Журнал, указка, мел, очки. Глава 14поступить в ВУЗы, им нужны высокие баллы.
И здесь начинаются проблемы. Ответственно заявляю, что хорошо подготовить ребенка к ЕГЭ за один час в неделю невозможно, поэтому повсеместно и практически поголовно дети вынуждены посещать репетиторов, а это, простите, уже ставит под сомнение саму идею бесплатного образования. Вот мне репетиторство нужно как рыбе зонтик: я и так под завязку загружена и уроками, и тетрадями, но и отказать нуждающимся детям в дополнительной подготовке не могу, потому что совесть не позволяет. Знаю, некоторые делают на этом бизнес, и я их не осуждаю. Работка, скажу вам, ещё та. А каждый труд должен быть оплачен, хотя поглядывая на свой квиток с распечаткой зарплаты, я в этом сомневаюсь.
Мне кажется, что очередным шагом нашего Департамента будет полная отмена заработной платы учителям. Будем работать за идею, за будущую пенсию, в счет долга перед государством за неэффективность труда - да мало ли фантазий у чиновников? Будем ещё и благодарить, что нам разрешают работать бесплатно, не взимая плату за то, что имеем возможность пересечь порог класса.
Один вальяжный, обмирающий от самолюбования местный чиновник от образования как-то заявил, мол, меркантильным личностям в школе делать нечего: учитель работает не за деньги, а за «благодарность в глазах детей». Красиво сказано, ничего не скажешь. Вот приду я в магазин и предложу продавцу за товар два десятка «детских благодарностей». И куда меня после? В «дурку»? А товарища всё повышают и повышают по служебной лестнице, наверное, подобная экономия делает его в глазах власть имущих очень привлекательным. Судя по внешности отнюдь не хилого гиппопотама, зарплата товарища также выражается отнюдь не только в «неформально позитивных санкциях».
МОИ КОЛЛЕГИ.
Учительская – таинственная и страшная комната нашего собственного пионерского детства. Сейчас туда заходить никто не стесняется, и уж тем более не боится. Мало того, некоторые учителя не успевают с облегчением перевести дыхание после урока, как врывается очередной ребенок с требованием уделить ему внимание. Что ему нужно? Проблемам несть числа проблемам: кто-то в кого-то плюнул, обозвался, дёрнул за волосы, не так посмотрел. У детей постарше другие претензии: нужно куда-нибудь отпроситься или сообщить о неготовности к уроку.
Учительская необходима, потому что должно быть место, где педагог может морально отдохнуть от школьников, выплеснуть негатив, пожаловаться коллегам на проблемы, посоветоваться, что делать с тем или иным учеником, да и просто перевести дыхание, посидеть, помолчать. Это единственный островок в школе, принадлежащий только взрослым.
Здесь висит наше расписание, объявления и приказы начальства. Есть зеркало. Хранятся журналы, учебники и тетради учителей. Чем же занимаются мои коллеги в этом замкнутом мирке? Прежде всего проверяют тетради и готовятся к урокам, иногда листают какие-нибудь каталоги типа «AVON», а могут и просто поболтать о пустяках. В зависимости от коллектива - это либо сугубо рабочая комната, где боятся лишнее слово сказать, либо что-то вроде женского клуба, где оживленно обсуждаются сплетни, делятся рецептами салатов и диет, показывают обновки и рассказывают анекдоты.
Учительская «тусовка» весьма своеобразный мир. Среди нас есть всякие: глупые и умные, спокойные и взрывные, интеллектуалы и узколобые догматики. И я даже не могу сказать, какие качества учителя делают его мастером своего дела. Всё индивидуально: иногда упертая тупость дает большие результаты, чем искрометный талант. Всё зависит от класса, в котором работает педагог.
Что толку искриться перлами ума, если никто из учеников не в состоянии тебя понять? Учитель всегда выбирает «золотую середину», то есть оценивает способности большей части класса и подстраивается под них. И зачастую чересчур умным и образованным педагогам не удается себя втиснуть в столь узкие рамки. Я сама была свидетелем одного такого фиаско.
Илья Михайлович был блестящим физиком, и конечно, ему нечего было делать в нашем захолустье, но его жена мучилась астмой, и врачи посоветовали супругам наш климат. Я уже не помню, кем работала его вторая половина, а вот Илья Михайлович устроился в нашу школу.
Молодой мужчина был энтузиастом своего предмета, твердо уверенным, что нет на свете ничего интереснее физики. И свою убежденность он экзальтированно выплеснул на головы наших учеников, которые, как вы догадываетесь, отнюдь не были Ломоносовыми. Дети по достоинству оценили горящие глаза и зажигательную речь педагога и уважительно выслушали всё, что он хотел сказать. Проблемы начались, когда Илья Михайлович попытался добиться от школьников хоть какой-нибудь реакции на свои слова. Бедолага, как же он горячился, пытаясь выяснить, почему дети почти ничего не усвоили из его речей.
- Слишком сложно, – пояснили ему. - Надо вбивать в голову азы, а вы ведете себя как будто перед вами учащиеся физико-математической школы при МГУ.
Илья Михайловича хватило на четверть, и он уволился. Жаль, талантливый физик, но преподавание в школе – это не демонстрация того, что знаешь сам, а материал, который в результате твоих усилий усваивают ученики.
Вышестоящие органы разработали кучу критериев оценки нашей работы, но их эффективность весьма сомнительна. Дети разные, и мы разные: наши взаимоотношения складываются из столь тонких нюансов, что нереально втиснуть их в какие-то заранее определенные рамки.
Сейчас весьма модна теория, мол, учитель – отмирающая профессия. Вскоре толстых и глупых теток заменят мудрые компьютеры, и все станут стопроцентно образованными: уж умнее-то гаджетов человек быть не может.
Однако есть у меня большие сомнения, что у компьютера хватит мощности программы, чтобы терпеливо каждый день на протяжении девяти лет твердить: «- жи -ши» пишется с буквой «и», каждый раз исправлять неправильное написание, опять объяснять, и при этом не сгореть и не зависнуть. Каким образом бездушная машина догадается, что таинственное слово «Мамрякай» на самом деле означает мавзолей? А уж про сочинения наших детей я и разговора не веду: даже супергений не разработает программы, способной оценить опус Хлебниковой Машеньки с многообещающим названием «Мачалкин в Чашский Горе Грибоедова ума». Как она с доски списывала, куда в это время смотрела, о чем думала? Впрочем, содержание ещё мудренее: «Лиза любила буфеты Петрушки, а не вот болтовню Формускова», и прочее. Впрочем, любой литератор вам с сотню таких «перлов» в пример приведет, особо не затрудняясь.
Хотя если завтра наш премудрый департамент решит, что мы не нужны, бесполезно доказывать, что ты не верблюд и ещё на что-то годен. Они ведь сначала делают, а потом без особого интереса наблюдают, куда кривая вывезет.
Справедливости ради могу отметить, что и среди нас встречаются особи, вызывающие удивление: как они попали в педагогику? И главное, каким образом удержались на этой стезе?
|