благо ти будет и да долголетен будеши на корабле, - Петрович ни с того ни с чего заговорил на староцерковном языке
За иллюминатором было видно, как на соседнем эсминце «Безумном» офицеры подвесили кота за яйца, пытаясь отучить его гадить на ходовом мостике. Праздничные флаги расцвечивания трепались на ветру о чем-то личном. Вечер стоял весь в недостатках. Пахло взысканиями за «полеты», которые должны были произойти за праздничный вечер. На стол каюты неожиданно села бабочка Махаон с красивейшими в целую ладошку черными крылышками и яркими золотистыми спиральками на них. Она удивленно повертела изящной головкой, пошевелила с сарказмом длинными усиками и, поняв, что данное место не для показа божественной красоты возмущенно дернув гузкой, взлетела и полетела над бухтой к спасительной зелени на берегу.
- Почаще испытывай чувство братолюбия к командиру, - каплей затянулся сигаретой и снова непроизвольно хмыкнул своим мыслям. Выпустил дым из ушей и, почесав рукой в районе ширинки, продолжил, будто духовный наставник. - Лелей в себе любовь к ближнему. Не слушай буридановых ослов. Не блуди, не веди валтасарову жизнь. Не забывай, где изобилие - там порок! - Виктор Петрович сделал очередную глубокомысленную паузу, посмотрел на упавшего с подволока-потолка таракана и продолжил пудрить мозги парню. - Помни, ты соль моря! Если же соль потеряет силу, то чем же сделаешь ее соленой? Она уже ни к чему не годна, как разве что выбросить ее вон на попрание людям, - Петрович заговорил словами знаменитой Нагорной проповеди.
- Будь мудр как змий и прост как голубь, руководствуйся в поступках Корабельным Уставом. Не теряй душевной чистоты и простосердечности, - повторил Витюшка слова Иисуса, сказанные им за молитвой апостолу Матфею, а может быть Петру. Воинствующий атеист пока еще путал их. - Всё в руках человека, поэтому почаще мой их. Чище руки - тверже кал! - опять наступила напряженная тишина, можно было услышать, как шевелись святые мощи, в виде старой шинели в убогом углу каюты. - Береги свое время! Не забывай, не время проходит - проходим мы...
Бессмертные слова Богочеловека, принявшего мученическую смерть на кресте во имя спасения всего человеческого рода, наполнили душу матроса безграничной верой в торжество Добра над Злом. Библия давала неисчерпаемый заряд умиротворения и надежды на будущее. Флаг на гафеле от гордости за корабль трещал как тараканы в матрацах коек матросов. Заходящий солнечный луч любопытно заглянул в каюту посмотреть, чем тут занимаются служивый народ, но ничего его не заинтересовало, и он скрылся как корабельная крыса под рундук.
Виктор с непостижимым трепетно-печальным обликом очарованного странника моря посмотрел с вожделением на бутылку спирта под столом. Задумался и вкрадчиво мягким голосом выдал неожиданную идеальную максиму:
- Родной! Иисусы являются редко как кометы, а Иуды - не переводятся, как комары!
О борт корабля лениво скреблась июльская волна, цепляясь водорослями за прилипшие к обшивке ракушки. На корме корабля собралась чумная кодла чаек, и галдела, словно на партсобрании при рассмотрении персонального дела одной из них. В боевой рубке морской «латынью» трепались о чем-то боцман и корабельный баталер.
- Будь зорким и щедрым Аргусом на добрые дела, - благовестно продолжил «бычок», опять заглянув, как в школьную шпаргалку в божью скрижаль. - Являйся смиреной овцой перед начальниками, но помни - они любят заглядывать туда, откуда ноги растут, - в каюте от слов кап-лея стало как бы светлее. - Не дуй против божьего ветра - брызги все равно попадут на тебя. Будь благословен в ратном труде! Не забывай! Господь и намерения целует! - Виктор Петрович продолжил говорить словами Иисуса Христоса на горе Синайской. - Изменяя себя - не изменяй себе!
Матрос млел сердцем, в душе радуясь и плача от мягких слов, которые можно было класть в рот и растворять. Парню сразу же захотелось прикрыть грудью товарища вражескую амбразуру, бросить друга под танк или на худой конец выпить из горлышка в один присест бутылку портвейна «Биле мицне».
- Борись с демонами! Хотя, не забывай, убив демонов, могут умереть и ангелы… - Витюшка опять ушел в юношеские воспоминания-грезы воинской службы.
