Ночью накануне Рождества мороз упал, и пошёл дождь. Тёмные тучи закрыли небо, заслонив месяц и звёзды. Мокрые хлопья снега, чередуясь с моросящим дождём, падали на вымощенные булыжником улицы. Порывистый северный ветер проникал сквозь щели домов и гулял по чердакам, заливаясь унылым, тоскливым воем. Редкие прохожие, подняв воротники, торопливо шлёпали по хлюпающей под ногами густой каше тающего снега.
Генрих вертелся в сырой постели, замерзая от холода. В предпраздничной суете слуги позабыли протопить камин. Все обитатели пансиона, за исключением Генриха и старой горничной разъехались кто куда. Маэстро с племянником гостили в именье богатой вдовы, известной меценатки. Учителя и ученики готовились к встрече Рождества в семейном кругу. Прислуга в предвкушении праздничного угощения разошлась по родственникам и друзьям.
Генрих, которому ехать было некуда, остался в пансионе. Вечером, поужинав холодной кашей и куском старого сыра, юноша поиграл несколько часов на старом фортепиано, затем отправился в постель. Из-за холода заснуть не получалось. По крыше громко барабанил дождь. Неподалёку в своей комнате, напившись вишнёвой наливки, храпела старуха-горничная.
Юноша слушал стоны ветра за окном и хлёсткий стук голых ветвей тополя по закрытым ставням. Внезапно появились звуки, никак не связанные с непогодой за окном. Откуда-то снизу послышались певучие фортепианные аккорды, потом пронеслась тёплым летним дождём лёгкая, быстрая мелодия. Генрих догадался, что кто-то играет на лучшем в пансионе большом рояле. Зал, где стоял дорогой инструмент, маэстро всегда запирал на ключ. Ученикам, дабы они не портили превосходный рояль неумелым треньканьем, было строжайше запрещено входить в зал без особого разрешения господина Корелли.
Генрих вслушался в звуки, доносившиеся со второго этажа, и замер от восторга. Это было великолепно! Музыка смеялась, ласкала и манила, заглядывая в потаённые уголки души. Чарующая гармония звуков проникла в сознание юноши и взбудоражила его слабый разум.
Генрих встал с кровати и, позабыв одеться, словно лунатик на зов ночного светила медленно вышел из спальни. Дивная музыка зазвучала громче. Юноша спустился вниз по шаткой скрипучей лестнице и подошёл к распахнутой настежь двери. Сам факт, что кто-то тайно пробрался в запертое помещение, дабы среди ночи поиграть на рояле, Генриха нисколько не удивил.
Нетвёрдыми шагами парень переступил порог. За роялем в мигающем бледно-жёлтом свете единственной свечи сидел незнакомец. Отчего-то его присутствие в зале показалось Генриху правильным и вполне естественным. Разве могло быть что-то важнее неповторимо прекрасной музыки неизвестного пианиста?
Незнакомец играл виртуозно и вдохновенно, не обращая на юношу ни малейшего внимания. Генрих стоял у порога босиком на стылом полу, не чувствуя холода и впитывая в себя каждый звук. Так нищий с ненасытной алчностью и наслаждением поглощал бы вкусные блюда, очутись он по капризу судьбы за богато накрытым столом.
Время шло, минуты превращались в часы. Незнакомец играл, а Генрих слушал его игру, позабыв обо всём. Дождь за окном прекратился, начало быстро холодать. Мелкие снежинки закружились в хороводе, покрывая землю и крыши домов ровным слоем белого пуха. Запотевшие окна в большом зале постепенно замерзали, покрываясь тонкими затейливыми узорами. Ноги Генриха заледенели, но он этого не ощущал.
