середине войны не спасла его броня, и он отбыл на фронт.
После победы его ждали домой, но что-то случилось в части, расквартированной в
одной из западных стран. По одним сведениям он в ссоре застрелил командира
роты, по другим— на него вышла разведка американцев и дала ему какое-то
задание. Как бы там ни было, он вернулся сначала как победитель, а когда на
него в местные органы НКВД пришла ориентировка, Мухамеджан уже гулял по
пустынным просторам Каракумов. У него оказалось несколько автоматов
Калашникова, пистолеты, гранаты. Через полгода к нему примкнуло несколько
человек из ранее разбитых басмаческих банд, скитавшихся все эти годы по дальним
колодцам пустыни, и началась противоречивая слава разбойника Мухамеджана.
Ум и природная хитрость подсказывали разбойнику свой стиль хозяйничанья в этих
краях. 0собого секрета нет в том, что среди областных, районных руководителей,
среди председателей колхозов и директоров совхозов попадались такие, кто грел
руки на народном достоянии, кто был несправедлив, жаден, корыстен и охоч до
красивых женщин. Вот таких-то высокопоставленных “выдвиженцев” и избрал
Мухамеджан объектом своих на-падений. Оказывается, он был когда-то прилежным
учеником и хорошо усвоил произведение Пушкина «Дубровский». Эдаким благородным
разбойником захотелось стать и ему. И не безуспешно. Был хорошенько избит
первый драчун и матершинник, председатель колхоза Аманбаев, дом которого
неожиданно сгорел во время экзекуции над ним самим. Оказался вываленным в дегте
и куриных перьях жадный заготовитель Сапарбай, был ограблен и посажен на осла
лицом к хвосту руководитель общепита одного из районов...
Впрочем, Мухамеджан не стеснялся в выборе жертв. Ему ничего не стоило отобрать
и у бедного человека коня, а если тот еще и сопротивлялся, то тут же был
проучен плеткой или выстрелом из пистолета. Да и его сподручные не
церемонились, добывая себе пропитание: угоняли скот, отнимали муку. нападали на
бахчи и огороды.
Чем больше входил в силу Мухамеджан, тем сильнее нервничало окружное
начальство, снаряжая не один специальный отряд на поимку разбойника. Но он
всегда уходил из любой засады живым и невредимым. Очевидцы рассказывали, как
окружённый со всех сторон Мухамеджан выезжал в круг кольца, и ни одна пуля не
брала его, а люди, подчиняясь его взгляду, вдруг расступались и давали ему
дорогу. Мухамеджан с диким хохотом покидал оцепление, а людей от его голоса
пробирал мороз по коже.
Тактика разбойных нападении у бандита была своеобразной. Сегодня он нападал на
левом берегу Амударьи, а завтра слухи о его нападении уже ходили по правобережью.
Удивительно было то, что следов его коня никто не мог обнаружить. Говорили,
что, убегая от погони, Мухамеджан входил в густые тугаи, забирался на дерево,
спрыгивал на огромного дикого кабана, и тот нёс человека сломя голову через
весь прибрежный лес.
Все эти россказни изрядно надоели как в Дашховузе, так и в Ашгабате. Наконец к
1947 году был прислан специальный небольшой отряд для поимки «благородного»
разбойника, потому что высокое начальство в Москве уже высмеяло ашгабатских
энквэдэшников и пригрозило разобраться на месте. Что это означало, было ясно и
младенцу.
Надо сказать, что дела у присланного отряда шли неважно. Не зная местности и не
учитывая глубокой симпатии к «благородному» разбойнику со стороны жителей,
особенно там, где царили несправедливость и притеснения «во имя блага народа»,
оперативники не находили следов Мухамеджана и потому стали хватать невинных
людей по первому подозрению в соучастии или укрывательстве.
Свидетель Егенмет - следопыт ожидал вызова в суд. Сидя под виноградником у
здания суда, он думал о том, как народ воспримет его рассказ о поимке
разбойника. Умудрённый жизнью Гырма не тешил себя иллюзиями, что будет создано
многотомное дело по обвинению Мухамеджана. Над другим разбойником такого
открытого суда не могло быть. Здесь было важно раскрыть классовую подоплеку
разбойных действий, припугнуть сочувствующих. «Если выслушают, - вздохнул
Егенмет,- буду говорить, как оно было на самом деле. За правду народ меня не
осудит».
Встреча Егенмета со знаменитым разбойником состоялась cpaзу же по¬сле войны.
