Предновогодняя вошкотня. Повесть

сапфировые серёжки. Не поверив, армянские товарищи потрясли волонтёрку и вытрясли из потайных мест на теле ещё изрядную кучу драгоценностей. Белая пушистая красавица на деле оказалась элементарной тёмной перевозчицей  мафиозных вещиц. Решив основательно перелопатить ереванские новости на трезвую голову, Иван Алексеевич пока поделился с ведущим подозрениями в отношении охотхозяйства как возможной флет-хате подопечных, где они могли под прикрытием топ-охотников безбоязненно проводить толковища, обмен информацией и передачи денег и драгоценностей. Не исключено, что и жалкий Веймар упрятан там. Воронцов, оказывается, знал об охотхозяйстве, знал, что оно пользуется популярностью у зажиревших областных властьдержащих бонз, но сам ни разу не удостоился чести побывать там, поскольку не охотник. Вспомнил, что ведает негласным малым предприятием жена руководителя спорткомитета, а Иван Алексеевич тут же напомнил, что пальчики на руле перекрашенного УАЗа оставил сам спортменеджер, и надо бы его тоже хорошенько прощупать. Посокрушался, что из-за отсутствия опытных исполнителей и вездеходного транспорта им охотничье логово не по силам. Да и расположено оно вне черты города. Самому Лапшину теперь не по чину соваться туда, и в городе вошкотни по горло, помощник надолго в больнице с ранением в голову, а молодёжь ещё не оперилась, и доверять ей серьёзные операции опасно и для неё, и для начальника. Воронцов добродушно рассмеялся, подначив, что сам-то начальник, конечно, непрочь пошерстить охотничье заведение, на что Иван Алексеевич только сокрушённо посетовал: «Где уж нам»… и попросил как можно скорее организовать какую-нибудь заурядную проверку подозрительного хозяйства, включив в комиссию своих людей, чтобы внимательно посмотреть, что за гнездо свили тамошние охотоведы, и кто они сами такие. Иван Петрович обещал, но засомневался, что удастся что-то высмотреть. «А вдруг», - понадеялся Лапшин. – «И вообще, надо шевелить гадов, понуждая к ошибкам, нам их, шарахающихся, легче вычислить. Да и времени на тянучку мало», - посетовал, - «не так много нам его отпущено, не так рационально мы его используем». Воронцов снова согласился и снова рассмеялся: - «Ну и заводной же ты, всё торопишься, так скоро и без работы останешься». – «Вряд ли», - засомневался в свою очередь торопыга и успокоил коллегу тем, что с тех пор, как человек стал разумным, безработицы у них не было и не предвидится. А на этих, что считают себя разумнее сверх разума, времени, пожалуй, не жалко». – «Проверим», - ещё раз пообещал ведущий дело. – «Прав ты», - похвалил Иван Петрович Ивана Алексеевича, - «крупную сеть мерзавцев мы зацепили. Надо бы теперь, не суетясь, вытянуть здесь, не повредив ячеек и улов, и проследить, куда тянется сеть в обе стороны. Одна сторона, пожалуй, обрывается в Ереване, на границе с Турцией, а где вторая? Тянем быстро, но осторожно и слаженно». Но второй Иван уже решил, что будет тянуть самостоятельно на собственный страх и риск так, чтобы полной мерой отомстить охотничкам за драгоценностями за своего драгоценного друга.
Когда вернулся к столу, Велька нахально сидела на его удобном месте и даже не подумала освободить его хозяину. Пришлось притулиться сбоку, подумав, что среди женщин даже начальник полиции не начальник.
- Пока вас не было, я, чтобы не видеть вашего укоряющего взгляда, дербалызнула ещё кроху для храбрости, - похвасталась отважно, сияя замаслившимися посветлевшими глазами.
Лапшин по-отечески прощающе усмехнулся.
- Могу ещё добавить.
Раздухарившаяся трусиха небрежно убрала спавшие на глаза волосы, хитро улыбнулась в ответ.