Внезапно волшебство закончилось. Незнакомец прекратил играть и повернулся к Генриху. Юноша очнулся, зябко повёл плечами, переступая с ноги на ногу, и прижал к груди кисти рук с посиневшими ногтями. Встретившись глазами с насмешливым взглядом пронзительных чёрных глаз пианиста, Генрих вздрогнул. Затем он стоял и, точно зачарованный, молча, смотрел на незнакомца не в силах оторвать от него глаз. Внезапно мужчина за роялем дружески кивнул юноше и улыбнулся, показав ослепительно белые ровные и острые как у молодого волка зубы. От его улыбки холодок побежал по спине Генриха, и юноша попятился к выходу, почувствовав исходившую от незнакомца неукротимую недобрую силу. Но пианист продолжал улыбаться, разглядывая Генриха внимательно и бесцеремонно, как кухарка госпожа Марта гусей и каплунов, которых она намерена купить у торговца птицей.
Наконец, определившись с решением, незнакомец стремительно встал. Он был молод, высок ростом и хорошо сложен. Элегантный фрак сидел на нём отменно. Чёрные как смоль волосы длинными локонами ложились на плечи незнакомца.
На мгновение на красивом лице мужчины с безупречно правильными чертами промелькнула тень сомнения. Потирая длинные сильные пальцы, незнакомец приблизился к Генриху. На первый взгляд в его манерах не было ничего угрожающего. И всё же сердце юноши затрепетало от инстинктивного страха. Опустив голову и стараясь не смотреть таинственному пианисту в лицо, Генрих попятился к выходу.
Глаза незнакомца под густыми сросшимися бровями мгновенно полыхнули яркими алыми огнями, и он снова улыбнулся. Улыбка загадочного пианиста оказалась неожиданно мягкой и невыразимо обаятельной.
–Ты боишься меня, мальчик? – голос чужака был низким и глубоким. Он проникал в сознание собеседника, оставляя в памяти каждое слово.
Генрих кивнул головой.
– Что ж, ты прав, меня стоит бояться, – согласился незнакомец, продолжая улыбаться.
Генриху захотелось убежать от него, как можно быстрее. Однако ноги его совсем не слушались. Таинственный пианист пугал и одновременно притягивая юношу, вызывая у него жгучее любопытство. Подобное случалось с Генрихом крайне редко.
– Вижу, ты любишь музыку? – вопрос незнакомца прозвучал как утверждение.
Генрих опять кивнул головой.
– И, наверное, умеешь играть? Тогда мы сможем сыграть вместе, – предложил таинственный пианист, делая приглашающий жест и указывая Генриху на появившийся у рояля неизвестно откуда другой стул.
Юноша стоял на месте, не решаясь приблизиться к инструменту.
– Давай смелее, усаживайся! Обещаю, тебе понравится, – добродушно, почти ласково произнёс незнакомец. Он говорил спокойно и доброжелательно, но властные нотки в его голосе отвергали любую возможность отказа.
Генрих подошёл к роялю и робко присел на второй стул. Незнакомец, не спеша, занял своё место за инструментом. Он уверенно тронул клавиши, и его пальцы стремительно пробежались по клавиатуре. Генрих, не понимая сам как, вступил в игру. Вскоре он целиком отдался музыке, в голове юноши рождались удивительные, потрясающе прекрасные композиции на новые незнакомые темы. Генрих никогда раньше не играл с таким упоением и такой страстью. Юноше казалось, будто он стоит на вершине мира, и он сам центр мироздания, всё ему подвластно и послушно! Душа стремилась ввысь, сливаясь с божественными звуками музыки и растворяясь в них, и это было невыразимо восхитительно!
Незнакомец прекратил играть. Он молчал и слушал игру Генриха. Лицо его сделалось серьёзным и задумчивым. – Хватит! – неожиданно жёстко произнёс он.
Руки юноши замерли над клавиатурой. Душа его мгновенно опустилась вниз и, задрожав, испуганно сжалась в комок в глубине груди.
– Мальчик, тебе достался великий дар. Твой талант скрыт и скован слабым разумом. – Незнакомец наклонился и заглянул своими огненными очами в глаза юноше. Генрих опустил голову, не в силах выдержать его взгляд.
