Предновогодняя вошкотня. Повесть

распрямляясь и засыхая, он не позволял себе сдаться, и всё неукротимее пытался доказать – надо непременно это сделать! – всем и себе, что он не только теоретик, но и успешный сыщик, но, как ни старался, ничего путного не получалось. Не помогали ни регулярное кропотливое знакомство с текущей профессиональной литературой, ни тщательный анализ опубликованных значимых криминальных историй, сколько бы Всеволод Олегович ни силился приспособить их на свой жёсткий аршин. Практика никак не хотела согласовываться с теорией, и за какие бы ни брался он дела, приходилось, в конце концов, теряя время и имидж, передавать их на завершение серым недоучкам типа Лапшина, не ведающим основополагающих следовательских канонов и элементарной человеческой щепетильности. Что он мог ещё? Смириться и уйти в тень побитым, согласившись на неоднократно предлагаемое преподавание в Академии? Ни за что! Оставалось терпеть и ждать звёздного часа, ненавидя этих. Но даже этой отдушины не хотел себе позволить, дать слабину и в какой-то мере сдаться, не хотел опуститься так низко, до их уровня. Приходилось глухо зашториться и нордически принимать неудачу за неудачей, утешаясь мыслью, что лёгкая удача, распутная девка, благоволит только таким как Иван-дурачок да Емеля-лодырь. Ему не нужны подачки, непредсказуемый успех, пусть простофили тешатся обманчивой удачей, издержками вихляющей судьбы, а он завоюет своё право быть в лидерах собственным умом и интеллектом. Есть те, кого удача караулит, как, например, майора, но он, Варягин – не её фаворит. Он не надеется на случай, наитие, удачу, русское «авось», понимает, что существуют генетически невезучие, и он в их числе. Судьбу-звезду не обманешь, да он и не обманщик, он честно несёт свой крест неудачника – не может человек перестать быть тем, что он есть, себя, сколько ни старайся, не переделаешь. У каждого своя дорога и своя болячка, он понимал, что не в состоянии переделать себя и не желал этого и потому ещё больше злился на всех, всех за это презирая. Большего ему не было дано. Но иногда, в редких просветах размягчения, с тоской думалось, что, вероятно, каждому в жизни маячит в далёком далеке что-то большое, светлое и голубое с золотом, великое, зовущее и волнующее по-настоящему, но сам не видел ничего подобного, сколько ни вглядывался, ничего, кроме сплошной серости, грязи и мусора – во дворах и на улицах, вокруг пустых баков и урн, в жилье, в мозгах и в людских отношениях, и казалось, что вся страна в мусоре.
Болезненно вороша выключенную из оборота своих чувств заплесневевшую душу, он не заметил, как к подъезду подкатил форд и, только услышав резкий звук захлопнувшейся дверцы, увидел пружинисто выскочившего с водительского сиденья Лапшина, а с другой стороны согбенную нескладную фигуру, уцепившуюся рукой за верх противоположной дверцы и с усилием выползавшую наружу. Это был тот, кого Варягин ждал в надежде, что с ним придёт, наконец, и вечно ускользающая его удача. Почему-то верилось, что на этот раз он поймает негодницу за скользкий хвост и докажет всем и, в первую очередь, хаму Книпперу, чего он стоит на самом деле, и тогда можно будет с просветлённым разумом и успокоенным самолюбием податься в Академию. Он даже сморщился от неумелой улыбки, не соображая от сладости грядущего мщения, что невольно отдаётся во власть презираемой интуиции и вертлявой судьбы, позабыв о могуществе разума.
Когда ювелир в сопровождении или под конвоем, понимай как хочешь, вошёл в кабинет начальника, тот плотно сидел за столом, углубившись в какие-то бумаги, и всем своим неприступным видом показывал, что занят важным и неотложным делом. И только когда пара в нерешительности остановилась посередине кабинета, соизволил оторваться от бумаг, взглянул на вошедших исподлобья строгим взглядом и произнёс спокойно и сухо, без всяких эмоций:
- А вы, Самуил Аркадьевич, почти не изменились, - на что незамедлительно последовал ответ:
- Вы – тоже, - вернул Веймар комплимент старому знакомому. – Только, знаете, я всё же ожидал увидеть вас с генеральскими звёздами.