- Хотите, чтобы впала в отключку? Чтобы избавиться? – помотала выставленной вперёд ладонью. – Слабо! Я – как стёклышко, и буду много спрашивать, а вам надо честно отвечать, поскольку вы – мой наставник.
- Не надо много, - попросил он, сморщившись. – Уже поздно, может, отложим семинар на завтра?
- Нет, - заупрямилась студентка, - завтра я буду только младшим лейтенантом. Неужели вам так нравится ваша работа, что вы ни о чём больше не думаете?
Лапшин опять поморщился.
- Я стараюсь сделать её такой, чтобы нравилась.
- Разнообразя пинками и шокерами? – уколола в самую душу.
Иван Алексеевич поджал губы, налил полстопаря и залил одну горечь другою, горечь стыда за себя и обиды на несмышлёную малявку. Ну, почему красивые бабы думают, что им всё можно? Та, беленькая, чистая как Снегурочка, вляпалась в грязное уголовное дело, эта, тёмная и не по силёнкам энергичная, хлещет наотмашь, не задумываясь, что может быть больно. Вот и верь после этого, что красота спасёт мир. Бабка Федя, что совсем осоловела и сонно клюёт горбатым римским носом, толкует-подталкивает: клёвая деваха, хватай, пока не увели, хватай – она к тебе липнет. Как же – хватай! Хватанёшь, да наколешься! Нет уж, храни нас судьба и от красоты, и от уродства. Обойдёмся, если приспичит, чем-нибудь попреснее, поскромнее, тогда можно будет и подумать… да и отказаться. И засмеялся в хитрой радости, простив стажёрке провокационные намёки.
- Это разнообразие было исключением, вызванным временным затмением, всплеском тёмной эмоции, ненависти, злобы, что, к сожалению, передаётся нам от уркаганов, - простил заодно и себя.
- Я так и поняла, - смягчилась обличительница, размягчённая алкоголем. – Наверное, и сама бы так поступила… в более мягкой форме.
- Мерси, - поблагодарил облагодетельствованный изверг.
- Да ладно вам кукситься, - попрекнула как маленького. – Извините, что не поблагодарила за спасение.
Завредничав, дитя с майорскими погонами, не приняло благодарности, отомстив за пинки и шокер.
- Я, собственно, не тебя лично спасал, а младшего лейтенанта полиции.
- Мерси, - засмеялась спасённая, - и на том спасибо, - и продолжила вязать ниточки сближения. – Вы теперь мой крёстный, всё равно, что близкий родственник, - посмотрела пытливо, стараясь понять, как он воспринимает навязанное родство. Он промолчал, хотя и чесалось ответить: «И только-то?». – Вы в ответе не только за мой профессионализм как наставник, но и за воспитание как крёстный.
Лапшин, повязанный по рукам и ногам, даже поперхнулся остатками картошки. «Ну и нахалюга дева!». Однако для дела такая годится, стоит поближе присмотреться, может, что и состряпается. На безрыбье и такая – рыба.
- Ставлю двойку за поведение. Не перестанешь упоминать пинки и шокер, вызову родителя.
Хулиганистая ученица весело рассмеялась, поняв, что учитель готов к компромиссу. «Представляю себе, как обескуражен будет генерал с большой звездой, вызванный на ковёр подполковником с одной недостающей звездой», - и засмеялась ещё задорнее, не сомневаясь в безнаказанности.
- Больше не буду, - пообещала. Но разве можно верить женщине, к тому же, молодой, когда она и сама себе не верит. – У вас, как я понимаю, любопытный психофизический характер: одновременно и жёсткий, так что вы порой чужой боли не чувствуете, а то и мягкий, сочувствующий, так что хочется прижаться, надеясь на защиту, - похвасталась институтскими познаниями психологии.
- Не надо, - попросил ни то, ни сё.
- Чего не надо? – не поняла.
- Прижиматься.
- Ну и лопух, - проснулась бабка Федя, - не зря нарекли Иваном. Девка к нему льнёт, а он, байбак, кобенится, - широко и смачно зевнула, показав внушительную пасть. – Вы, как хотите, так и рядите, а я пошла баиньки, - тяжко поднялась, с сожалением посмотрела на нетронутый торт и ушла, оставив в кухне микроатмосферу неловкости и обнажённой правды. Первой пересилила замешательство, деланно рассмеявшись, льнущая девка, предпочтя не придавать значения ни последней обидной просьбе препарируемого, ни откровенному замечанию понятливой бабули.
