, а в этом случае наше знакомство пре¬вратится в банальную любов¬ную интрижку. Кажется, и Ев¬гений, как-то незаметно, об¬ходил эту тему. Мне казалось, что он щадил меня, и решил не касаться ее, пока я сама эту тему не затрону. И я была благодарна ему за это. Мы немного посидели в рестора¬не и даже танцевали немного. Вернулись в Алушту уже после одиннадцати, и я подумала, что если он сделает попытку меня поцеловать, я не смогу ему отказать. Но попытки, увы, не было. У подъезда мы снова договорились встре¬титься завтра на пляже в два часа. Я чувствовала, что если вот так сейчас уйду, у нас останется на сердце какой-то неприятный осадок. И тогда я обняла его за шею и подста¬вила свои губы. Его поцелуй был неторопливый, долгий и приятный.

В десять часов утра впервые в этой квартире зазвонил теле¬фон. С удивлением я взяла трубку. Звонил Евгений. Он приглашал меня на пикник:
- В Ялте у меня есть один очень хороший знакомый, у него машина. Мы могли бы, например, подняться на Ай-Петри или еще куда-нибудь съездить.
- Так нам придется ехать в Ялту?
- Да нет же. Приятель, его зовут Миша, сидит у меня, а я звоню из автомата. Скажите, когда нам подъехать, я так по¬нял, что вы согласны.
- А что с собой брать?
- Ну, я думаю, немного не¬жности и побольше хорошего настроения, а ваше обаяние всегда с вами.
- А ваши комплименты очень милы, - в тон ему ответила я, - я буду готова через полча¬са.
                Миша оказался мужчиной лет пятидесяти, невысокого роста, коренастым, с добродушным лицом. Он осторожно пожал мою руку, которая утонула в его широкой ладони, и сооб¬щил, что сегодняшняя про¬грамма включает в себя, кроме прогулки, еще шашлыки и рас¬питие спиртных напитков. У Евгения в глазах прыгали ве¬селые искорки, по всему было видно, что свою долю хороше-го настроения он взять не за¬был. Сидеть ему пришлось на заднем сиденье одному, так Миша распорядился. Его ви¬давшая виды «Лада», резво бежала по серпантину, а Миша что-то гудел своим трубным голосом по поводу Крымских красот. Мы остановились возле отделанного мрамором красивого колодца. Кристально-чистая родниковая вода вытекала из отверстия. Такого мне нигде не приходи¬лось видеть. Не знаю, что больше понравилось мужчи¬нам: вкус воды или мой вос¬торг. Потом мы бродили возле известняковых скал, ехали дальше. Наконец, мы оказа¬лись на плоской каменистой местности.
Здесь почти не было расти¬тельности. Поверхность извес¬тняка была отполирована вет¬рами. Все дышало глубокой древностью, казалось, что со времен Эллинов здесь не сту¬пала нога человека. Мы молча шли по неровной, скользкой поверхности против сильного ветра. И вдруг я увидела море! Оно было далеко внизу, отсюда волны казались мелкими па¬раллельными складками на сверкающей ярко-синей повер¬хности, которые очень медлен¬но двигались к берегу. Панора¬ма была так торжественна и грандиозна! Я подумала, что Евгений был, безусловно, прав, когда говорил о красоте и мо¬гуществе природы. Все, что мне довелось увидеть сегодня, было яркой иллюстрацией к его словам.
-Понтос  Эукейнос! – торжественно произнес Евгений.
-Так древние греки называли Черное море – море гостеприимное, - пояснил Миша.
-Как красиво звучит, как будто аккорд на арфе, - прошептала я.
Я опустила глаза. Под нами раскинулся город, он был такой маленький, как будто игрушеч¬ный. Горизонт был едва разли¬чим. Казалось, что отсюда можно увидеть Турцию, Гре¬цию, Италию. От избытка чувств я повернулась к Мише и поцеловала его в щеку. Он смущенно прогудел:
-Я понимаю ваши чувства.
Наверно, мы долго простоя¬ли над обрывом. Здесь был сильный ветер, и я продрогла. Миша предложил подыскать место для костра, а сам ушел за дровами, которые предус¬мотрительно привез с собой.
Мы сидели у костра, ели шашлык, пили водку. После таких впечатлений я предпочла именно этот напиток, хотя поч¬ти не пью его. Евгений готов был отказаться от спиртного, чтобы вести машину, но Миша не согласился, хотя, выпить, видно, был не прочь.
- А на Камчатке море другое, - задумчиво сказал Евгений.
- Да уж, на вашей Камчатке есть, наверно, еще более жи¬вописные места. Непуганый край, - согласился Миша, - жаль, не довелось побывать там.
- Миша - тоже моряк, - за¬метил Евгений.
- «Так вот кто он», - подума¬ла я. Мне не хотелось, чтобы Миша понял, что мы с Евгени¬ем ничего не знаем друг о друге, и я спросила:
- А как вы познакомились?
- В Ялте есть маленький  пляж для моряков. Я как-то забрел туда. Вход по удостоверениям, я показал свое.
- А я в резерве был и подра¬батывал на воротах, - пояснил Миша, - Смотрю - «Камчатское морское пароходство», заинте¬ресовался, конечно.
