Морская дева

несколько дат, которые достойны быть увековечены в камне. Год назад я увидел тебя, год назад я впервые влюбился, завтра исполняется ровно год, как мы с тобой познакомились, а двадцать третьего – впервые поцеловались. Вот сколько дат в этом месяце, как же тут обойтись без салюта?
Между прочим, мы сейчас тащим на буксире эсминец, на котором полно всяких орудий. Он в четыре раза больше «Зевса», весь ощетинился пушками и зенитками, имеет такой угрожающий вид, но идет за нами на привязи, как смирный ягненок. Должно быть, для него это весьма унизительно – передвигаться таким способом. Мы его буксируем в Сов. Гавань, а потом пойдем во Владивосток.
Вчера мой чертенок опять подшутил над твоим Стрельцовым. Утром после завтрака я вышел на корму, прошел до гакаборта, (кормовой борт) попрыгал на буксирном тросе, который идет к эсминцу, и собрался спускаться в машину. Вдруг на корме мощный удар, даже судно качнулось. Оборачиваюсь, а буксирного троса и нет, мало того, арка из толстой стальной трубы, на которой лежал буксир, вырвана с корнем. Если бы это случилось на пять секунд раньше, то эта арка ушла бы на дно с моим отпечатком.
А в прошлом рейсе тоже был мистический случай. Мы встретили несколько рыболовных судов, спустили шлюпку, и пошли к ним за камбалой. Шлюпка вернулась, и ее стали поднимать. Я был на шлюпочной палубе, и почему-то подумал, что она должна оборваться. Подошел к стармеху, и рассказал случай, который произошел на «Софийске», когда едва не случилось несчастье. Посоветовал убрать людей из шлюпки. Стармех стал возражать: чего ради, всегда так поднимаем. И действительно, при мне ее поднимали раза четыре. Не успел я отвернуться, слышу – бабах, готово. Никто не пострадал, «Зевс» ниже «Софийска», но из люков тотчас показались четыре перепуганные физиономии. Когда они, невредимые, уже стояли на палубе, меня разобрал такой смех, что пришлось укрыться, чтобы никого не обидеть.
А когда мы еще только собирались в этот рейс, в Петропавловске стояла чудесная погода. Мы стояли на другой стороне бухты, в военном поселке. Там на сопке стоит памятник герою войны П. Ильичеву. Я ходил его фотографировать, а потом возле него загорал. Боюсь при встрече напугать тебя своей бледной кожей.
Мы сейчас идем вдоль Курильских островов, потом пройдем пролив Лаперуза, и немного вернемся на север. Письмо я отправлю из Сов. Гавани, или из Владивостока. Теперь уже неизвестно, пойдем ли мы в полярный рейс. Признаться, я туда не так уж и рвусь. Там холодно, а мы соскучились по лету.
В этом рейсе меня повысили: теперь я третий электромеханик, и стою вахту с восьми до двенадцати. На «Зевсе» интересней работать, рейсы более разнообразные, и экипаж мне нравится.
Катенька, я вот не знаю, болеть мне еще за твои успехи на экзаменах, или уже не нужно, может, они уже закончились. На всякий случай я еще немного поболею. У меня есть два знакомых десятиклассника, они здесь, на судне, но они двоечники, и даже не знают, когда заканчиваются экзамены, я сегодня у них спрашивал. Одному из них сорок два года, другому тридцать восемь. Старшенький уже лет пятнадцать в десятом классе, никак не закончит. Да и дисциплина у него хромает – курит на переменах, а после двойки так расстраивается, что неделю в запое.
Катенька, а какие события у тебя произошли? Ты не бери с меня пример, не томи меня долго, ладно? Наверно ты соскучилась по Аленке, ведь вы так любите друг друга, и всегда вместе.
