5. СВЯТАЯ РАВНОАПОСТОЛЬНАЯ
5.2. ВДОВСТВУЮЩАЯ КНЯГИНЯ
Никогда не бывало на Руси, чтобы государством управляла женщина, повелевая знатнейшими семействами страны. Не допустили бы такого позора родовитые, да именитые. Однако неумолимые обстоятельства повернулись так, что Великая Русь осталась без князя, а заменить его оказалось некому. Народ без руководителя, что тело без головы – никому неведомо, куда он пойдёт. Вот и не пришлось киевлянам решать вопрос о преемнике погибшего князя за отсутствием других вариантов. Мнение самой княгини даже не принимали в расчёт – всё решил естественный ход событий.
Пока в Киеве княжил Игорь, Ольга не держалась на виду, не её это дело, только однажды пришлось принять участие в утверждении русско-византийского договора. После гибели Игоря в схватке с древлянами жизнь княгини полностью изменилась. И в случившемся стоило бы как следует разобраться.
Поход князя Игоря на древлян ни в коем случае нельзя считать полюдьем. Полюдье не означает разорение подвластных земель: “… насиляще имъ и мужи его” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 53, Рязань, 2101), – так ведут себя на враждебной территории. Игорь “иде в Дерева в дань” (там же), но за установленной данью не ходят с войском, подданные сами привозят её в столицу. Иное дело, если подданные не желают оставаться подданными, тогда остаётся принудить их к повиновению силой. Так поступали все правители во все времена, Игорь не мог быть исключением. В Новгородской I летописи прямо сказано: “Игорь же сЪдяше в КиевЪ княжа, и воюя на Древяны и на УгличЪ” (Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 109, М., 2000). Война, а не полюдье, отложившихся от Руси древлян покоряли заново. А мог ли Игорь, не закончив войну, отослать от себя войска и остаться с небольшим отрядом против многочисленных врагов? Он же не сумасшедший. Где доказательства? Почему мы должны доверять измышлениям вояк, оставивших своего князя на растерзание врагам? Вояки, ведь, себя выгораживали. Закон тогда был единственный: “идеже глава твоя, ту и свои главы сложимъ” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 69, Рязань, 2001). А тому, что произошло в земле древлян, есть одно название – измена. Вот и посмотрим, как такая измена могла случиться?
В боях с ромеями Игорь потерял своего самого верного сподвижника – воеводу Олега. Теперь эту должность получил Свенельд. Но добровольно согласился с таким выбором князь Игорь или вынужденно? В Новгородской I летописи утверждается, что он передал Свенельду дань с уличей и древлян, несмотря на недовольство своей дружины: “се далъ еси единому мужевъ много” (Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 109, М., 2000). Древлян-то ещё предстояло покорить, возможно, так же обстояло дело с уличами. Похоже, что Игорь не особенно доверял Свенельду, пришлось подстегнуть его старательность, дать стимул: завоюешь – получишь богатство, а иначе останешься нищим. И потом, Игорь тем самым пытался купить верность Свенельда, в ведении которого находилось ополчение. В предстоящей войне с древлянами одной дружины было недостаточно. Ненадёжный воевода вполне мог предать. И предал.
Курс Игоря на укрепление центральной власти неизбежно вызывал сопротивление родовой знати и стремление избавиться от слишком энергичного князя. Наилучшим вариантом представлялось заменить слишком неуступчивого Игоря на древлянского князя Мала. Сплошные выгоды: и князь в Киеве будет смирный, и приобрести древлянские земли можно без войны, и древляне останутся довольны. Эта версия всё объясняет: и почему Игорь оказался среди врагов без войска, и почему обнаглевшие древляне затем вздумали свататься к Ольге, только что потерявшей мужа, и почему летописец поносил Игоря, оправдывая древлян:
“Аще ся въвадить волкъ в овцЪ, то выносить все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убъемъ его, то вся ны погубить”
(Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 53, Рязань, 2001)
Злые слова призваны задним числом оправдать предательство – дескать, Игорь был плохим человеком, предать которого допустимо и желательно. Во все времена у любых народом не было гнуснее преступления, чем бросить предводителя в бою. Вечный позор ожидал негодяев. А тут князья увели свои дружины, Свенельд увёл ополчение и в результате все проклятия получает Игорь. А зачем порочить своих и выгораживать чужих, если ты не предатель? Явно совесть нечиста. И всё бы у заговорщиков получилось, если бы не жадность и не своеволие древлян:
“РЪша же Деревляне: “се князя убихомъ Рускаго; поимемъ жену его Вольгу за князь свой Малъ и Святослава, и створимъ ему, якоже хощемъ”
(Там же, с. 54)
Древляне переоценили свои силы и возможности, они решили, что их извечные соперники находятся в безвыходном положении и можно перехватить у них власть над Русской землёй. Не посылать Мала в Киев, а забрать Ольгу в Искоростень. Тогда их город станет столицей, а Киев превратится в провинцию. Замыслы наполеоновские и совершенно нереальные. Обсуждая семейные дела своего князя, древляне даже не поинтересовались его мнением, настолько незначительной была княжеская власть в древлянской земле. Князь обязан безропотно подчиниться обществу, Ольге предложили поменять одного мужа на другого, словно вещь:
“Се слышавше Деревляне, избраша лучьшие мужи, иже дерьжаху Деревьску землю, и послаша по ню”
(Там же, с. 55)
