Сколько времени прошло, когда он очнулся, Роман не знал. Всё качалось перед глазами. Он сидел на полу… на дощатом полу в каком-то чулане.
Сознание возвращалось медленно.
Неподалёку стоял его слепой воспитанник. От потрясения молодой человек не сразу вспомнил его имя. Ну как же: Ян, тот самый, хвостом бегающий за Лосем. Тот самый — и не тот. Этот видел и был старше на вид, в майке с иностранной надписью. Такие же чёрные немытые волосы, только ещё длиннее. «Что ты здесь делаешь?» — хотел спросить Роман, но непослушные, будто чужие губы его даже не шевельнулись.
Слепой (хотя уже совсем зрячий) подошёл поближе, уставившись сверху вниз прямо в зрачки воспитателя странным взглядом почти прозрачных глаз, в которых плеснулось зелёное пламя.
Вздрогнув, Роман попытался встать, но парень, недовольно покачав головой, отчётливо и сердито проговорил:
— Что же вы лезете опять куда не просят?!
Ошеломлённый такой наглостью, Роман открыл было рот, но Слепой вдруг легко прикоснулся к его лбу одной рукой, а другой толкнул в грудь. В глазах Романа засверкали звёзды, потом всё вокруг исчезло.
* * *
— Ба-атюшки! — старуха в полушубке и выцветшем пёстром платке шарахнулась в сторону, выронив корыто с бельём. Она с испугом глядела на вылезшего из пристройки возле амбара черноволосого молодого человека с сердито насупленными бровями, раздражённо отряхивающегося от перьев и пуха, налипшего мусора и крошек.
— А-а. это вы, Роман Саныч, а я уж думала — залез кто. По нынешним временам ведь глаз да глаз нужен, сами знаете… А почему вы этим ходом-то?
— Обследовать… нужно было, — сурово и смущённо буркнул «Роман Саныч», потирая синяк на лбу. — По делу, Петровна, по делу.
— А-а, — глубокомысленно произнесла Петровна.— Ну, если по делу…
— А почему, к примеру, у вас замок там на втором чулане висит? И куда та дверь ведёт?
— Это которая на втором чулане-то? — повторила старуха и задумалась было, но тут же ответила:
— Так туда, милок, отродясь никто не заглядывал. Как прежние хозяева заперли, так и не интересуется никто. Это ещё до революции было, когда сироты бедные тут жили, а старая барыня, владелица-то…
Разговорчивая Петровна ударилась в воспоминания. Роман рассеянно слушал.
Уже у себя в комнате, разглядывая синяк на лбу, который грозил перерасти в полноценную шишку, Роман задумался. Он вспомнил странную закрытую дверь и то, как решил осмотреть первый чулан. Как увидел там ступеньки и стал спускаться, но поскользнулся в темноте и свалился сверху в пустой сейчас курятник.
Но случайно обнаруженная, закрытая на ржавый железный замок вторая дверь почему-то его волновала. Когда-нибудь он точно ею займётся.
Роман не любил наглухо запертых дверей и нераскрытых тайн.
*отрывок из цитаты В. И. Ленина
Глава 3
— Андрей? — навстречу младшему воспитателю, цепляясь за стенку, тяжело шёл одноногий. Лицо у мальчика было очень бледным. Деревянный костыль судорожно упирался в пол.
— Что с тобой?
— Ни…чего. Голова закружилась просто, может от лекарства, обезболивающего.
Из двух братьев этот был слабее здоровьем, это Роман заметил давно. Антон ощутимо страдал, когда брат был в Могильнике.
Мальчишка покачнулся, опершись о стену. Роман быстро подставил плечо, решил немедленно сообщить врачам, но Андрей покачал головой и пробормотал что-то невнятное.
— Что ты сказал?
— Не нужно. Само пройдёт, не в первый раз уже.
Роман почти тащил его, Андрей вис на плече, серея лицом. Из комнаты навстречу им буквально выскочил Антон, быстро, насколько позволяла хромота, подошёл к брату.
— Почему не предупредил? — укоризненно прошипел он, кивнув Роману. Вдвоём с воспитателем они дотащили его до кровати и уложили.