Сегодня мы проходим пролив Лаперуза. Телевизор ловит японские каналы. Продвигаемся мы довольно медленно, скорость семь узлов, то есть семь миль в час. Эта плавучая крепость здорово нас тормозит. Утром мы швартовались к эсминцу, давали им топливо. Я там говорил по поводу салюта, так вот на эсминце салютуют уже два дня из всех орудий. Они устроили учебные стрельбы, и шумят так, что уши закладывает. Когда дают залп из главных орудий, бедный «Зевс» вздрагивает. Во время выдачи топлива мы набрали у них много стреляных гильз. Из одной я сделал урну в каюту, которая не переворачивается в качку.
Ну вот, заход во Владивосток отменили, идем в Петропавловск. Наш Алексей Иванович – капитан, здорово ругался по этому поводу. У него сын похоронен во Владивостоке. Но ничего не поделаешь. В порту стояли четыре часа. Городок маленький и скучный. Много зелени и много собак. Здесь начинается дальневосточная тайга. У нас на судне был большой добродушный пес – молодой и еще глупый. Ушел с парнями в город, и потерялся, в рейс ушли без него. Думаю, в Сов. Гавани он не пропадет, здесь собак любят.
Я не стал отправлять письмо, отправил только открытку. Не доверился местной почте, а в Петропавловск идти нам не долго. Правда, погода портится, но все равно мы теперь будем двигаться вдвое быстрее.
До свидания, родная. Целую тебя семнадцать раз. Привет родителям и Аленке, если она приехала. Твой Михаил».


                                                      Глава 12
                                                                      Чукотка.

«Здравствуй, любимая! Как кстати пришло твое письмо! Знаешь, Катенька, был какой-то момент, когда я почувствовал себя таким одиноким на Камчатке, что хоть вой дурным голосом. У меня редко такое случается, а в этом счастливом году – первый раз. В таких случаях нужно встряхнуть свои нервы: подраться, или напиться до бесчувствия, или получить такое вот письмо от тебя. Катенька, ты понимаешь, что ты мне написала? Как я хотел услышать от тебя эти слова! Клянусь, ты не пожалеешь, что сказала их. В этом я уверен, потому что люблю тебя, а любовь сама подскажет, каким я должен быть, чтобы быть достойным своей супруги.
Сейчас я расскажу тебе о последних событиях. Без перемен не обошлось и на этот раз. У нас есть небольшое судно «Марс». Оно должно было идти на север к Анадырю с геологами. Электромеханик с «Марса» заболел, и мне предложили занять его место. «Зевс» стоит пока что в порту, а «Марс» без электромеханика идти в рейс не может. Я пытался отказаться – «Марс» уходит на три месяца, а у меня столько дел на берегу. Начальник отдела кадров все прекрасно понял и посочувствовал, но ведь и судно стоять не может. Сказал, что может задержать судно еще на три дня, и эти три дня я могу заниматься только своими делами. Вот тогда-то я и почувствовал себя одиноким. Я не мог найти никого из своих друзей: некоторые в отпуске, другие в море, а дом необходимо было заселить. Но тут пришло твое письмо, и я решил, будь что будет, зато у меня есть Катя. Но Катя не только поддерживает меня в трудную минуту, она еще и приносит мне удачу. Не успел я дочитать письмо, (я читал его в сквере напротив главпочтамта), как ко мне подсел старый мой знакомый Сашка Воропаев. Он вынужден был уйти с флота по состоянию здоровья, и устроился работать на берегу. А поселился в общежитии. В общем, идеальный жилец в моем доме. Он согласился мне помочь, привел с собой еще одного парня, и мы втроем занялись неотложными делами. А на следующий день я встретил еще двух приятелей, которых не видел  лет пять. Один из них работает шофером, и обещал предоставить транспорт, если понадобится.
А второй тоже ушел на берег, и как раз искал себе комнату или квартиру, потому что жить негде. Так что он обрадовался мне не меньше, чем я ему. У него есть невеста. Вот они-то и будут жить в доме.
В день отхода у нас было новоселье: пять мужиков и одна женщина. Нам было что вспомнить, и было весело.
Дом расположен у подножия сопки. Сразу за домом сопка круто поднимается вверх, а на склоне растут деревья, и трава чуть ли не до пояса. В теплые дни на сопке загорают горожане, но никого не видно в траве, только песни и смех.
