Предновогодняя вошкотня. Повесть

на нос роговые очки, тщательно изучил документ снаружи и изнутри и кратко ответил:
- Уехал. – Но ворота были заперты не на внушительный засов, а на цепь с болтающимся висячим замком, значит, кто-то из начальства был здесь. – Вы зачем? – Старики не в меру любопытные люди.
- Раз спрашиваю, значит надо, - доходчиво нагрубил Иван Алексеевич. – А кто есть?
Охранник помялся-потоптался, не зная, как себя вести с большим полицейским чином, и коротко буркнул в седые усы:
- Козлов, кажется, тут. – Старик явно потерял доверчивый интерес к грубияну, намереваясь поскорее уйти в сторожку к прерванному горячему чаю с малиновым вареньем. – Пропуск нужен, - предупредил возможные попытки нечаянного позднего посетителя прорваться внутрь, загораживая вход, для чего не хватило бы и двух тщедушных тел.
Прорываться силком и нарываться на скандал Лапшину не хотелось. Он надеялся, что они с Приходькой обойдут ЧОПовские владения, и можно будет, не открываясь, убедиться, что злополучного УАЗика здесь нет. Козёл-брат на экскурсию просто так не поведёт, и надо будет завирать, зачем она нужна полицейскому и зачем он вообще нарисовался в поздний тёмный час. Но и уходить ни с чем не хотелось, сыщицкий характер не терпел недоделанных дел, Иван Алексеевич знал по опыту, что они ещё могут в будущем аукнуться. Можно, конечно, нафуфлить, приврать, что пришёл проконсультироваться, хотя можно было и по телефону, по поводу опоздавшего сигнала, но… стоп! Какой-то шарик застопорился в напряжённой мозговой извилине, что-то насторожило. Думай, майор, думай! Эта контора единственная в городе, занимающаяся установкой охранной сигнализации, и тревожный сигнал от доверившихся абонентов поступает на пульт дежурного полиции. Так… Чего б козлиному брату не запараллелить пультик и для себя, будто для контроля за состоянием системы, а заодно и на всякий-який, чтобы знать, кто сильно бережётся и где, и у кого засвербело. Но почему на их пульте сигнал сработал вовремя, а на полицейском с запозданием? Помнится, ражий водитель с чистыми белыми пальцами там, на перекрёстке, по словам Сан Саныча, имитируя ремонт заглохшего двигателя, проболтался, паскуда, сообщив невзначай, что они тоже выехали по сигналу, а оказались на месте раньше Чирикова. Брехал, падла. Не было никакой поломки, иначе бы копался в моторе настоящий шофёр, а не этот белоручка. Тогда что? Тогда как? Думай, думай, сыщик, шевели мозгами, это твоя основная работа. Надо здесь копать. Может, и не зря сыщицкий нюх привёл сюда. Что ж, мы люди не привередливые – раз не пускают в дверь, влезем в окно. Лишь бы уяснить, здесь ли перекрашенная тачка с плохим двигателем, и можно ли технически придержать сигнал на полицейский пульт, дав время браткам спокойно поработать в магазине. Или всё не так, и обормотистый следователь зря крутит заумные извилины и без толку гоняет по ним занозистые шарики? Надо, надо проверить соратников по благому делу. А вдруг?
