Вечерело. Сбросив ненавистный мундир и одевшись в штатское, Штригель в нетерпении посматривал на часы. Он понимал, что там – за завесой его ожидает работа, но всё равно воспринимал её, как отдых вдали от Империи, врагов и крови. И, главное, рядом будет Натон. Дитрих скучал по мальчику до боли в сердце, а теперь у них есть целых пять дней, которые они проведут вместе.
Часы пробили полночь – условленное время. Дитрих глубоко вдохнул, выдохнул и шагнул в волшебную дверь. В параллельной реальности его ждали. Подросток подбежал к отцу, лишь только тот ступил на пол студии, а за ним, улыбаясь, подошли Ортвик и Виктор. Мужчины обменялись рукопожатиями и, Штригель, обняв приёмного сына, направился за провожатыми.
Увидев человека, о котором столько слышал, Йарден так взволновался, что начал немного заикаться. Уточнив, как долго гость сможет пробыть в их мире, он поставил тому временный опознавательный значок. Но, по всей видимости, Дитрих был склонен к аллергии, потому что мышцы в области ключицы вздулись, кожа покраснела, потом посинела, и вскоре мужчина с трудом сдерживал стон боли, выдыхая сквозь сжатые зубы. Испуганный Йарден, почувствовавший себя убийцей, вызвал неотложку, и врачи быстро устранили болезненные проявления. Метку удалили, и чиновник положил в карман Штригеля карточку, отзывающуюся на сканирование.
– Простите, – покаянно произнёс он, – я не знал, что организм может так отреагировать на безобидные изотопы.
И с любопытством спросил:
– Скажите, а вам не приходилось присутствовать при атомных взрывах или иметь дело с радиоактивным топливом?
– Да, – удивлённо подтвердил Дитрих, – я трижды бывал на ядерных испытаниях, но находился в бункере. Это как-то связано с сегодняшним происшествием?
– Несомненно. И, если вы когда-нибудь поселитесь в нашей реальности, метка вам будет противопоказана.
Штригель помрачнел.
– Едва ли это случится, – ответил он. – В моём мире много дел, да и неугодные политики там редко доживают до старости, хорошо, если удаётся дотянуть до сорока пяти. Успеть бы всё за такой короткий срок.
Говоря это, он не подумал, что его слышит и Натон. Раздался придушенный вскрик, хлопнула дверь. Опомнившийся Дитрих извинился и выбежал вслед.
– Жаль, – задумчиво пробормотал Йарден, – очень жаль. Этот человек мог бы многое сделать не только для своей, но и для нашей реальности. И заслужить почётную и спокойную старость.
Штригель вернулся с заплаканным, но уже улыбающимся Натоном. С сочувствием посмотрев на обоих, чиновник протянул мужчине командировочную карту.
– В половине четвёртого из стартового ангара отбывает капсула. Ничего с собой не берите, в Гималаях всё не менее цивилизованно, чем здесь. Если выдастся свободная минутка, зайдите в тамошний паноптикум, на снежного человека стоит посмотреть, он большая редкость.
Паноптикум – музей, коллекция необычайных предметов (напр., восковых фигур, причудливых существ и т. п.)
Подросток ошеломлённо глядел на Йардена, потрясены были и Виктор с Дитрихом. А Ортвик даже не удивился.
– Жаль, что я не лечу с вами, – посетовал он, когда друзья попрощались с чиновником и вышли, – мне приходилось слышать об этом чуде, и хотелось бы его увидеть. Ну, да ладно, успеется.
Он посмотрел на часы.
– До половины четвёртого ещё уйма времени. Пойдём куда-нибудь и пообедаем?
– Я только позвоню Ире, – согласился Виктор и ушёл искать видеофон.
Обтекаемая капсула была готова к взлёту. Путешественники ожидали увидеть большую пушку, стреляющую необычными снарядами, но нет, яйцеобразная машина, раскорячившись на подпорках, стояла на полу ангара, а в кабине сидел пилот. Он не стал смотреть командировочные карты, видимо, это не входило в его обязанности, и, дождавшись, пока пассажиры пристегнутся, надавил на рычаг.
