вообще хоть ненадолго забывают обо всех пережитых неприятностях. Именно во время игры бывало особенно заметно, что эти две серьезные и даже суровые девочки все-таки обычные дети, которым хочется веселья и беззаботности, как и любому нормальному ребенку. Наблюдая, как они, поначалу несмело, а потом все более и более раскрепощаются за столом, я понимал, что подобный образ жизни для них совершенно необычен и непривычен. С ними прежде никто никогда не играл и, должно быть, даже не разговаривал ласково, они всю жизнь провели в условиях железной дисциплины «Аплоя» и не привыкли к праздности, поэтому новые условия были для них так же странны, как для жителя Заполярья – тропическая жара. Каждое доброе слово вначале удивляло и даже как-то пугало девочек, как что-то случайное и незаслуженное, а потом вызывало безмерную, неадекватную благодарность – до мучительного смущения и даже слёз, особенно у Тэнни. Нет, она не плакала, как плачут обычные дети, но ее малахитовые глаза становились влажными и отражали такую боль, что заглянуть в них бывало страшно. Вообще, странно было видеть, насколько эта действительно очень сильная и волевая девочка не привычна к ласке и какую огромную потребность в ней она испытывает. Удивительно, что душа ее не очерствела от всего пережитого и осталась чуткой и трепетной, как нежный цветок. Айка была другая. Значительно более легкомысленная, озорная, по характеру больше похожая на мальчика, она не заморачивалась надолго душевными вопросами и жила значительно проще. Впрочем, она ведь и была младше и, очевидно, привыкла всецело полагаться на старшую подругу, которая совершенно бескорыстно заботилась о ней, защищала и решала все ее проблемы. Да, я видел, что именно Тэнни, несмотря на то что ей уже приходилось и воевать, и убивать, была по-настоящему добра. Это качество особенно подкупало меня в девочке, и, должно быть, поэтому я, по правде сказать, относился к ней чуть внимательнее и бережнее, чем к Айке, которая, впрочем, вопреки своему возрасту почему-то казалась мне более защищенной и приспособленной к жизни.
Как-то раз, после своего очередного визита, Виллиталлен попросил меня его проводить и, когда мы спустились в гараж, где стояла его машина, сказал:
– Вот что, начальник, надо бы мне твоих девчонок повнимательнее обследовать. Сомнения меня гложут чего-то…
– По поводу? – насторожился я.
– Ну как «по поводу»… – пожал плечами лекарь. – Сам должен понимать: волосики, кровь и прочее…
– Ты что-нибудь серьезное обнаружил?
– Ну, смотря что называть серьезным…
– Ты не гунди и не нукай, а говори путём. Что там у тебя?
Виллиталлен почесался, поправил очки, пожевал тонкими бледными губами и объяснил:
– Короче, не совсем люди твои девчонки. И даже очень не совсем. Процентов на шестьдесят, однако. Знаешь, я до сих пор не очень-то верил в существование инопланетного генетического материала, который якобы украл доктор Марио. А сейчас, проведя пять-шесть основательных тестов, стал верить еще меньше. Понимаешь, если Марио и в самом деле что-то украл, то это что-то значительно более страшное и непостижимое, чем студень с Ганимеда. Девчонки твои действительно являются уникальными генетическими гибридами. Одна их часть, несомненно, человеческая, а вот вторая… Я понятия не имею, что это такое, и определить на данном этапе не берусь, но одно могу сказать точно: эта вторая их часть неестественного происхождения. Их ДНК буквально оплетена чем-то синтетическим. Это что-то внедрено в них настолько органично, что составляет единое целое. Оно пронизывает все и, насколько я сумел установить, пока пребывает в полудремотном состоянии. Не представляю, что будет, если оно проснется. Так что, какие уж тут инопланетяне! У нас проблема покруче.
Я почувствовал томную слабость в ногах. Мне захотелось сесть, но в гараже было негде.
– Эвердику докладывал? – спросил я.