Отойдя от ворот, скептически оглядел внушительный забор, сложенный из шлакоблоков с ветвящейся колючкой поверху, утешаясь тем, что и у такого добротного ограждения должен быть по русскому обычаю где-нибудь на задворках лаз напрямую, минуя ворота и вахтёра. Не может быть, чтобы наши мужики не проделали бесконтрольного хода в ближайший магазин за остро необходимым бутыльком да и домой по молодёжной нетерпеливости и семейной необходимости. Пошёл в обход и нашёл-таки такой, правда, не лаз, а перелаз. Был он поверху и не очень-то скрыт, заметно выделяясь кучей присыпанной и примятой земли около и пригнутой колючкой. Надо было всего-то подтянуться и, навалившись грудью на край – хорошо, что живота не наработал, - стараясь при этом не напороться на проволочные шипы, закинуть одну, потом вторую ногу, и ты наверху, а там оглядись, нет ли нечаянно вахтёра или собак – слава богу, их не было. Осталось только пружинисто соскочить в примятую траву между забором и удачно расположенной рядом стеной какой-то кирпичной постройки, и ты нежданно-негаданно там, где не очень-то и хотелось быть. ЧОПовская богадельня была хорошо освещена, но как-то так, что из-за многочисленных пересекающихся теней от света караульных прожекторов и осветительных фонарей, видно было не очень отчётливо. Выглянув из-за маскировочной постройки, Иван Алексеевич разглядел невдалеке длинный ангар-гараж с распахнутыми или закрытыми дверями автобоксов и каких-то тёмных личностей, шныряющих по двору и мешающих дальнейшему крадущемуся продвижению. Пришлось нахлобучить капюшон и торопливым скользящим шагом, сгорбившись, пробраться для начала до ближайшего крайнего бокса с открытой дверью и обомлеть от удачи. Там, в темноте, до предела загнанный внутрь, стоял тот, кто ему был нужен, призывно сверкая в отблесках фонарей белыми надписями по синим боковым полосам: «Полиция». И никого рядом! Бывает же пруха! И дверцы не на замке, и ключ зажигания в гнезде. Это уж слишком! Так только в кино. Времени на расклад многих «против» и редких «за» не было. Не раздумывая попусту, решительно сел за руль, включил ровно и сильно заработавший с пол-оборота мотор, вредничавший на перекрёстке, приборы показывали больше полубака горючки, масло в норме и полную зарядку аккумуляторов – машина явно была в ходу и, возможно, сейчас подготовлена к выезду. Что ж, выедем. Плавно тронул с места и на малых, почти бесшумных оборотах выкатился из бокса, направляясь к воротам. Не доезжая, часто и требовательно засигналил, заставив цербера, что-то дожёвывая, торопливо выскочить из вахтёрки и раззамочить скрепляющую цепь. Услужливый стражник начал было расталкивать створки ворот, но, услышав предостерегающие, останавливающие крики опомнившихся чоповцев, снова начал скреплять цепь, но, испуганный надвигающимся разъярённым УАЗиком, отскочил в сторону. Освобождённые половинки ворот под ударом бампера с грохотом разлетелись по сторонам, брякнув по забору, и беглец, победно урча, выехал в темноту и резво запрыгал по промёрзшим кочкам, убегая напрямую по затемнённым улочкам туда, где ему полагается быть по штату. В зеркальце заднего вида погони не заметно, да и кто сюда, на окраинное бездорожье сунется на легковушках. Возможно, они попытаются перенять его в обход, уже на подъезде к полиции, и потому заступоренный водила, не жалея рессор, гнал подпрыгивающий вместе с ним вездеход, торопясь восвояси. И успел, въехал в свои ворота, в свой безопасный гараж, и облегчённо замер, выключив мотор авто и приглушив отчаянно колотившийся собственный. Посидел неподвижно, свыкаясь с непредусмотренной никакими планами и версиями кражей и, не раздумывая о последствиях, тихо радуясь, что главный вещдок у него – вот он, красавец. Вылез, с трудом разминая одеревеневшие от напряжения ноги, дружелюбно похлопал найдёныша по капоту, благодаря за удачный дёр.
