Александрия. Глава 5. Агапа

надлежащими печатями в приказе и во главе вооруженного отряда. Это я-то выслуживаюсь? Что бы ты понимал. Так и тянет разворошить это змеиное гнездо и посмотреть на их кислые рожи, когда у них заберут их маленькую богиню. Не так ли, матушка? Значит, решила поменять сына на дочь? Что ж, отлично, да будет так… Впрочем, у меня ещё два дня в запасе, что-нибудь придумаю...»

Проходя мимо площади, он услыхал знакомый голос - вокруг Саратия, как всегда, собралась толпа поклонников, слушавших своего кумира, разинув рты. Галл тоже присоединился к толпе благодарных слушателей.

«Храбрый Парис, Алкафой и Агенор вторых предводили;

Третьих вели прорицатель Гелен, Деифоб знаменитый,

Два – Приамова сына и третий Азий бесстрашный…» - старательно декламировал актер на потеху собравшихся на площади праздных зевак, что готовы были хоть сутки напролет слушать старинные предания о доблестных предках и их бессчетных ратных подвигах, забыв о делах. Но, к сожалению для слушателей, повесть о собравшихся на совет славных троянских героях, которую сегодня актер решил поведать, заняла не более часу времени.

«Знаменье лучшее всех – за отечество храбро сражаться!» - этим героическим призывом Саратий эффектно завершил свое выступление под гром восторженных возгласов и аплодисментов, а затем, собрав все до единой монеты, с чувством исполненного долга и хорошо выполненной работы, оставил подиум.

Друзья, приветствуя друг друга, радостно обнялись.

- Неплохо. Это что, Вергилий?

- Нет, это Гомер.

- Ясно. Как живешь?

- Нормально. Если бы не родосский слепец, я бы уже ноги протянул.

- Кто такой?

- Забудь об этом, - устало отмахнулся Саратий.

- Ладно. А что в театре?

- Да ты смеешься, Галл? Мануций сказал, чтоб меня и поблизости от театра не встречал, а не то отделает так, что мать родная не узнает – это его слова.

- Вот продажная шкура. Интересно, что он скажет, когда зрители все до одного сбегут с его жалкого представления сюда.

- Даже в этом случае он меня не примет обратно. Плохо ты эту трусливую скотину знаешь. Только и умеет, что пресмыкаться перед светлейшим. А ты разве уже на дежурство?

- Нет.

- А чего при амуниции?

- Да так, проштрафился на службе, теперь приходится кое-какие вопросы решать.

- Понятно. Это серьезно?

- Кто его знает. Может ничего, а может сразу под меч, от настроения начальства зависит. Но несколько дней у меня ещё есть, так что в любом случае плакать пока рано. Слушай, идем к Маркелу, угощаю в честь твоего триумфа!

- Ну что ж, ловлю на слове!

Неподалеку от трактира они столкнулись с долговязым мальчишкой, тащившим с попойки своего упившегося до непотребства отца. Тот все время пытался вырваться, грязно ругался и то и дело норовил поколотить сына, но, благо, собственные руки и ноги под воздействием неумеренных возлияний уже отказывались ему повиноваться.

- Эй, малый, может помочь? – окликнул его Галл.

- Нет, не надо, - отвечал мальчишка, глянув на них исподлобья, - он всегда так.

Отец что ни вечер, напивался вдрызг в трактире, и его сыновья, по наказу матери, что ни вечер, соблюдая меж собой строгую очередность, приволакивали его мертвецки пьяное тело домой, тем самым, не позволяя родителю заночевать где-нибудь под забором или в сточной канаве.

Сегодня был черед Синухе проявлять сыновнюю заботу. Не отвечая на пьяные ругательства и не позволяя отцу увернуться и сбежать обратно к пьяным дружкам, он дотащил его до дома и втащил внутрь.

- Отец дома! - сообщил он матери и снова направился к дверям.

Мать, занятая стиркой, стерев влажной рукой пот со лба, хмуро глянула на него:

- Ты куда?

- К товарищу.

- Товарища не Христом ли кличут?

- Нет.

- А где твой брат?

- Откуда мне знать.

- Узнаю, что ходите к христианам, ноги переломаю!

- Ладно.

Оказавшись снова на улице, Синухе поспешил прямиком обратно в трактир.

Зайдя внутрь, он обошел обширное помещение, под завязку набитое шумными, в большинстве своем уже непомерно пьяными посетителями и, наконец, заприметив у дальней стены, поодаль от остальных, мирно беседовавших Галла с приятелем, усмехнувшись собственной дерзости, направился к ним, подцепив ногой попавшийся по дороге табурет.

- Привет, друзья, а угостите пивом? – развязно поинтересовался он, подсев рядом с ними на стул, с грохотом подлетевший за миг до него.

Галл молча придвинул непрошенному гостю чашку с ячменным пивом, дивясь не столько его наглости, сколько отчаянной гримасе ненависти, страха и кривой усмешки, исказившей лицо мальчика.

- А ты точно не ошибся? – сказал Саратий.

- Я-то нет, а он - да, - натужно рассмеялся ему в лицо Синухе, кивнув в сторону Галла, отчего друзья окончательно уверились в том, что юнец не в себе.

- Может лучше проводить парня на свежий воздух, как считаешь? – предложил Саратий.

