11-00

говорили глаза, слегка навыкате, самодовольная улыбка, будто приклеенная на заросшем густой щетиной лице, надвинутая на низкий морщинистый лоб вязаная грязная шапочка с пришитым к ней гербом некоей африканской республики; из  одежды на нём было всё, что можно на себя надеть: поверх нестиранной майки, рваная футболка, её прикрывала расстегнутая до пупа клетчатая рубашка а-ля ковбойка с оторванными карманами. Поверх рубашки замызганного цвета вязаная безрукавка с небрежно накинутым на островерхие плечи пиджаком с прорехами и торчащими из карманов горлышками пивных бутылок.   
    Колоритная троица казалось, шла, никого не замечая или попросту игнорируя окружающее пространство, наполненное им подобными человеческими экземплярами, но в отличие от них, живущих по другим, рабским меркам социального общества. Различные по отдельности, вместе они гармонично смотрелись на общем фоне городского экстерьера; непосредственно в нашем случае, экстерьере дворового пространства определённого квартала нашего города. Да, это были не сказочные три богатыря, Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович, не мифичные персонажи европейских сказок и повествований, а вполне реально существующие персоны, пафосно говоря, те, без кого мы, обычные люди, чувствовали вокруг себя опустошающую пустоту пространства и испытывали чувство неполноценности окружающего мира.   

    Хлебников: Видите, Кирилл Мефодьич, к нам скоро присоединятся неповторимые в своей способности к дискуссии люди.

    Я: Да, но их взгляды настолько разнообразны.

    Хлебников: Не мне вам повторять, милейший, древнюю истину, о вкусах не спорят.

    Я: О чём же тогда?

    Хлебников призадумался на короткий миг, чело его исказили морщины глубокого раздумья, и оно тотчас просветлело.

  Хлебников: Спорить необходимо о том, что в итоге не приведёт от словесной перепалки к физическим разборкам, как то: мордобой, драка с применением запрещённых приёмов и прочие нелицеприятные методы.

    Славная троица оказалась на дистанции досягаемости вербального приветствия.

    Викинг: Ба, да вы только, братья, посмотрите, кого принесло к нашим берегам! Кирилл Мефодьич, неужели и вы решили испить из источника духовной нравственности и навсегда влиться в наши крепкие ряды?

    Я: Господь с вами, Викинг…

  Викинг: Он, в отличие от вас, грешных, всегда со мной. Как и сила Тора и его сокрушающий врагов молот.
       
    Паганини: Нет-нет-нет… Категорически против вступления в наш, так сказать, вольный клуб всякого рода личностей не умеющих отличить на слух ми бемоль первой октавы от си бемоль второй!

    Чел: Снова ты за своё, скрипачишко хренов! Нет чтобы человеку предложить выпить за встречу. Хотя, если мне мои глаза не изменяют, господин артист уже преподнёс чарку нашему дорогому гостю. Пора присоединиться и нам.

    Хлебников произнёс несколько непристойных фраз, смыслом опровергающих прямое отношение человека к особи гомо сапиенса, чем вызвал шквал неудержимого смеха. Смеялись до икоты и сам виновник шутки, и Викинг, поглаживая толстые косы грязной бороды, и Паганини тихонько хихикал, поглаживая скрипку и говоря, что всё-таки образованный человек должен отличать ми бемоль от си бемоля. Ржал жеребцом Чел, утирая выступившие из глаз слёзы. Один я смотрел на эту дружную в каком-то иррациональном смысле команду бездомных и с грустью не скрываемой думал не об испорченном дне отдыха, не нужно было откликаться на просьбу Хлебникова составить ему компанию, а о том. Что жизнь в любом её проявлении неукротимо проходит мимо каждого из нас и нужно спешить успеть насладиться всеми моментами.
    Потом мы пили.
    Подавив брезгливость, я пил из общей тары, прикладываясь губами к горлышку бутылки, не думая, что мой гипотетический стоматит или герпес как-то катастрофическим образом отразится на здоровье четырёх бомжей; а вот своим здоровьем я бездумно рисковал, бог весть, какой гадостью болеет каждый из моих собутыльников.
    По внешнему виду я предполагал, что месье артист Хлебников страдает одышкой, мешки под глазами указывали на какое-то заболевание, он незаметно для всех, нет-нет, да потирал под рубашкой правой рукой грудь, кривясь и улыбаясь одновременно.
    Викинга бил тремор верхних и нижних конечностей, он заговаривался, называл друзей другими именами, смеялся по поводу и без оного, иногда выкрикивал, мол, неистребимо викингово племя, дескать, ещё покажем миру, кто будет пить на пиру в Валгалле.
    Паганини со своим бзиком о бемолях нижней и верхней октавы приближал свой час посещения не столь отдалённых для большинства из нас мест, где мятежные души находят вечный покой, где истинное звучание мелодий совершенства не пронизано отличительными качествами нот, потому что если их кто и слышит, только провожающие под медный перезвон труб и литавр.
    Чел старательно показывал миру и городу, также и нам, что здоровье аспект далеко не саамы важный в существовании человека; вот было бы побольше выпивки и закуски, тогда можно жить. Я спросил его, как можно жить, на что Чел пояснил, что не важно, как, важно – жить. И под конец выдал то, что я однажды вычитал в одной умной книжке лет десять назад: «Жизнь будет хорошей, если её проживёшь хорошо и будет плохой, если проживёшь плохо».
    Моё умозаключение, что мои собутыльники скоро распростятся с этим равнодушным к человеку светом, вскорости сбылось.
    Всякий раз, узнавая от соседей очередную новость, что утром нашли артиста Хлебникова возле мусорных баков бездыханным или Викинга в городском парке замёрзшим на лавке, зима в тот год выдалась студёная, или Паганини свёл счёты с жизнью, умудрившись повеситься в подвале строящегося дома на единственной струне, бывшей у него на скрипке, на которой он профессионально для себя брал ми бемоль верхней октавы и си бемоль нижней, или пропал без вести Чел, мне было горько и стыдно от того, что Судьба распорядилась так бездарно с их жизнями; нет, это не они растратили отпущенные им годы, как мот наследство в казино, это Судьба взяла их как котят за шкирку и выбросила прочь.
    Счёт нашим дням неведом нам, равно как неизвестен итог. Но об этом я тогда не думал. Изрядно накачавшись дешёвым вином, незаметно ушёл, ощутив внутреннюю потребность Хлебникова, Викинга, Паганини и Чела побыть наедине с собой.

    Незаметно приблизился вечер. Вечер моего выходного дня, внезапно выпавшего на день среди недели. Как он прошёл? Судя по цитате из книги, он прошёл хорошо.

                                                                                                Якутск. 23 июля 2018г.