– Еще нет, – ответил Виллиталлен таким скорбным голосом, какой бывает только у старых работников морга, – но ты же сам понимаешь, что доложить все равно придется. Эвердик и так уже нервничает. В общем, надо мне твоих девчонок в нашу клинику забрать. Вот такие дела.
– Когда? – спросил я бесцветно.
– Ну, скажем, завтра. Только им ничего не говори, а то еще сбегут ночью.
– Из-под такой-то охраны?!
– Да ты что, мальчик, что ли? – кисло улыбнулся лекарь. – Что для «Аплоя» наша охрана – звук пустой!
– Подло это. Они пришли нашей защиты искать, а мы их – в поликлинику, для опытов…
– Ну, во-первых, не для опытов, а на обследование. Во-вторых, мне бы твою убежденность. Я, например, не знаю, зачем они к нам пришли. А что если их специально забросили с диверсионной целью, рассчитывая, что мы добренькие и деток не обидим? Вот-вот. А в-третьих, чего ты, собственно, ждал? К нам в руки впервые в истории попали две живые воспитанницы «Аплоя»! Как же их не изучить, черт возьми! Ведь до сих пор нам даже ни одного мертвого аплоевца заполучить не удавалось. Мне что, объяснять тебе всю важность их изучения? Эвердик, между прочим, и так взял на себя колоссальную ответственность, не доложив наверх о случившемся. Если там пронюхают, что он скрывает «Аплой», несдобровать нашему шефу, несмотря на весь его авторитет и заслуги перед человечеством. Так что не будь бякой и оцени ситуацию трезво.
– Я все прекрасно понимаю, – сказал я, – но Айка-то еще не поправилась…
– Да здорова она уже, здорова, – махнул рукой Виллиталлен. – Этим не отмажешься.
– Тогда вот что, – решил я, – немедленно докладывай о своих открытиях Эвердику. Если он лично даст добро, можешь забирать девочек, а до тех пор не пытайся – с лестницы спущу!
– Идёт, – покладисто согласился Виллиталлен, – на том и порешим. Ну, так бай-бай, увидимся. – И, уже садясь в машину, добавил: – И все же мой тебе совет: не нагнетай обстановку. Сбегут девчонки – шеф тебя аннигилирует, хоть ты и ходишь в его любимчиках. Тут ведь уже дело принципа, а Эвердик – мужик принципиальный. Если речь заходит о его профессионализме, он никого не щадит.
– Давай, мотай отсюда, советчик… – поморщился я устало.
Виллиталлен пожал плечами, захлопнул дверцу машины, запустил двигатель и вырулил к выезду из гаража.
Несмотря на то что, вернувшись в квартиру, я изо всех сил постарался не показать виду, что имел неприятный разговор, чуткая Тэнни с первого взгляда просекла ситуацию. Немного погодя, когда я, сидя в своем кабинете, угрюмо играл в ужасно тупую, но забавную компьютерную игру, девочка опять тихонько прокралась ко мне и, примостившись в кресле, негромко спросила:
– Тебе Виллиталлен что-то очень плохое сказал?
К тому времени мы уже были на «ты».
– Да нет, почему плохое? – ответил я не оборачиваясь.
– Потому что ты очень расстроенно выглядишь, – констатировала Тэнни и вдруг спросила прямо в лоб: – Он хочет нас забрать на обследование?
– Откуда ты знаешь? – даже вздрогнул я.
– У меня уровень интуиции 165%, – виновато призналась девочка. – В этом смысле я уникальная, такого даже в «Аплое» ни у кого не было. Еще процентов десять, и я смогла бы читать мысли.
Да, своими необычными способностями она вовсе не хвасталась, а, наоборот, сообщала о них грустно и виновато, словно сама ими тяготилась. И вообще, я уже давно понял, что она в принципе не умеет хвастаться и никогда ничего не делает напоказ или чтобы лишний раз заслужить похвалу. Именно эта черта характера, столь редкая для подростков, очень нравилась мне в ней.
