слышали.
– «Хамус — Кобелинус» — одноклеточный, — упорно продолжала зачитывать его психологическую характеристику.
У Игоря желваки едва не разрывали лицо на части... - Невзирая на неоднократные предупреждения, упорно продолжает хапать барышень, за все, что ему попадается на глаза.
– А вы не выпячивайтесь напоказ, — рявкнул он.
– Да-а-а! Вина ваша отягощена особым цинизмом деяния. Обзаводиться связью с соседкой в то время, как любимая жена производит на свет долгожданного наследника. И как вы неоднократно сами говорили — ненаглядная супруга. Вас вылавливают здесь уже несколько раз. Ваша тёща, заявила, что костьми ляжет, но не дозволит даже приблизиться к единственной дочери и любимому внуку. Вы приговариваетесь к полнейшему пожизненному изгнанию. К вам будут применены жесточайшие санкции, вплоть до лишения свободы и заключения в городскую тюрьму. Поверьте, в ней ваше пребывание превратится в сущий ад. Обворожительные надзирательницы станут переодеваться на ваших глазах... В день по нескольку раз. Принимать ванну и душ... А вы уже, имеете сведения, о том, что если даже шевельнётесь по направлению к одной из них, ваше тело в один момент будет парализовано, — мило усмехалась Горгона Григорьевна.
– За что?! Я же публично извинился сто раз? Уже нет сил, без них существовать... Да, я вас тут поочерёдно всех... — он подскочил, выпустив из вида больную ногу, которая отчего-то полыхала жутким огнём, и безрезультатно пытался оттолкнуть Людмилу, но чрезмерно жёсткий правый апперкот молниеносно его отключил, и немедленно все поплыло перед глазами...
***
***
***
Все округ стало расползаться, трансформируясь в устрашающих огромных чудовищ: зал, кресла... Над ним нависало устрашающе огромное лицо Земфиры: с широко раскрытым ртом и торчащими саблевидными клыками из властной пасти, а её сумасшедшие зрачки выкатились из глазных впадин, и парили прямо над бледным лицом, улетающего в никуда поверженного витязя.
***
***
***
– Игорь! Игорь! – доносилось откуда-то издалека! Очнись! — студёная вода свершила своё реанимационное действо.
Горемычный резко раскрыл глаза... Над ним с ведром в руках, стояла взволнованная тёща - Земфира Григорьевна, и с беспредельным беспокойством вглядывалась в его лицо…
– Ты что же это, никак задремал в гамаке на солнцепёке? Еще и с своей книгой про голых баб! – стенала она, поднимая упавшую с лица зятя книгу про Амазонок. – Уснул, сердечный? Да это же солнечный удар! Отец мой небесный! Ты же в крапиву опрокинулся... вон... вся нога красная. Надо срочно врача вызывать, — суетилась любимая тёща. - Господи, как хорошо, что я пораньше подоспела с работы! Тебе уже в родильный дом к Алиночке надо. Она несколько раз звонила. Заждалась совсем.
Обескураженный, ничего не понимающий Игорь, протирая глаза, осторожно спросил:
– А вы... вы, ей не рассказывали про то... ну... про соседку?! – осторожно выведывал у тёщи Игорь.
– Какую соседку? Совсем ты перегрелся видать, милок. – Сыночка, — лукаво погладила его по голове, —да ежли бы я, что и увидела ненароком, так сама бы сняла с тебя штаны, и крапивой по голому задку бы так отходила, а собственной дочери-то, кровиночке своей, я на кой ляд, стала бы жизнь губить? Она ж любит тебя непутевого. Так ведь и ты, кажись, души не чаешь в ней. Славный ты у нас, хоть и непутевый местами, а в остальном быстро разберёмся. Пойдём-ка, я быстренько медвежьим жирком смажу бедные твои ноженьки, бедолажечька.
– А меня что, уже отпустили?! – мучительно приходя в себя, осторожно выспрашивал, приноравливаясь к ситуации.
– Откуда?! Ох-хо-хо! Немедленно звоню в неотложку… Дела, видно, зятёк с рассудком у тебя совсем плохи.
Счастливый Игорь, превозмогая острую физическую боль от ядовитых укусов крапивы, блаженно улыбался:
«Оказывается, этот кошмарный мифологический сюжет разворачивался в жарком сне, от солнечного бойцовского удара! Уф, к счастью, наконец, развеялся! Привидится же такое, аж мурашки... Но... шуры-муры с соседкой Люськой, надо быстренько завязывать. Чем чёрт не шутит!» — с опаской пораскинул мозгами, глядя вслед Горгон… Ах да! Любимой тёще.
– Земфирочка, а я тут хотела у тебя с десяток яиц попросить к пасхе-то, – и увидев живописную картину «Теща над телом зятя, совершает непонятные манипуляции», тут же вникнув, откомментировала соседка, Манька – Большое ухо. Так ее в посёлке прозвали за подрывной характер и вездесущность. Но сердце у неё было доброе.
– У-у! Небось, по кустам шастал к девкам, - и рассмеялась, обнажив беззубый рот. Хотя, нет, один торчал вызывающе.
– Земфира Григорьевна, мама, уберите эту… не то, я за себя не отвечаю, – вскинулся было воин, но теща только улыбнулась от приятности, что зятек впервые ее назвал мамой, и поспешила в кладовку за яйцами для соседки.
| Помогли сайту Реклама Праздники |
В этом "Городе без мужчин"
Воют ветры, грохочут громы...
Затесался там хлыщ один -
Всё казалось ему знакомым...
Но ошибся - попал в переплёт,
К этим бабам - медузам-горгонам.
Ведь страшнее на ум нейдёт -
Он орал там и воплем, и стоном...
Кобелинусам там - нишкни!*
Всё припомнят и "вылечат" с чувством.
На любую шалость они
Боевым отвечают искусством!
Тут и тёща, и псы, и консьерж -
Хоть и бабка, а всё при деле.
Ей служить бы в отряде "Смерш",
Жёстко всё... А как вы хотели?!
Но закончилась миром война,
Как оно и бывает на свете...
Счастлив сам и красотка жена,
Скоро Пасха - давайте отметим!!!
*нишкни -
- Возглас в знач. не кричи, не плачь, молчи (Primo форма пов. накл. глагола нишкнуть - умолкнуть)
Толковый словарь Ожегова.