– Роза, Роксана, Султан, – приказал он громким звучным голосом и слегка щелкнул шамберьером. Хищники послушно соскочили с тумб и побежали к своим клеткам.
Облегченно вздохнув, Сагит низко поклонился публике и нетвердой походкой отправился за кулисы. Чтобы как-то отвлечь внимание зрителей и занять оставшееся время, Станислав Артемьев отправил на манеж клоунов Юрика и Борика, которые своим мастерством постарались смягчить провал последнего номера.
Оказавшись за бархатным занавесом, Сагит обессилено прислонился к стенке, стараясь не упасть. Только теперь он почувствовал, как ужасно вымо-тался и перенервничал за два часа представления.
– Сагит, как я переживала, как волновалась за тебя, – подошла к нему Диана, порывисто обнимая и целуя молодого человека. – Ну, ты прямо герой! Я, конечно, и раньше восхищалась твоей смелостью, но такого не ожидала… Да ты весь дрожишь! Пойдем, я отведу тебя в твою комнату. Тебе надо прийти в себя, снять стресс, – и, не дав Сагиту опомниться, девушка решительно повела его в сторону артистических гримерных.
* * *
Прошло несколько дней. Мансура Ахмеда в больнице дважды навещали его друзья и коллеги, с радостью отмечая, что дрессировщик быстро идет на поправку. Хирург в тот же вечер, когда на Мансура напала тигрица, наложил ему швы на лицо, правое плечо и ногу. Но в психологическом плане мужчина был еще далек от выздоровления. Больше всего Мансура беспокоила судьба его младшего брата, которого после выхода из больницы он планировал разыскать и перевести в Россию.
К большому огорчению Артемьева, дрессировщик отказался от дальнейшего участия в гастролях. Номер Мансура Ахмеда был «гвоздем» их циркового шоу, и теперь продолжать тур без него, в урезанном составе, не имело смысла.
Сильно расстроенный, с опущенной вниз головой, Артемьев спустился в вестибюль отеля «Рахат-Палас», в котором московские артисты жили в течение месяца.
– Станислав Олегович, добрый день! – поприветствовал его эквилибрист Нурлан Толобаев, поднимаясь из удобного кресла. – Вы-то мне и нужны, есть у меня к вам одно предложение.
– Вот как? И о чем же пойдет речь? – с интересом спросил Артемьев.
– Я слышал, что Мансур, к сожалению, не едет с нами на гастроли, - начал издалека эквилибрист, проводя рукой по густым черным волосам. – Вчера мне звонил наш хороший друг, заслуженный артист Узбекистана Ильяс Каримов. Он сегодня вечером возвращается из Астаны. С ним, кстати, выступает его жена, очень красивая, обворожительная женщина. Не будь я женат, и она несвободна, кто знает, может быть, я даже…
– Все это, конечно, хорошо, Нурлан, – улыбнувшись, прервал его Станислав Олегович. – Но давай-ка ближе к делу. Чем занимается твой друг со своей прекрасной Шахеризадой?
– Они с женой – великие дрессировщики, работают с бурыми и гималайскими медведями. А жену его зовут вовсе не Шахеризада, а Юлдуз. Возьмите их в тур и не пожалеете. Великолепные, опытные артисты, можно сказать, мировые звезды, объездили всю Центральную Азию, - не скупясь на эпитеты, нахваливал Толобаев.
– Ну, хорошо, договорились, – на прощание сказал Артемьев. – Завтра, к двум часам, приводи своих чудо-дрессировщиков. А там видно будет.
«Оказывается, не все так плохо, как мне виделось поначалу, – думал повеселевший Артемьев, поднимаясь в лифте на пятый этаж. – Программу придется, правда, переименовать. Вместо «Повелитель хищников», пусть будет «Повелитель зверей». Вроде бы тоже звучит неплохо… А у моей своенравной доченьки жизнь как будто налаживается, – тут на лице артиста появилась чуть насмешливая улыбка. – Что-то поздновато она вернулась вчера от Сагита, да еще довольная была такая. Но что поделаешь, ее ведь всегда тянуло к экстремальным парням», - двери лифта открылись, и Артемьев, к которому вновь вернулись его жизнелюбие и оптимизм, бодрым шагом направился в свой гостиничный номер.