Следопыт долго бродил в тугаях, разыскивая логово волков, чтобы взять щенка для
чабанов. Его давнишний знакомый чабан Шабай воспитывал волчат, и те оказывались
самыми верными охранниками стада, отпугивая волков. В тугаях Мисгината и
наткнулся Гырма на человека с оружием, стоящим к нему спиной.
- Эй, - окликнул его следопыт. Человек резко развернулся, явно готовый пальнуть
из автомата по следопыту. Но, с уважением посмотрев на нацеленную, на него
английскую винтовку, подаренную Муразовским, опустил оружие.
- Да ты никак Егенмет? - спросил звонким, молодым голосом человек, которому на
вид можно было дать за сорок лет. Был он прекрасно сложен и быстр в движениях.
На губах застыла усмешка сильного и уверенного в себе хозяина.
А ты, как я понял, тот самый Мухамеджан?
- Которого никак не поймают советские ублюдки. Ну, как, стреляться будем,
мерген, или мирно разойдёмся?
- Сам бы пошел и сдался, Мухамеджан. Грабить людей нехорошо.
- Я слышал о тебе, как о честном человеке, Гырма. Хотя ты не одного из джигитов
Каракумов выследил и сдал властям...
- Для кого они джигиты, а для кого убийцы и грабители!
- Ладно, у каждого свой путь в жизни. Я бы должен убить тебя здесь, Гырма,
потому что знаю, что ты станешь моей погибелью. Но от волн Всевышнего не
уйти...
Голос Мухамеджана неожиданно стал обволакивающим сознание. Егенмет смотрел в
глаза разбойнику и не мог понять, что с ним вдруг случились: какая-то сила
сковала руки. А затем наступило затмение, и Егенмет очнулся один на один с
тугаями. Он встряхнул головой. Да, не зря рассказывают про силу внушения этого
разбойника.
Прошло четыре года. Люди из милиции вновь обратились за помощью к знаменитому
следопыту. И привели его к дому, откуда ранним утром ускакал Мухамеджан,
вырвавшись из окружения. Егенмет внимательно осмотрел все вокруг. Следов
бестолковой суеты было много. Пришлось изучить копыта всех лошадей, на которых
были всадники из окружения. Но вот, наконец, один незнакомый след. Подковки на
задних копытах были сделаны кузнецом из Васа. Мастер кузнечного дела знаменитый
Худаяр-уста делал более выпуклый рельеф и стачивались его изделия дольше, чем у
других кузнецов. Да и металл у Худаяра-уста прочнее. Люди с достатком
обращались к этому кузнецу.
-По этому следу и пойдем, - сказал Егенмет начальнику спецотряда НКВД
Шамсутдинову. - Но вы не должны опережать меня.
Засада построилась в цепочку и тихим шагом вышла из поселка Йыланлы, круто
повернув от крайнего дома на запад, в сторону Акдепе. Причем сразу же отряд
перешел на быстрый бег, повторяя темп движения ускользнувшего разбойника. Но
уже за Акдепе, часа через два после выхода из Йыланлы, показались первые
барханы. Егенмет поднял руку. Отряд остановился. Следопыт приказал всем
спешиться и рассредоточиться. Затем он вместе с начальником и его заместителем
взял влево и стал обходить пологий склон сыпучего холма. Гырма сказал, чтобы
сопровождающие шли, прикрывшись лошадьми со стороны бархана. Но Шамсутдинов
поступил по-своему: он подал бойцам знак обходить с правой стороны, а сам
наизготовку с огромным маузером вскочил на коня. В это же мгновение из-за
бархана раздался выстрел, и Шамсутдинов кувыркнулся на землю. Заместитель
начальника бросился к своему командиру, а бойцы, посланные в обход, застрочили
беспорядочно в сторону бархана. Но вдруг прекратили стрельбу, потому что
послышался громоподобный хохот:
- Вам меня не поймать, жалкое воронье! А ты, Гырма, уходи! Предупреждаю: буду
стрелять!
Заместитель начальника командира молодой казах Егенбаев кинулся мстить за
своего начальника. Но и он был метким выстрелом сражен и скорчился на земле от
боли, пуля попала в живот.
Егенмета разозлила глупость этих людей, не подчинившихся его предупреждениям.
Но и действия Мухамеджана были предельно оскорбительными. Он вскочил на своего
Азата и тут же, скользнув ему под брюхо, выстрелил из-под коня в сторону
бархана, туда, где острый глаз заметил небольшую пыльцу, взвихрившуюся от
[font=Times New