– Я хочу тебе помочь, исцелить больной, примитивный разум, если, конечно, ты согласен. Твоя жизнь изменится к лучшему, станет более насыщенной и счастливой. Никто не посмеет тебя обидеть, потому что ты станешь сильным. Я дам тебе силу! Ты будешь играть в лучших концертных залах мира под восторженное восторженно рукоплескание толпы, и я всегда буду с тобой! Тебе нравится моё предложение?
Генрих отважился поднять голову и посмотреть в лицо загадочного чужака. Из сказанного незнакомцем юноша уловил совсем немного. Главное Генрих понял, что сможет играть, сколько захочет и где захочет. Значит, его самое большое желание может исполнится. Юноша закивал и бессвязно промычал нечто утвердительное.
– Вижу, ты согласен! – с довольной улыбкой произнёс таинственный музыкант. Он легко коснулся пальцами лба Генриха, и парень почувствовал, что комната, рояль и всё прочее закружилось вокруг него в нарастающем темпе. Затем он сделался странно лёгким и, окутанный серебристым туманом, полетел в пустоте во тьму.
Спустя некоторое время Генрих очнулся и увидел, что голова его лежит на клавиатуре, а рядом никого нет. Он встал, протирая слипшиеся глаза. За окном начало светать, ночное чёрное небо посинело. Узоры на замёрзшем окне распустились причудливыми цветами. Генрих промёрз насквозь, казалось, ещё немного, и он превратится в ледяную статую. Тело его затекло от продолжительного пребывания в неудобной позе, конечности заледенели. Тёплый воздух изо рта превратился в облачко пара.
Генрих встал, закрыл клавиатуру и потёр лоб, пытаясь окончательно проснуться. Надо же, какой странный, какой удивительный сон приснился ему ночью! Юноша встряхнул головой и торопливо отправился в свою спальню. Там он нырнул под одеяло, постепенно согрелся и крепко глубоко уснул.
Генрих проспал до обеда. Пустой дом спал вместе с ним. Только шаркающие неверные шаги старухи-горничной, обычно встававшей рано, изредка раздавались на лестнице. Пробудившись, Генрих долго лежал, не открывая глаз. Он вспоминал дивный предрассветный сон в мельчайших деталях. Мысли юноши сделались непривычно чёткими и ясными, вместе с мыслями пришли вопросы и сомнения. Этот странный сон походил на реальность! Неужели встреча с загадочным музыкантом произошла наяву? И кто ж тогда мрачный виртуоз, пригрезившийся во сне? Да как вообще он попал в запертый зал? Нет, это был всего лишь сон и ничего более! Генрих с сожалением вздохнул.
Юноша потёр глаза и медленно оглядел спальню. Комната вроде не изменилась: тот же массивный старый шкаф, старый обшарпанный стол и два стула, те же занавески и две пустые кровати, на которых спали его соученики, сейчас отсутствующие по причине Рождества. Генрих воспринимал комнату, где прожил долгие годы, как-то по-новому. Он уселся на кровати, обхватив голову руками, стараясь понять, что же всё-таки изменилось, что было не так, как раньше? Таким образом Генрих размышлял около получаса. Затем он откинул одеяло, с отвращением посмотрел на дыры в изношенной простыне, которую следовало бы давно пустить на тряпки, брезгливо поморщился и прикрыл дыры одеялом.
Вскоре юноша почувствовал сильный голод. Наскоро одевшись, Генрих спустился в кухню, где позавтракал остатками пирога и холодным кофе, забытым в кофейнике со вчерашнего дня. Утолив голод, Генрих вновь задумался о необычном сне.
После минутного размышления юноша направился в зал с новым роялем. Удивительно, но дверь как всегда оказалась запертой на ключ. Генрих разочарованно пожал плечами и сделал вывод, что на практике ночное происшествие оказалось всего лишь сном. Однако разум упорно продолжать искать разгадку ночного видения, не соглашаясь с простым и понятным умозаключением.
Бесцельно