— Сейчас… пройдёт… оно… ненадолго. Я не хотел, думал сам дойти, немного осталось…
— «Думал сам дойти»! — возмущённо передразнил Роман. — А если бы свалился по дороге? Темно в коридоре, все по комнатам разбежались, и воспитателей мало, завтра выходной.
Роман двинулся в тёмной комнате к выключателю и запнулся о стремянку, которая стояла у шкафа. Свет, как и следовало ожидать, грустно мигнул и погас. Роман чертыхнулся.
— Свечку хоть принесли бы, — он осторожно отодвинул стремянку, намереваясь открыть шкаф, чтоб поискать свечи.— Не видно же ни...
И застыл, позабыв, о чём начал говорить.
На шкафу, поблёскивая в полутьме, стоял подсвечник.
Тот самый. Бронзовый, на две свечи.
Роман медленно повернул голову в сторону братьев. Антон сидел на кровати, Андрей полулежал рядом.
— Что это? — медленно, словно ему сводило скулы, произнёс воспитатель.
В комнате сгустилась тишина.
— У нас дома такой же был, — печально сказал побледневший Антон. Узкое лицо с карими в желтизну глазами сморщилось и приобрело виноватое выражение. Роман перевёл взгляд — то же выражение словно переползло на лицо близнеца. Тот, наоборот, сильно покраснел и, опустив глаза, пробормотал:
— Ну, может, не совсем такой. Но похожий. Мы тогда у бабки жили, а когда она нас выгнала…
Антон скосил птичьи глаза на брата, и тот замолчал.
— Андрею было скучно, — жалобно проговорил Антон, — а подсвечник такой красивый. Здесь ему хорошо было…
— Кому, подсвечнику? — тупо спросил Роман.
— И ему тоже, — опустив глаза, пробормотал Антон.
— Он бы постоял тут некоторое время, и мы бы отнесли его. Не говорите директору. И Викниксо… Виктору Николаевичу.
— Пожалуйста, Роман Александрович.
Воспитатель наконец-то обрёл дар речи и прервал этот жалобный хор.
Роман удивляло, что ярость куда-то испарилась. Но следовало довести дело до конца.
— Итак, вы украли… то есть, ты, Антон, украл из подсобного кабинета эту вещь.
Подросток покаянно опустил желтоволосую голову.
«А он совсем не прост. Хитрец. Ещё одно «чудо» на мою голову», — мрачно подумал Роман.
— Вы заберёте его сейчас?
— Нет, — жёстко ответил воспитатель. — Сейчас — нет. Ты отнесёшь его вечером на место, сам.
— Уже скоро вечер…
— Я скажу когда. Вещь не трогать, и не вздумайте его перепрятывать! Вылетите отсюда насовсем, — отрезал Роман.
Близнецы согласно закивали головами, словно боясь, что он передумает и прямо сейчас потащит их с подсвечником к директору.
«Дурак», — холодно подумал Роман, захлопывая за собой дверь.
Непроходимый идиот, болван. Кем он себя возомнил, Ниро Вульфом? В эту комнату он даже не заглядывал. Всё время шёл по неверному следу, убедив себя в том, что виноват другой…
Роман похолодел, будто оказался неодетым в лютый мороз на улице. А что, если Мамочка действительно ушёл и не вернётся?! Воспитатель проверял: ни утром, ни в обед его никто не видел. Оставалось надеяться, что появится к вечеру.
В учительской Романа ждало неприятное известие: старшего воспитателя Сорокина срочно вызвали в город на двухдневную конференцию, и он будет завтра вечером. Учителя понимающе переглядывались и тихо говорили о назначении нового директора. Дело, скорее всего, было решённое. Радовались этому не все.
Пожилая сухонькая секретарша директора, к которой Лось испытывал доверие, передала Роману записку: «Роман, извини, знаю, что ты этого не любишь. Пожалуйста, доделай свои отчёты и напиши характеристики. Нужно срочно»
Молодая русоволосая воспитательница, кокетливо поправляя кружевной воротничок, задержалась взглядом на вошедшем в учительскую хмуром молодом человеке. Молодой человек, впрочем, никак не отреагировал на это, рассматривая бумажку, которую держал в руках.
