Поединок

раздается выстрел. Ба-Бах-Тарабах!!! Звук оглушительного выстрела усиленного стенами небольшого помещения начинает  раненым зверем безумно метаться по общежитию, чтобы спрятаться от дальнейших разборок. Вылетевшая из ствола красная ракета летит, шипя, как огнетушитель. Дымя и разбрызгивая искры, как портовый буксир шуршит в сторону Володи. Попадает в деревянное перекрестие грязной оконной рамы у него над головой. Нехотя развернувшись, как бумеранг, начинает лететь обратно. Стукается в косяк двери и «заходит» на второй круг. Все падают на пол и растекаются в сплошном дыму кровоподтеком.  Ракета опять рикошетит об раму окна и направляется в сторону стрелявшего Андрея. Пролетая над капитаном, обжигает ему лысину и, падая в углу комнаты, начинает потихонечку тлеть. Голова капитана, обожженная огнем любви ближних начинает гореть синим пламенем. Легкая паника, разбавляемая возгласами:
      - Куда ты стреляешь, япона мать? У тебя глаза на жопе, что ли?
      Ребята начинают спасать «мозги» старшего товарища, которые на глазах  поджариваются, а голова покрываться грязными струпьями. Начинает пахнуть  горелой человечиной. Применяется экстренная «анестезия» - портвейн наружно и внутрь. Что дальше? Разогнав дым, идут гурьбой в санчасть базы, где медбрат обрабатывает бестолковку «секунданта» и перевязывает ему жидкие мозги. Ура! Жизнь товарища спасена. Теперь надо что?
      - Как что? - переспрашивают лейтенанты. - Надо обмыть «мировую»!
      В знак примирения ребята идут в базовую кофеюшку. Принимают на грудь пивка для рывка, потом - водочку. Вечереет, белый свет незаметно переходит в серо-свинцовые сумерки. Наступает такой же пьяный афинский вечер, как и накануне.
     В это время, пока лейтенанты занимаются капитаном и «мирятся», ракета в общежитии начинает расползаться тлеющим месивом на нестираном мужском белье в углу комнаты-камеры. Расползается, расползается, и месиво лопается. Вспыхнув красно-синим огоньком, ласкает вешалку с шинелями и начинает полыхать с молодецкой удалью. Радужное  пламя весело охватывает лихую общагу. Итог - пол-общежития, как корова огнем слизывает.
      Под ночь, как ни в чем не бывало святая троица,  дружно возвращается в родные палестины. У общаги море народа копошится около залитых водой обгорелых головешек, пахнувших гарью. Пожарники резко кроют матерком флотских, разбирая мокрые завалы.
      - Г-где? Где, ядрена мама, э-эти с-суки гребаные? - с безумными глазами, горящими сатанинским огнем причитает командир, очумевши, бродя по обгоревшему остову общаги. - Найду сволочей,  воскрешу и лично задушу! - ему доброхоты уже доложили, что лейтенанты тут по пьянке настоящую дуэль устроили, наверное, все и полегли.
      - А мы з-здесь, т-товарищ капитан 2 р-ранга! - раздается за спиной.
      - Сволочи! Да я вас лично живыми закопаю, уроды-ы-ы!!! Вы у меня, «дуэлянты», еще постреляете!