– Ну, и что еще подсказала тебе интуиция? – спросил я, загоняя, наконец, бегающий по экрану красный шарик с нарисованной рожицей в синюю лузу. Шарик жалобно пискнул, луза плотоядно зачмокала, и на экране передо мной выскочило сообщение, что я заработал тридцать очков.
– Они боятся, что мы убежим, – ответила на мой вопрос Тэнни.
– А вы убежите?
– Нет.
– А могли бы?
– Конечно. Это совсем не сложно. Они расставили охрану до тупости бездарно.
– Хорошо, что Эвердик тебя не слышит. Он-то в своих шпионов верит. Послушай, а почему бы вам тогда и в самом деле не убежать?
– У тебя же тогда будут неприятности.
Я внимательно посмотрел на нее через плечо. Мы встретились взглядами. В ее глазах была ласковая чистота и спокойствие. Пожалуй, еще никогда не доводилось мне видеть таких незамутненных и добрых глаз. Даже у Ларисы таких не было. Мне стало совершенно не по себе.
– Ты ведь понимаешь, что Виллиталлен – не просто врач, каких миллионы, – сказал я. – Если Эвердик развяжет ему руки, он станет настоящим палачом в белом халате. У него нет ни совести, ни чувства сострадания, когда речь идет о работе. Вы с Айкой для него не люди. Чтобы понять, как вы устроены, он будет живьем резать вас на кусочки, а я не смогу ему помешать, потому что в подобных делах он главный. Биологическая безопасность планеты оправдывает любые жертвы и методы. Так что на вашем месте я обязательно сбежал бы. Если хотите, можете меня связать для правдоподобности, и бегите без оглядки, пока не поздно.
Тэнни выбралась из своего кресла, подошла ко мне вплотную, взяла мою руку в обе свои теплые ладошки и вдруг наклонилась и поцеловала ее.
– Ты что? – испугался я.
– Ты очень хороший, дядя Сережа, – сказала девочка. – Лариса правду про тебя говорила. Спасибо. Только мы все равно не убежим.
Сердце мое всхлипнуло, горло сжали спазмы.
– Да кто же ты такая, девочка? – прошептал я, осторожно прикоснувшись пальцами к пряди волос у ее виска. – С какого неба ты к нам пришла, Тэнни?
– Иногда мне самой хочется это знать, – вздохнула она, грустно улыбнулась и вышла из кабинета.
После этого разговора я вдруг с необыкновенной ясностью понял то, в чем прежде не отдавал себе отчета: за сравнительно короткое время я очень привязался к девочкам. Они были мне совершенно посторонними, я почти ничего не знал об их прошлой жизни и, фактически, ничего не успел узнать о них теперешних, и все же мне с ними было хорошо, они как-то совершенно естественно вписались в мой повседневный холостяцкий быт и не создавали своим присутствием никакого дискомфорта. Наоборот, что-то очень доброе, чистое и ласковое вошло в мой дом вместе с ними, и я почувствовал, что мне хочется беречь их, как нежные цветы, от всех злых ветров, столь частых в неспокойном человеческом существовании. И еще: Тэнни почему-то казалась мне очень похожей на Ларису. Нет, конечно же, это были совершенно разные характеры и темпераменты, да и внешнего сходства не было никакого, и все-таки ощущение странной похожести не оставляло меня ни на минуту, как будто бы Тэнни была Ларисе если и не дочерью, то, по крайней мере, двоюродной сестренкой.
На следующий день собственной персоной явился Эвердик. На этот раз он казался совершенно благодушным и свойским старым дядюшкой, с которым приятно поболтать о пустяках за чашкой чая. Впечатление было бы абсолютно полным, если бы за его спиною длинной жердиной не торчал Виллиталлен со своим вечным чемоданчиком в руках.
– Ну, угости кофейком, что ли, – улыбнулся Эвердик, расположившись на диванчике и явно получая удовольствие от того, с каким вопросительным напряжением я на него пялюсь.
Тэнни тут же порхнула на кухню и через минуту возвратилась с подносом, на котором дымились три изящные чашечки и кофейник.
–