Никакие отчёты не лезли Роману в голову.
— А вот я слышала, — громко произнесла девушка, — что Мамочка-то — исчез! Поминай как звали!
— Почему? — спросил лопоухий воспитатель Щепкин, или попросту Щепка, поправив очки.
Роман вздрогнул.
— А кто его знает. — равнодушно пожала она плечами. — Захотел и сбежал. Мне Пузырёв сказал.
Пузырёв, или Пузырь, прозванный так не столько за фамилию, сколько за непреодолимое пристрастие к выпивке и красивой «пролетарской» фразе, подтвердил:
— Ага. Нету его. Благодать просто. Ещё бы кто-нибудь сбежал — не нарадовался бы.
— У него же ноги нездоровые, — пробормотал Щепка.
— Вон Ральф радуется, небось, — Пузырёв кивнул на Роман, — правда, Роман Александрович? Ничего, не отсохнут ножки-то, а мы отдох…
— Ладно, заткнись.
— А ты мне не груби, Рома. Нашёл кого жалеть — деклассированных элементов этих. Недаром и кличка у тебя буржуйская, и сам ты бука…
Роман, буркнув «да пошёл ты», вышел из учительской, уже не видя, как Щепка, качая головой и протирая очки, с упрёком сказал:
— Ну чего пристали к человеку? Думаете, легко, с такой группой…
— А мне легко?! У меня одни психические! — заорал Пузырь, другие тоже стали что-то доказывать, и девушка поморщилась. Она досадовала, что затеяла этот разговор вообще.
Идя по длинному коридору, Роман мрачно думал, что выходные, скорее всего, отменяются. В городе его ждала Настя, красивая и хорошая девушка, которая, конечно, будет очень недовольна. Однако по-другому никак не получалось. Он надеялся вырваться в воскресенье, но не хотел обманывать себя. Никакого воскресенья не будет, если его воспитанник не вернётся.
* * *
Когда Роман снова зашёл в учительскую, Пузыря уже не было. Коллеги оживлённо обсуждали возможную — пока ещё только в мечтах — поездку на летом с детьми в лагерь на местное озеро.
Одни верили, что Лось (многие уже считали его будущим директором) сможет «пробить» эту поездку. Другие сомневались.
— Если никакой войны не будет, то возможно, — утверждал немолодой уже учитель математики.
— С чего бы войне быть? Антанты нет давно, немцы не полезут уже, кишка тонка, — удивлялся Щепка.
— Солнце, вода, девушки-вожатые… Эх, сбылось бы… — мечтательно говорил Васильич, один из воспитателей у старших.
— Ага, и куча детишек-беспризорников, — насмешливо фыркнул Щепка.
Роман слушал вполуха.
* * *
К вечеру он совершенно извёлся. Еле удерживался, чтобы не проверять, не появился ли Мамочка, каждые полчаса. Роману рисовались жуткие картины замерзающего где-нибудь голодного беспризорника. Справедливости ради, Роман не слишком верил в это: Мамочка был живуч, как кошка, и сбегал уже не раз, даже и в холодную пору, но… сейчас был совершенно другой случай. Новоиспечённый воспитатель страдал. Вина камнем висела на шее.
После очередного итогового собрания, которое прошло абсолютно мимо сознания Романа, он задержался в столовой, вяло отнекиваясь на настойчивые предложения двоих коллег выпить. По поводу предстоящих выходных или грядущего назначения нового директора — он не вникал, просто помахал им, желая поскорее остаться одному.
Роман сидел, обхватив голову рукой, ковыряясь в холодном пюре и куря одну папиросу за другой. Радость от найденного подсвечника давно ушла.
Ведь если подумать… Разве выйдет из него воспитатель? Недоучившийся военный, недоучившийся педагог, недо… Чем он, Ральф (Роман с отвращением покатал на языке имечко, которым его тут наградили), отличается от них, его воспитанников? Да ничем. Вынужден делать вид, что разбирается в воспитании детей, а сам такой же переломанный, «склеенный» из двух половинок. В памяти всплыли суровый отчим и мягкая,