Обтирая замасленные ладони сухой паклей, подошёл Егорыч или, как звали его молодые – Горыныч, не любившие старпера за въедливость, а главное, за то, что всё умел, хотя нигде не учился, а они всё знали, но ничего толком не умели, но были уверены в собственном значении. Ещё их раздражало, что он не пил и не курил и не терпел запаха ни того, ни другого, не выпуская таких в патрулирование. Без Горыныча вся полицейская техника встала бы разом, несмотря на солидную теоретическую подкованность молодых прытких себялюбцев. Он один любил и понимал любые автомобили, воспринимая их как живые существа, и они доверялись умелым любящим рукам. Чтобы как-то выделить незаменимого спеца, удержать в полиции, не дать сманить в более жирные шарашки, Варягин повысил ему оклад вдвое за счёт одной сокращённой и неучтённой штатной единицы, сделал механиком-водителем и добился присвоения прапорщицкого звания, чем ещё больше отдалил от завистливых молодых, не признающих чужого опыта и умения, не имея у себя ни того, ни другого. Но Егорыч не особенно переживал, не лез к ним с советами и наставлениями, а старался сделать всё сам своими мозолистыми руками, не просыхающими от бензина и мазута.
- Откуда добыл? – спросил, не очень-то удивившись, привычный к появлению реквизированных транспортных средств.
- Спёр, - коротко похвастался вор. Они ладили, ценя в каждом самостоятельность, деловую хватку и преданность не очень-то чтимой обществом организации. – Могли застукать. Успей посмотреть номера шасси и мотора. Не лезь вовнутрь и никого не подпускай. Пришлю криминалиста, чтобы снял пальчики. Шеф у себя, не знаешь?
- Не видел. – Егорыч уже деловито осматривал временный трофей, планируя как к нему подступиться, чтобы не очень наследить. – Как на ходу?
- Зверь! – похвалил Лапшин и, одёрнув и пригладив на себе всё, что можно одёрнуть и пригладить, двинул к начальству. Но сначала в дежурку, позвонить криминалисту и оторвать его под ругань от вечернего семейного телевизора.

-7-
Варягин был на месте и, как всегда, привычно корпел над бумагами, чего терпеть не мог Лапшин. Они с Чириковым вечно разругивались вдрызг, спихивая друг на друга составление рапортов, отчётов и всяких ненужных ответов на дурацкие запросы сверху и снизу. Можно было бы, конечно, использовать двух свежесляпанных лейтенантиков, но те не бельмесили толком по-русски, твёрдо усвоив за время учёбы в высшем инкубаторе, что как слышится, так и пишется, а с синтаксисом пусть разбираются те, кто печатает, а в их сленге места дл всяких запятых, чёрточек и знаков нет – и точка! Оба с нетерпением ждали окончания контрактных сроков, чтобы тотчас слинять куда-нибудь, где побольше платят и поменьше наседают. Иван Алексеевич с Сан Санычем тоже с надеждой ждали, когда, наконец, освободятся от навязанных бесполезных воспитательных функций, и можно будет с облегчением избавиться от лоботрясов, вытурив их из полиции с наилучшими рекомендациями. Так что сочинять нужные бумаги было некому, оставалось только уродоваться самому Лапшину, попутно завидуя Варягину, который не только умел, но и любил ладить с документами, нередко спасая при каверзном изложении и себя, и подчинённых от неминуемой вздрючки из области за прорехи, без которых немыслима живая работа полиции и, тем более, следственная практика. И не только завидовал, но и уважал шефа за бюрократический талант. Нам вообще свойственно с уважением относиться к тем, кто умеет толково делать то, чего мы, как ни напрягайся, не умеем. И, как ни фыркай, ни презирай бумагомарателей, а грамотно и предельно ясно, с нужным подтекстом стряпать документы – труд неимоверно сложный, до употения, особенно у них, в полиции, где каждое неверно употреблённое слово может одномоментно сделаться угрозой одинаково и для преступника, и для следователя. Потому и плодятся в полиции кабинетные полицейские взамен практиков.
- Что добыли новенького? – оторвал глаза бумагоспаситель от привычного занятия. – Чем порадуете? – жестом предложил присесть поближе. Иван Алексеевич скупо сообщил об экспроприации таинственного УАЗа, опустив раздражающие детали, порочащие честь чистосердечной полиции, и попросил поторопить криминалистов с обследованием авто, не исключая того, что за ним могут вот-вот явиться перелицовщики. Не расспрашивая о подробностях успешно