Глаза подполковника недобро сузились, пальцы негромко затукали по столешнице.
- С вами не выслужишься, - попенял, почти прошипел, едва раздвигая губы. Большей и более жгучей обиды он не испытывал, и от кого – от прожженного урки, в криминале которого Варягин не сомневался, не веря, что такие могут вернуться в нормальное законопослушное состояние – не испытывал даже когда отстраняли от заваленного дела. Веймар, сгорбатившись и изобразив на заросшем чёрно-серой щетиной лице извинительную улыбку, и не подозревал, что сам, без понукания, сделал первый шаг в изолятор. Варягин, привычно подчинив себя разуму, отодвинул на край стола просматриваемые бумаги, давая понять, что настало время для разговора по душам. – Надеюсь, что вы по старой дружбе, - Самуил Аркадьевич вяло усмехнулся, - поможете исправить недоработку кадровиков. – Сначала Всеволод Олегович намеревался успокоить Веймара, объяснив, что приглашён он не на допрос, а на беседу в качестве пострадавшего, но, приняв невольное оскорбление, передумал, решив, что для подпольного ювелира слишком много будет чести. – Вы для начисто ограбленного почему-то чересчур инфантильно ведёте себя. Почему? – задал первый наводящий издали вопрос, протягивая тоненькую ниточку, связующую следователя с подозреваемым. Старый еврей переступил с ноги на ногу, погладил сзади шею, словно успокаивая боль от удара. – Да вы присаживайтесь, Самуил Аркадьевич, присаживайтесь, где вам удобно. – Тому удобно оказалось в торце приставленного торчком стола. Лапшин без разрешения прошёл к окну, с любопытством ожидая квалифицированного допроса. Присев, Веймар отвернул голову в сторону окна, мимо Лапшина, блеснув большими очками в простой роговой оправе. – Неужели подстраховались и застраховались?
- А как же! – подтвердил предусмотрительный бизнесмен. – Да и нет уж, чтобы начисто. Взяли-то по некомпетентности в основном стразы и подделки, не очень-то и жалко.
Варягин усмехнулся.
- Узнаю прежнего делового Веймара.
- Знал я, - продолжал пострадавший, - догадывался, что посажен на крючок и вот-вот отбомбят…
- Кто? – немедленно последовал жёсткий и прямой вопрос.
Самуил Аркадьевич нервно расстегнул молнию меховой куртки стильного покроя, подвигал худыми плечами, помотал головой на жилистой морщинистой шее.
- Звонили по мобильнику…
- Голос узнали? – тут же последовал второй нахрапистый вопрос – подполковник старался не дать сосредоточиться подозреваемому свидетелю.
Веймар перевёл взгляд с окна на него, с любопытством, казалось, рассматривая нетерпеливого прямолинейного копа.
- Нет. - Варягин, чуть не выругавшись по простецки, с досадой шлёпнул ладонью по столу, упрекая пока ещё свидетеля в явном упущении в совместном деле. – Пожалуй, - продолжал проштрафившийся нерешительно, - интонация и речевой стиль показались несколько знакомыми…
- Ну! – нетерпеливо понукнул следователь.
- Я благоразумно обратился в ваше ведомство с просьбой оградить от явных угроз, но…
- Проверяли? – перебил подполковник, взглянув на помощника, вольно разместившегося на подоконнике.
Майору не нравилась затеянная начальником окольная тягомотина допроса, и очень хотелось побеседовать с хитрым евреем напрямую.
- Было два звонка, - снялся с подоконника. – Оба с похищенных телефонов. Бывшие владельцы чисты. – Чуть помялся и добавил: - Оба звонка местные.
Наступила тягостная пауза, пока ведущий обдумывал развитие темы.