Бесшумно, без рёва моторов и выхлопов, капсула завалилась назад, взвилась вверх, и сила тяжести придавила пассажиров к креслам. За спинами в салоне негромко заплакал ребёнок, а Дитрих, Виктор и Натон сидели с ошеломлёнными лицами. Но удивлялись они недолго, вскоре последовало мягкое приземление.
На дрожащих ногах все трое вышли наружу и застыли, глядя на представшее их глазам потрясающее зрелище. Они стояли, утопая по щиколотку в травах чудесной зелёной долины, а вокруг, куда только достигал взгляд, возвышались горы с заснеженными вершинами. Вид этот так заворожил людей, что они не сразу обратили внимание на огромное здание исторического центра из стекла и металла, гармонично вписавшееся в синеву неба, и расположившиеся неподалёку небольшие жилые домики и солидные многоэтажные гостиницы.
Но к ним уже спешил госслужащий с папкой подмышкой. Приветливо поздоровавшись и заглянув в карты, мужчина пригласил командированных следовать за ним. Устроив их в комфортабельном номере, он отсалютовал и исчез.
– Похоже, здесь принято верить людям на слово, – удивлённо сказал Штригель. – Он едва посмотрел на документы и узнал о деле, ради которого мы прибыли, лишь с наших слов. А если бы мы обманули?
– Насколько я понял, здесь никто никого не обманывает, – отозвался Виктор. – Да и зачем? Ведь ложь не приносит никакой выгоды.
– Удивительный мир! – вырвалось у Натона. – Как им удалось так перевоспитаться?
– Это мы скоро узнаем, – весело ответил Прокудин. – Кому-нибудь надо переодеться или перекусить перед выходом?
– Я сыт, – ответил Дитрих, – а вот ванну принял бы с удовольствием.
– Тогда я покажу тебе, как ею пользоваться. Здесь всё отличается от наших реальностей, даже процедура омовения. Кстати, я заметил, ты очень мало ешь. Это отсутствие потребности или суровая необходимость?
– Скорее, второе. Идя на поводу у желудка, я рискую потерять форму. В нашем жестоком мире имеет значение любая мелочь.
– Да, пожалуй.
Когда Виктор, а за ним и Дитрих вернулись в комнату, Натон разогревал мясо и рис. Подойдя к отцу, мальчик тихонько боднул лбом его плечо и попросил:
– Поешь, пожалуйста. Всё должно быть в меру, и аскетизм тоже.
Растроганный Штригель провёл ладонью по щеке подростка и улыбнулся:
– Хорошо, если ты настаиваешь.
И с аппетитом съел свою порцию.
– Очень вкусно, даже слишком, – заявил Штригель, опорожнив тарелку. – Живи я в этой параллели, не смог бы держать себя в рамках.
– Это верно, – восторженно отозвался Виктор, – сам грешен. Ну, кто бы мог подумать, что продукты здесь синтезируется из безликой органики.
Натон нахмурился.
– Странно. Если путём синтеза можно создать, к примеру, мясо курицы, то почему здешние генетики до сих пор не научились клонировать людей? – сведя брови к переносице, вслух размышлял он.
Дитрих изумленно посмотрел на сына. Вот, оказывается, какими проблемами был занят ум не по годам развитого ребёнка.
– Мне кажется, – сказал он, – мы слишком сложны, чтобы нас воспроизвести. Наш мозг – маленькая вселенная, вряд ли её можно воссоздать искусственно.
– Да, наверное, – расстроено произнёс мальчик, – а жаль.
– Почему? – удивился Прокудин.
– Я бы меньше боялся за отца, – прошептал Натон так тихо, что услышал его лишь напрягший слух Штригель.
Стремясь разрядить обстановку, он рассмеялся.
– Я не настолько важная персона, чтобы оставлять меня – размноженного на память потомкам. Вряд ли специалисты по клонированию согласились бы на это.
– А я чувствую, что ты прославишься великими делами, – вздёрнув подбородок, уверенно сказал подросток.
Штригель смутился, но скрыл замешательство под маской озабоченности.
– Нам пора, – заявил он, – если мы намереваемся хоть что-то успеть.
И, покинув гостеприимный номер, мужчины и мальчик поспешили к Центру всемирной истории.