Если посланники “дерьжаху” землю древлян, значит, все они были князьями, только рангом пониже Мала. Древляне пытались договориться с киевлянами на самом высшем уровне, вот только их планы вошли в противоречие с устремлениями киевской правящей верхушки, вовсе не желавшей выпускать власть из своих рук. А дальше в летописи пошла заведомая бредятина, собранная из всевозможных фольклорных страшилок. Страшилок неправдоподобных до примитивности, призванных отвлечь внимание от неблаговидных интриг киевской знати:
“Сказали же древляне: “Вот убили мы князя русского; возьмем жену его Ольгу за князя нашего Мала и Святослава возьмем и сделаем ему, что захотим”. И послали древляне лучших мужей своих, числом двадцать, в ладье к Ольге <…> Ответили же древляне: “Мужа твоего мы убили, так как муж твой, как волк, расхищал и грабил, а наши князья хорошие, потому что берегут Деревскую землю, – пойди замуж за князя нашего за Мала”. <…> Сказала же им Ольга: “Любезна мне речь ваша, – мужа моего мне уже не воскресить; но хочу воздать вам завтра честь перед людьми своими; ныне же идите к своей ладье и ложитесь в ладью, величаясь, а утром я пошлю за вами, а вы говорите: “Не едем на конях, ни пеши не пойдем, но понесите нас в ладье”, – и вознесут вас в ладье”, и отпустила их к ладье. Ольга же приказала выкопать яму великую и глубокую на теремном дворе, вне града. На следующее утро, сидя в тереме, послала Ольга за гостями <…> и понесли их в ладье <…> и сбросили их вместе с ладьей в яму. И, склонившись к яме, спросила их Ольга: “Хороша ли вам честь?”. Они же ответили: “Горше нам Игоревой смерти”. И повелела засыпать их живыми; и засыпали их”
(“Повесть временных лет”, ЛП, с. 164, С.-Петербург, 1996)
Поумнели древляне после жуткой расправы? Ничуть не бывало:
“И послала Ольга к древлянам, и сказала им: “Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великой честью пойти за вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди”. Услышав об этом, древляне избрали лучших мужей, управлявших Деревскою землею, и прислали за ней. Когда же древляне пришли, Ольга приказала приготовить им баню <…> и вошли в нее древляне, и стали мыться; и заперли за ними баню, и повелела Ольга зажечь ее от дверей, и тут сгорели все”
(Там же)
Но и этого кровожадной Ольге оказалось мало: “И послала к древлянам со словами: “Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие в городе, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и сотворю тризну по своем муже” (там же). Упомянутая могила действительно существовала и её однажды посетил В.Н. Татищев: “Могила Игорева. При городе Коростене есть холм весьма великой на ровном месте близ речки, и доднесь так называется, который и я в 1710 году, идучи из Киева с командою, осматривал” (В.Н. Татищев “История Российская”, ч. II // “Собрание сочинений”, т. II, прим. 125, с. 222, М., 1995). И простодушные древляне в который раз поверили коварным словам. Когда на тризне древляне напились мёда и опьянели, Ольга приказала дружинникам рубить их, всего перебили 5000 человек (“Повесть временных лет”, ЛП, с. 164, С.-Петербург, 1996). И это при том, что самих киевлян насчитывалось всего 200 человек (Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец), с. 25, М.-Л., 1950).
События абсолютно невероятные. Происходить они могли только в фольклорном мире, но никак не в реальном. “Впрочем, этот раздел летописи настолько пронизан духом эпических сказаний, что, может быть, отражает не историческую реальность, а желательную форму былины – назидание” (Б.А. Рыбаков “Киевская Русь и русские княжества XII—XIII веков”, с. 360, М., 1982). Ольга – это женский вариант имени Олег, благодаря такому смешению имён княгине стали приписывать некоторые дела и поступки фольклорного Олега (М.Г. Халанский “К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем” // ЖМНП, С.-Петербург, 1902, июль, с. 291), а в рассказах из поздних летописей Ольга даже Царьград брала (М.Г. Халанский “Материалы и заметки по истории древнерусского героического эпоса”, с. 2-5, С.-Петербург, 1903). Вот в чём источник представлений о “мудрости” княгини Ольги, ведь реальная княгиня никаких особых дарований не проявляла. В байках о мести Ольги древлянам нет ничего исторического.
Во-первых, в летописном рассказе содержится один из вариантов предания о загадке, разгадать которую враги оказались не в силах. Сюда же примыкают и рассказанная Геродотом легенда о дарах, присланных скифами персидскому царю Дарию (Геродот “История”, кн. IV, 132; с. 301, М., 2006), и летописное сказание о мече, посланном полянами хазарам (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 16, Рязань, 2001). Для народов, не имевших письменности, подобный обмен иносказаниями был обычен, но со временем он вышел из употребления. Древляне будто бы не угадали в действиях киевлян элементы погребального обряда: захоронение в ладье, сожжение в домовине и жертвоприношение на тризне, что их и погубило (Б.А. Рыбаков “Киевская Русь и русские княжества XII—XIII веков”, с. 361, М., 1982). Безусловно, это предание намного древнее событий из летописного рассказа, оно использовано, чтобы подчеркнуть превосходство полян над древлянами. Язычники древляне были хорошо знакомы с погребальной обрядностью, и на такую примитивную уловку их было не поймать. К тому же убийство послов дело немыслимое, против всех обычаев. Послов не убивали. Византийский автор VI века Менандр Протектор, когда писал об убийстве аварами славянского посла Мезамира, заметил: “… авары, презрев почтение к послам и ни во что не поставив справедливость, убивают Мезамира” (“Свод древнейших письменных известий о славянах”, т. I, с. 317, М., 1994). Из его слов следует, что неприкосновенность послов была в обычае у