- Похоже, этот малый хочет что-то сказать, но очень боится, - отвечал Галл.

- Мне бояться нечего! - перестав кривляться и не пытаясь больше скрывать злобу крикнул им Синухе, в бешенстве отшвырнув от себя пиво и вскочив на ноги. – Бояться теперь будете вы! – его свирепый вид вызвал взрыв безудержного хохота приятелей, что обозлило его ещё больше, так что даже лицо его покраснело. Однако, взяв себя в руки, стараясь выглядеть спокойно, со смесью ядовитого презрения и ненависти в голосе, он обратился к Саратию:

- Я видел тебя этой ночью в Бавкалеосе, проклятый убийца!

- Заткнись, баран малолетний, для тебя же лучше забыть об этом! - прошипел в ответ Саратий, мигом перестав смеяться и быстро окинув взглядом трактир.

Но, казалось, никто из посетителей не обратил внимания на обличительные слова мальчика. Кругом было слишком многолюдно, и подпитые компании рыбаков буянили и горланили меж собой, не обращая внимания на то, что происходит вокруг них.

- Забуду, так и быть! Но есть одно условие, - усмехнулся, довольный его побледневшим видом, Синухе, и отойдя при этом на безопасное расстояние, чтобы оставить себе возможность в случае их нападения беспрепятственно сбежать, обратился уже к Галлу, - ты забудешь про девушку, за которой приходил сегодня в общину. А я буду молчать. Я буду молчать про вас до тех пор, пока она не под арестом. Поняли?! – ещё раз многозначительно бросил он издали. – Твари поганые, - с ненавистью сплюнул он себе под ноги уже за дверью, и припустил ходу в сторону общины.

Но никто и не собирался его преследовать. Галл в изумлении уставился на приятеля - его помрачневший вид красноречиво говорил о том, что мальчик не соврал.

- И давно ты в этом ремесле?

- Да какое там ремесло, если б хотя бы платили за него, - угрюмо отозвался Саратий.

- Хочешь сказать, что нашел достойное занятие, чтобы скрасить часы досуга?

- Это долгая история.

- А ты разве куда-то торопишься?

- Галл, я дезертир. Собственно, вот и вся история.

- Знаю. И как это связано?

- Не догадываешься? Или позор и виселица, или делай что велят…

- Понятно. Чтоб спасти свою шкуру, убиваешь других.

- Да! Ты, кстати, тоже так делал.

- Я никогда не убивал безоружных людей. А на твоем месте честно пришел бы с повинной, чем работать на негодяев и быть наемным убийцей.

- Жаль, что твои нравоучения немного запоздали.

- Значит ты тот, кого теперь ищет вся Александрия, – ошеломленно заключил Галл. - У меня в голове это не укладывается.

- Угу, представь себе. А ещё вдруг нашелся сопляк, который все знает.

- И как же ты думаешь теперь поступить?

- Ничего не делать – вот лучшее средство для несчастного, как говорится. А что там за девушку вы с ним не поделили?

- Ещё одна свидетельница твоих доблестных подвигов.

- А, да, помню, была там девчонка. Но она меня не видела.

- Значит жрец не солгал.

- Какой жрец?

- Забудь. Интересно, и кому же перешел дорогу сын префекта?

- Понятия не имею.

- То есть как?

- Вот так.

- То есть ты хочешь сказать, что даже не знаешь, кто тебе приказал?

- Приказы передает связной, но даже связного я не знаю, потому что он прячет лицо.

- Слушай, а может сам светлейший? С него станется.

- Может. А может и нет. В любом случае это не лучшее место для такой темы, не находишь?

- Ты прав, да и пиво сегодня дрянное.

Город окутали сумерки. После очередного дня, полного забот и тревог, люди возвращались в свои дома. Зажглись светильники.

Внезапно, неподалеку от перекрестка раздался испуганный женский крик, к которому вскоре присоединились другие вскрики и голоса. Друзья поспешили туда. Увидев подоспевшего городского стражника, люди сразу расступились. Валерий склонился над безжизненным телом убитого – труп уже остыл. В свете уходящего солнца он узнал мальчика, который недавно говорил с ними в трактире, обличая и угрожая. Убийца перерезал ему горло.

***

После общего построения командир приказал Галлу зайти к нему.

- Ну что, нашел девчонку? – первым делом задал он вопрос.

- Нет.

- И никогда не найдешь, верно? – проницательно глянул он на Валерия. – Молчать! – негромко скомандовал он тут же, видя, что подчиненный намерен что-то соврать в свое оправдание. - Значит так, Галл, благодари богов, что счастливо отделался, ибо пришла бумага, что тебя переводят на службу в префектуру. У тебя там, похоже, знакомства завелись? Это неплохое продвижение, поздравляю, – сухо заметил Авл Кассий таким тоном, словно не поздравлял, а проклинал.

- Нет у меня там никаких знакомств, - мрачно отозвался Галл.

- Ладно, это уже твое дело. Но не скажу, что я не рад этому. Ты очень изменился после Фракии, причем к худшему. И сказать по чести, мне не нужны такие подчиненные.

Вместе с этим суровым приговором командир вручил Валерию футляр с документами.

- Найдешь в префектуре...хм... есть там такой - Лукреций Марцелл. Отдашь ему свои документы и получишь дальнейшие распоряжения. Может даже подружитесь.