- А потом мы часто встреча¬лись и выпивали не раз, - под¬мигнул Евгений.
- А то как же, - солидно от¬ветил Миша, - было о чем по¬говорить, а всухую разговор все же не тот. Мы уж лет пять, как знакомы.
Мне было с ними хорошо, но солнце уже садилось, пора было собираться домой. В ма¬шине Евгений сказал:
- А теперь едем ко мне. Я требую продолжения банкета.
- Что же мы сегодня празд¬нуем, в конце концов? - спро¬сила я.
- О, сегодня, например, ро¬дился Кулибин, очень достой¬ный человек.
- Да, «Кулибиных» на флоте уважают, - заметил Миша.
- Почему же мы не подняли за него ни одного тоста?
- Потому, что самое главное я приготовил на потом, - отве¬тил Евгений, - и почему столь¬ко вопросов? Вы что, Кулибина не уважаете?
- Конечно, уважаю, но не уве¬рена, что он родился именно сегодня.
- Валя, если это не так, я съем эти башмаки.
- Не думаю, что вы бы про¬делали это артистичнее Чарли Чаплина. Так что придется вам поверить на слово.
- Женя, ведь мы не помес¬тимся в твоей конуре, пардон, то есть я хотел сказать в твоих апартаментах,- усомнился Ми¬ша.
- Что, у него так тесно?
- Как сказал бы Аркадий Стругацкий, для вашей улыбки там места хватит, - успокоил меня Евгений.
- Я бы с удовольствием, но у меня завтра с утра дела и не¬льзя мне пить. Лучше я заеду за вами в субботу и поедем ко мне. А вы, Валюша, не отказы¬вайтесь, последние пять лет, он производит на меня впечатле¬ние не самого скучного челове¬ка и, пожалуй, даже порядочно¬го.
- Да, - он порядочный чело¬век. И к тому же, у него во дворе растет платан, на кото¬ром когда-то висело золотое руно, - заявил Евгений.
- Женя, насколько я помню, тот платан рос в Колхиде, а не в Тавриде и на вашем месте я бы уже покраснела за свое невежество или за столь оче¬видный обман.
- Наполеон сказал, что в любви и на войне все средства хороши,- изрек Евгений, - и маленькая ложь во благо - даже полезна.
-Маленькая ложь рождает большое недоверие. Поэтому на вашем месте я бы        поостереглась в ближайшее время блистать своими довольно спорными, хотя и небезынтересными познаниями истории, - заявила я.
В это время мы подъехали к громадному платану, и я поня¬ла, что славный Миша решил все за нас. Евгений уже галан¬тно открывал мне дверцу. Мы тепло простились с Мишей, и он уехал.
Обстановка комнаты, кото¬рую он снимал, была чисто спартанской: журнальный сто-лик, тумбочка с электроплит¬кой, кровать, два стула, раковина с краном.
-Валюша, у меня есть коллекционное вино двенадцатилетней выдержки, и если мы его
сегодня не откроем, я буду безутешен.
Вино в красивой черной упа¬ковке называлось «Бастардо». Бутылка была упакована в цел¬лофан, а внутри целлофана была горсть земли.
-Да это впечатляет.
Он достал бокалы, открыл вино.
- Женя, вам удалось добыть благородное вино, но даму шокирует одно обстоятельс¬тво.
- Что такое? - переполошил¬ся он.
- Я бы не рискнула наливать этот напиток, пока бокалы в таком состоянии.
Он в панике посмотрел их на свет, и… поставил обратно.
- Это Мишка, гад, в среду их залапал, - обреченно сообщил он, собираясь налить вино.
- Так это уже необратимо? - сдерживая смех, я накрыла рукой бокалы.
- Ну почему же, в принципе, я мог бы их помыть.
- Теоретически, - я уже едва сдерживалась.
-Ну, наконец-то мне удалось вас рассмешить: дегустация этого напитка требует именно такого, я бы сказал, несколько легкомысленного, настроя. «Бастардо» - значит незаконнорожденный, а такие объекты появляются именно от легкомыслия.
Пока он мыл бокалы, я заме¬тила гитару. Похоже, инструмент был дорогим, хотя и старым.
- Вы привезли ее с Камчатки?
- Нет, это Миша привез. Она принадлежала его отцу, кото¬рый виртуозно на ней играл. А у Миши вы же видели, какие руки, этими руками можно рельсы выпрямлять, для этого инструмента они не подходят.
- Зачем же он ее привез?
- А он очень любит слушать. Может, мы и подружились пото¬му, что моя игра ему понрави¬лась.
- Очень хочу, чтобы вы сыг¬рали.
- Сначала по бокалу вина.
Потом он взял гитару. Я ожи¬дала услышать бардовскую песню, а он стал играть какую-то латиноамериканскую мело¬дию. Я чувствовала, что вещь технически очень сложная. Иг¬рал он замечательно, мне каза¬лось, что звучит целый оркестр. Потом он негромко пел роман¬сы, большинство из которых я не слышала:
                                        «У берега синего моря
                                          С тобою вчера я гулял
                                          И сердце, бедное сердце,
                                          Гуляя, с