- У вас и стиль работы необычный, - продолжила свой анализ психохирург, считая, как и любая женщина, что её диагноз точен и не подлежит сомнению, - спонтанный, без всяких предварительных схем, планов, версий, о которых нам на лекциях так много толковали, вырисовывая целые деревья возможных ходов и выходов. Такое впечатление, что у вас всё помещается в голове, и потому вы стараетесь сделать всё сам. Даже страшновато, как не перепутаются в вашей черепушке единички и нолики, а если это случится, то могут пострадать совсем безвинные, да и вы сам в том числе.
- Опять о том же? – вспылил уникум, услышав варягинские отзвуки трусливой предусмотрительности. – Я же ясно сказал: была промашка, не без этого, - и тут же поправился: - небольшое отступление  от правил, которое не следует принимать во внимание. Хотя на месте генерала, я бы, возможно, за такое неоправданное бравадство содрал бы и майорскую звезду, - и изложил эти самые правила: - Надо было дождаться, когда гаврики выйдут, решив, что я не приду, оставшись на дежурстве, и тогда брать их тёпленькими вызванным отрядом. А мне, видите ли, не захотелось выглядеть трусишкой и перед гадами, и перед собой, вот и бросился в омут, очертя дурную голову со сплошными ноликами, потянув за собой и товарища. Если есть бог, то и он не без греха, наказав не того, кого следовало бы. Да, такое со мной порой случается.
- И неплохо получается, - похвалила неожиданно.
- Потому что вся ответственность на мне – в каждом деле, в первую очередь, должна быть правильно распределена ответственность. – Иван Алексеевич вздохнул. – Но сегодня не получилось, - с горечью вспомнил о Чирикове. – В докладной всё изложу честно, надеюсь, генерал изменит неверное решение.
- Не изменит, - твёрдо возразила дочь. – Он о вас очень хорошего мнения. И все … и я … - и густо покраснела. Смешавшись, он никак не отреагировал на явную симпатию, подумав только, что никак не может выдержать наставнического тона старшего и опытного.
Словно подслушав их разговор, позвонил сам генерал.
- Ты опять там накуролесил? – прогудел доброжелательно, информированный, очевидно, Воронцовым о новом происшествии в беспокойном городке, и сразу о самом главном для него: - Как там Веля?
- Окосела, - обрадовал, засмеявшись, авторитетный наставник.
- Что-о-о! – зарычал отец. – Ранена?
Дочь, поняв, что разговаривают о ней, не церемонясь, выхватила мобильник у Лапшина и почти прокричала, опровергая оценку своего состояния:
- Не слушай его, он шутит. Со мной всё о-кейечки! Сидим мирно, чаёвничаем, - облизала проспиртованные губы. – Бойцы вспоминают былые бои и битвы, где вместе… ну, сам знаешь. Иван Алексеевич – классный наставник и гениальный следователь. И вообще… - Иван Алексеевич невольно девически зарделся. – Вон какое дело распутал! Вы там не очень-то примазывайтесь к нашей славе. – Иван Алексеевич поднял торчком большой палец в одобрении. – Перестань! – опять чуть не закричала в негодовании. – Ничего такого и в помине нет! Он не такой, - произнесла чуть слышно, окинув сожалеющим взглядом перезревшего лопуха. – Да и у меня, сам знаешь, твой психофизический склад характера. – Не сдержавшись, Иван Алексеевич судорожно заржал в кулак, а она, чуть не силой втиснув ему в другую руку мобильник, просверлила насмешника уничтожающим психофизическим взглядом. – И вовсе не смешно! – пожурила обидчиво.
- Может быть, Чирикову нужен опытный нейрохирург? – спросил генерал у Лапшина.
- Не знаю, - ответил Иван Алексеевич неуверенно, - Наверное, если бы нужен был,