- Та-а-ак… - протянул неопределённо будущий генерал. – Уже кое-что есть, - подбодрил себя и инертную аудиторию, - а вы сомневались, - пожурил благоразумного вялого ответчика, то и дело утирающего пот с посеревшего от напряжения лица в ожидании неминуемого подвоха со стороны ментов, перелицевавшихся для понта в полицейских. Он пока не мог понять, как себя держать, чтобы ненароком не угодить по хотению этих в свидетели или даже в подозреваемые, и потому старался, находясь в подвешенном состоянии, откупиться на всякий случай малой толикой интересующей их информации. – Так как, Самуил Аркадьевич? Один и тот же был голос с двух телефонов? Кого он вам напомнил? Говорите, не темните, - настаивал пока ещё подполковник и потянул за увязший коготок, пригрозив: - Вы хорошо знаете своих и должны понимать, что если попали на крючок, то сорваться не дадут. А вы ещё и разозлили рыбаков, подсунув вместо леща ершей. Так что, как ни крути, а выкрутиться вам без нашей помощи не удастся, и есть неоспоримый резон помогать друг другу. Чей голос? – ещё раз спросил напористо.
- Похож на голос Шумахера, - выдавил из себя нехотя невольный осведомитель, поёрзав на жёстком стуле тощим задом в вылинявших протёртых джинсах. Помявшись и осознавая, что мент в чём-то прав, но верить ему досконально не стоит, а потому и продал одного из тех, от кого ждал наибольшей угрозы. – Вот ведь как, - предупредил дополнительный вопрос, - давно знаю, а ни имени, ни фамилии не упомню, - темнил, скорее всего, стараясь отделаться полуправдой. – Загремел за драгметаллы в группе на восемь, отмолчался на допросах, один отсидел шесть и завязал, заделавшись таксистом.
- Дальше, дальше, - поторопил Варягин, предчувствуя удачу. – Здесь встречались?
Веймар, не поворачивая головы, увёл взгляд далеко в окно.
- Классный водила. – Лапшин насторожился, вспомнив про перекрашенный УАЗик, словно увидел дёргающийся поплавок. – Он и сманил меня сюда, - продолжал закрюченный тусклым скрипучим голосом, - наплёл, что будет своя фартовая хата, фирменный магазин, обещал заказы и крышу местных чинов, толковал, что самый большой здешний человек знает обо мне, уважает и хочет меня здесь, – Веймар глубоко вздохнул, отдув толстые губы, - а я и поверил дурной бестолковкой, думал, подкоплю на безбедную старость, поимею домишко с цветником в палисаднике и грушевым садиком и буду, не вмешиваясь в эту паскудную жизнь, поплёвывать себе через забор, наблюдая, как сермяжные людишки перегрызают друг другу горла. – Самуил Аркадьевич усмехнулся горько. – Поверил, старый битый маровой, фуфлу и себя обманул. – Повернул голову к допросчику, устрожил глаза и сжался в ярости и обиде от обмана. – Его голос, он звонил, падла, его присказка чуть не к каждому слову: «Пся крев!».
- Поляк, что ли?
Веймар, освободившись от тяготившего заскорузлую душу вынужденного предательства, смяк, усел, словно внезапно уменьшился в размерах.
- Кто его знает, какого он рода – во всяком случае, не человеческого. Сейчас, вроде бы, шоферит у Козлова.
Варягин посмотрел на помощника, отдавая немой приказ, и тот, поняв, оторвался от подоконника и пошёл на выход, заставив Веймара ещё больше сжаться в ожидании, что его возьмут за шиворот.

-5-
Вышел, глубоко и всласть подышал свежим воздухом, не заражённым человеческой гнилью, огляделся, радуясь порывистому ветерку, отгоняющему вместе с позёмкой смрадные мысли, невольно подумал, включаясь в поиск, что хитрый еврей, скорее всего, из двух зол выбрал, по его понятиям, меньшее и навёл следователей на старого клеймёного знакомого, чтобы закрепиться в доверии, сославшись, в крайнем случае, что не утверждал ничего безапелляционно. Мало