Ему вспомнился его первый демон - тезка, курсантский командир отделения, горячий аварец, спустившийся с гор за керосином и сразу попавший на флот. Надо отдать ему должное он был упертым малым как двести татар вместе взятых, и хорошо понимал, что если не обустроится на флоте, то до старости будет пасти овец на горных пастбищах и донашивать отцовскую бурку.
- Одевайся в одежды праведные! Робу, особенно свои «писюн» перед увольнением на берег стирай регулярно, чтобы перед девчонками не было стыдно. Не входи в пустословие и словоблудие, - Петрович, вспомнив свою любовницу Людмилу, продолжил свою проповедь. - Запомни! Самое дорогое у человека - это жизнь! - ни с того ни с чего Витюшка начал чревовещать бодрые комсомольские цитаты. - Она дается один раз в жизни, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы! - встрепенувшись от советской действительности, офицер, как ни в чем не бывало, елейно продолжил.
- Сынок! Чем ярче свет, тем гуще тени! - вздохнув тяжёлым вздохом уставшего корабельного боцмана, он с дерзостным ослеплением продолжил, будто читал гадательную книгу «Оракул Соломона». - Ты, главное не отчаивайся. Путь познания всегда опаснее самого знания! Будь воздержан! Не бодрствуй во Сне и не спи на Яву. Не трещи крыльями без повода и не тарахти задницей по палубе! Помни! Жизнь прекрасна и удивительна! Тебя ждут великие дела! Но, - офицер еще с большой тоской вздохнул и опять сделал глубокомысленную паузу. - Увы, дорогой! Служба - дело грустное. Она печалит. - Виктор в очередной раз посмотрел в священную книгу, будто с нее читал и выдал очередную умную фразу. - Не забывай, дружок! Как говорил наш Александр Сергеевич Пушкин «Знания сокращают нам опыты быстротекущей жизни».
Молодой матрос, терзая жирный прыщ на подбородке, ошеломленный от потока удивительной для него информации стоял перед командиром как часовой у кормового флага. В глазах, распахнутых на ширину плеч, отражался коммунизм. Парень преданными собачьими глазами в позе счастливого зародыша на цыпочках, будто перед писсуаром, смиренно слушал командира. От нетерпения перебирал ногами, утирая мокрый нос рукавом робы. Ожидая окончания божественного монолога, он мысленно восхищался - «Во дает командир! Ерунду же порет как деревенский сапожник, но как ладно и складно! Воистину - это вам не тут, а здесь! Молодец! Нечего сказать - командир и в божьем храме всегда командир!»
Речь солнца флотской службы еще лилась и лилась бы долго, как из благостных уст какого-нибудь деревенского батюшки, пока по корабельной трансляции резко не прозвучали колокола. Нет, не Свято-Никольского храма, а флотские - колокола громкого боя.
- Учебно-боевая тревога! Корабль к бою и походу приготовить! По местам стоять! С якоря сниматься!
С изжеванного лица офицера мгновенно слетела юродивая улыбка наивной доброты. Глаза, набрав вдоволь железа, остекленели. Колючие усы на красноносой хоризме лица, стали в положение «боевое» и зверски начали шевелиться как швабра на большой приборке.
В каюте как-то сразу почувствовался запах грозовых недостатков. Крысы дисциплинированно разбежались по своим боевым постам. Чай-чифирь перестал кипеть в банке под ногами у офицера, превратившись матросом первогодком. Вскочив с койки, Виктор Петрович опрокинув на ноги кипяток, начал, оглашено орать:
- Какая падла здесь поставила банку? - обваренный Витюшка, прыгая на одной ноге, как девочка, играющая в классики продолжил. - Ну! Т-ты, едрит-мудрит, дубина стоеросовая! П-потный х-хорек! Хватит курить занавески! Ч-что стоишь, как дерьма наелся?
Командир освободился от божественной кармы и астральной ауры божественной книги. Мысли постепенно налились свинцовым багрянцем. Расстегнув деревянный подворотничок на кителе цвета «легкого японского утреннего заката в аромате цветущего жасмина» и переведя дыхание, «бычок» во всю луженую глотку голосом со звериным оттенком на одном дыхании кончил прямо на голову матросику.
- Команды не слышал, тараканья титька? А ну жопу в руки, глиста в портянках, по-пластунски бегом на боевой пост, ети твой пупок в глотку кашалота и чтобы не царапал гнилыми потрохами палубу, твою дивизию мать-ать-ать! Хорош дурака валять и к переборке приставлять!
Как тут не вспомнить крылатые слова - Нет пророка в своем Отечестве!