Катенька, если ты увидишь Камчатку летом, тебе здесь очень понравится, не нужно и Крыма. Все эти дни стояла чудесная погода. Пока мы работали по благоустройству дома, я неплохо загорел. Только на севере этот загар сойдет.
Пока дом стоял пустым, его оккупировали соседские ребятишки. Здесь есть два сарая, так вот в одном из них они устроили себе «штаб», и пытались, как видно, перенести его в дом, потому что выбили стекло, и притащили какие-то две скамейки.
Я их ругать не стал, но провел с ними беседу. Под «штаб» отдал им маленький сарай, и таким образом мы стали друзьями.
Милая Катенька, я так рад, что ты так успешно окончила школу, у меня прямо гора с плеч, я ждал этого, как какой-нибудь двоечник. А теперь тебе нужно отдыхать. Хорошо бы до осени. Но я сомневаюсь, чтобы ты смогла сидеть без дела, я сужу по прошлому году. Но отдохнуть все же нужно, ты заслужила отдых.
Знаешь, я рассказал тебе свой сон, а потом встревожился, что это может сильно тебя смутить, ведь если мне приснился такой сон, значит, я представлял себе это и наяву. По твоему письму не заметно, что ты смущена, поэтому я могу признаться, что представлял такую ситуацию и наяву. Но это так меня взвинчивает, что я потом долго не могу успокоиться. У меня к тебе столько нежности, что просто физически тяжело держать ее в себе. Я думаю, что ты догадываешься об этом, но это тебя не испугало, и за это я люблю тебя еще сильнее.
За этот год мы очень привыкли друг к другу. Если мы встретимся, то эта встреча будет совсем иной, чем первая. Возможно, мы растеряемся лишь в первый момент, потом все будет так, как будто мы и не разлучались. Как ты мне нужна, моя милая. Скажи, неужели нужны годы, чтобы проверить чувства двух людей? Неужели наши чувства хоть немного ослабели за этот год? Ведь они только крепнут. Я уже перестал бояться, что это письмо от тебя последнее. Теперь я твердо верю, что будет еще много хороших ласковых писем, будут жаркие объятия, нежные слова. Тебя не испугала моя профессия и мое прошлое, значит, чувства твои надежны. И вообще ты самая-самая: самая хорошая, самая красивая, самая умная, а еще ты будешь самой нежной, ласковой и страстной.
Ты заметила, что наши дела уже стали общими. Ведь разве стал бы я интересоваться школой, если бы в ней не училась моя повелительница, или стала бы ты размышлять о жизни моряков, если бы один из них не клялся тебе в любви? А я так жду того дня, когда, в случае затруднения какого-нибудь смогу сказать: «мне нужно посоветоваться с женой». Отправляюсь домой, излагаю тебе суть дела, и получаю мудрый женский совет вместе с поцелуем. А пирожки, которые ты мне обещаешь!
А по поводу опасности, ты не волнуйся, Катюша, ее здесь не больше, чем в любой другой профессии, а с твоим напутствием я пройду хоть через ад без единой царапины. Моя жизнь для меня сейчас стала дороже  стократ, и я думаю, что смог бы выжить, даже если бы мне пришлось пересечь «вразмашку» Берингово море. А пока мы пересекаем Берингово море на «Марсе». Это судно оборудовано специально для водолазных работ, и для больших переходов не предназначено. Его здорово качает, потому что осадка всего три метра, но это пустяки, а вот воды у нас всего девять тонн.
Но мы будем заходить в Усть-Камчатск, в Корф, в Анадырь. Сейчас на борту водолазов нет, вместо них бородатые геологи. Чем они будут заниматься, я пока толком не знаю, но аппаратуры у них много.
На судне довольно сложная автоматика, так что работа у меня интересная, пока вникаю в это хозяйство.
Катенька, после этого рейса я еду к тебе, моя хорошая, осталось всего три месяца. Твои письма я берегу все до единого, они –