Взрыв был такой мощи, что Николаю показалось:, что взорвалась не деревенская изба, куда он хотел войти вместе с другом Лешкой, после освобождения села от фашистов, а небесные своды Вселенной. Дом подбросило и окутало пламенем взрыва. Земля встала на дыбы. Волна смертельного жара разбежалась кольцами вокруг того, что несколько секунд тому назад было человеческим жилищем.
Через мгновение, после того, как пламя исчезло, пехотинца накрыли бревна стены. Очнувшись от нестерпимой боли в ноге, Николай почувствовал на губах кровь. Это от сатанинского взрыва лопнула на голове кожа. Лежа на спине, тяжело контуженный боец открыл глаза и в темноте ничего не увидел. На ощупь, почувствовав бревно над головой, парень понял: —«Завалило!» Не видно было даже маленькой щелочки, куда можно было бы крикнуть: «Ребята! Я здесь!»
По счастливой случайности, солдат был отброшен воздушной волной с крыльца не на деревенское подворье, где был бы в лапшу изрешечен осколками, а под завалинку избы. Хочется написать — Николай оказался в «мертвой зоне» взрыва, а на самом деле — в свободном, «живом» пространстве между землей и упавшей бревенчатой стеной, основанием зацепившейся за камни фундамента дома.
Молодой солдат догадался, что взрыв был от мины, установленной фашистами на столе в горнице избы. Он уже слышал от опытных фронтовиков, что оккупанты в оставляемых ими деревнях минировали дома, соединяя веревкой чеку запала мины, установленной в комнате на столе, с ручкой входной двери. Того, кто первым открывал первым дверь, просто рвало в клочья.
От нелепости ситуации захотелось заплакать, если были бы слезы, но слез не было. Был гнев. «Надо же так попасться. Выжить при яростном штурме деревни и на тебе — такая подножка судьбы. Это не на передовой, у всех на виду с отвагой погибнуть на бруствере вражеского окопа, а тихо и неизвестно как...»— подумал красноармеец.
Нет, наверное, ничего хуже на войне, чем случайная смерть. Сколько их было в этой кровавой мясорубке, после чего и «похоронок» то не приходило? «Пропал без вести…». Горше известия для родных нельзя было придумать.
Привыкая к непонятному, скверному положению, Николай в полной темноте начал понимать, что попал в западню. Придавленный и отрезанный от всего мира, боец собрал все силы. Дрожа от напряжения, на локтях попытался приподнять опаленные бревна, но их тяжесть не давила шансов сдвинуть их с места. Спасение было близко, но не доступно.
«Ребята, наверное, и не догадываются, что я после такого адского взрыва жив. Как все глупо и нелепо получилось! — подумал парень, плотно прижатый к земле. — Надо ждать! Но сколько? Под развалинами, если упавшая стена не соскользнет с ненадежной опоры, могу пролежать сутки, двое. Так не должно кончиться!»
— Ну, гады, со мной такой номер не пройдет! — ощущая неизбежный, казалось,— уже ничем неотвратимый конец, прошептал окровавленными губами Николай. — Еще посмотрим, кто кого!— боец в безнадежной ситуации сдаваться не собирался, считая себя живучим и упрямым.
Сколько уже раз на войне смерть обходила его стороной, когда надежды на жизнь уже не было? Не счесть. Николая на фронте часто выручала заповедь: «Чтобы выжить — надо победить!» Но он уже знал:, чтобы победить — надо было выжить! Как? Раненым, истекающим кровью, заваленным бревнами.
«Надо что-то немедленно предпринять, пока совсем не потерял сознание, пока еще жив. Потом может быть поздно!» — подумал солдат.
На войне физическое состояние может быть ограничено, но самообладание многое значило. Парень по фронтовому опыту уже знал, что для начала надо сохранить выдержку и самообладание.
Где солдату взять волю, силу духа? В характере, воспитании? В убежденности правоты своего дела? Спроси это Николая, он бы не ответил, но боец был убежден, что ему, еще рано умирать, не отомстив фрицам за сожженную родную деревню. За старшего брата, погибшего в начале войны на Березине, за ребят из взвода, полегших под Москвой и Сталинградом. Он еще не освободил родную землю от фашистской нечисти.
Без паники, сжав зубы, усилием воли боец овладел собой. Кое-как просунув руки к бревнам, Николай начал стучать по ним кулаком. Парень был убежден, что рано или поздно его услышат и найдут.
|
