Служебная командировка полковника Родионова

найдется, кому тебе защитить». В 1990 году комбинат закрыли, мать осталась безработной, перебиваясь на каких-то временных заработках, и они едва сводила концы с концами. Им очень помогали соседи. Русские начали уезжать. Ночью по городу стало ходить не безопасно, обкуренная распоясавшаяся от безнаказанности узбекская пьяная молодежь могла изнасиловать и убить. По городу поползли тревожные слухи о том, что русские семьи, живущие в городе стали пропадать. Дядя Тахир уверял, что это все просто слухи, так быть не может, но когда Лена или ее мать поздно на автобусе возвращались домой из города, то сосед и его жена часто встречали их на остановке, с со своим неизменным спутником верным  псом Джульбарсом. 
В то 1990 года лето тяжело мать заболела, ее положили в областную больницу, в Ташкент. Дочь ездила часто навешать ее там, возила продукты, ухаживала. Однажды Лена поехала домой от матери, чуть припозднившись, они заговорились друг с другом, и не заметили, как быстро пролетело время. Но водитель автобуса старый узбек ее до дома немного не довез, он, почему-то остановился, сказав, что всем русским надо выйти из салона, иначе он дальше не вообще поедет. Такое тоже случалось, до дома было недалеко, и она единственная русская из десятка других пассажиров вышла. 
С какой целью водитель это сделал было не ясно, разве только заставить ее переживать, что ей придется пойти так поздно одной? Она вышла в районе старого парка, где с одной стороны стояли новые пятиэтажки, а там сразу за парком в частном секторе, недалеко уже был ее дом. В парке было темно, место считалось опасным, там собиралась по вечерам молодежь и люди обходили его. Через темный парк идти она не решилась, и поспешила вдоль дороги. Когда она прошла уже метров двести от остановки, ее окликнули, раздался громкий смех, это были пьяные молодые люди-узбеки. Испугавшись, она побежала от них в сторону дома так быстро, как только могла, но они нагнали ее, окружили, стали смеется, грубо толкать, оскорблять. 
А вокруг была безлюдная дорога и погруженный в непроглядный мрак, парк. Ее сердце бешено заколотилось в груди, невдалеке уже горели родные огни, но до них бежать еще оставалось метров триста.  Она слышала лай собак, доносившийся оттуда, но добежать туда уже не могла. Машины равнодушно проезжали мимо, не останавливаясь.
Понимая, что выхода нет, она принялась кричать и как кошка драться с ними, а они со смехом: «какая ты горячая» поволокли ее в темноту:
-Отпустите девушку! – услышала она крик мужчины, он возник вдруг ниоткуда, и казалось сам бог, его в те минуты послал ей. Она его видела плохо в темноте, лишь различала его одинокий силуэт у самой дороги. Парни небрежно остановились.
-Эй ты, свинья! Иди отсюда, пока жив, а то мы и тобой не побрезгуем попользоваться!- смеялись они ему в ответ. Он пошел им навстречу, молча без всяких слов, и завязалась драка. Трое молодых ребят бросились на этого, а один остался, держа крепко жертву руками. Лена стала опять громко кричать: 
-Спасите!-
И этот парень одной рукой закрыл ей рот, второй удерживая ее. Но она стала яростно вырываться из цепких пут, дергать изо всех головой в разные стороны, двигать руками и ногами, брыкаться и пальцы его зажавшей рот руки соскользнули, сорвались с ее лица и она тут, же машинально намертво сцепилась в них зубами. Впилась так сильно, что его кости захрустели у нее во рту, она остро ощутила соленый вкус его крови. Парень сразу отпустил ее, так громко страшно крича, что даже оглушая ее непонятными ругательствами. Он упал перед ней на колени, корчась от нестерпимой боли, не владея собой сам больше и она, продолжая сжимать, раздавливать его пальцы, ударила ему руками в лицо в глаза, не чувствуя себя.
Мужчина схватил с земли камень и встретил им первого же бросившегося к нему в голову, тот охнул, упал, но двое другие его схватили, опрокинули и повалили на траву, стали быть ногами, но он все же встал, раскидав их.
Тут случилось страшное, тот самый бандит с разбитой камнем головой, поднялся с земли и выхватил нож. Лезвие сверкнуло, метнулось в его вытянутой руке вперед и хрустом вошло в грудь мужчины. Тот пошатнулся, хватаясь за воздух руками, упал. Парень выронил нож к себе под ноги, сделал шаг назад, понимая, что убил человека, застыл. Тут раздался шум, близкий лай собак, в темноте появились люди. Лена разжала зубы, парень вскочил и бросился бежать в темноту парка. Другие трое последовали за ним, скрывшись в кустах. Это были прибежавшие из частного сектора люди, человек пятнадцать.  В основном знакомые ей узбеки-соседи, среди которых был дядя Тахир с Джульбарсом, тот лаял и  рвался в поводка в темноту, в погоню за убегавшими.
Лена плакала, дядя Тахир обнял ее, успокаивая. Соседи узбеки слали проклятья в темноту, плевались им вслед: 
-Ублюдки, свиньи, шакалы!- 
Чуть успокоившись, Лена, сделала несколько шагов к убитому, он лежал на мягкой траве, широко открыв глаза. Это был русский. Остановившийся взгляд его замер устремленный в ночное небо, руки раскинуты в стороны, а на лице, застыло странное выражение удивления, как будто внезапная встреча со смертью так поразила его. Она сразу узнала его, это были те самые глаза, это был ее отец.
Следователь Каримов из районного отдела  милиции преступников не искал. Дядя Тахир, сказав, что если русских не слышат, то пусть услышат его, написал жалобу на следователя и на водителя автобуса. А спустя неделю ему на огород кто-то подбросил мертвую кошку, а потом отравили и Джульбарса. Каримов назвал его русским  и тот ответил ему с достоинством, что если все узбеки станут такими как Каримов и эти подонки в парке, насилующие девушек, то он и правда пойдет в загс и поменяет свою национальность на русского. Потому что ему теперь стыдно быть узбеком. Следователь начал выворачивать дело так, что якобы это Елена сама убила неизвестного ей мужчину в драке возле парка. Он даже пытался подсунуть ей в руку тот нож с его запекшейся кровью отца, для того что бы взяв его в свою руку, она оставила на нем отпечатки пальцев. А потом стал присылать своих родственников с уговорами, что бы Лена и мать продали им дом. Каримов начал открыто угрожать им. У дяди  Тахира тогда приключился сердечный приступ, он вскоре умер. Тем же летом его похоронили, а следом и тетю безутешную в горе Сухроб.  Их сын Рашан полковник милиции из Андижана, приезжавший хоронить родителей, помог Лене с матерью подороже продать свой дом. Сам бегал с оформлением документов, дал еще денег на дорогу и даже посадил на поезд.  Провожая их, он не удерживал слез, обнимая их как родных.
-Прощайте тетя Таня, прощай сестренка!  Будь проклят тот, кто развалил наш общий дом СССР, где все мы так хорошо и дружно жили! –
И сунул им бумажку со своим адресом и остался там на перроне вокзала, махая рукой,  вслед уходящему поезду. 
В Самаре ее ждали дальние родственники. Они с матерью купили маленькую комнату в коммунальной квартире, на Безымянке, в кирпичном двухэтажном доме, с высокими потолками. Она окончила одиннадцатый класс и пошла работать. Мать сильно болела, у нее диагностировали рак легких, и Лена работала на трех работах. Девушка устроилась в больницу санитаркой, торговала в киоске и мыла полы в подъездах. Мама умерла в 1991 году.  И хотя родственники и учителя отговаривали ее, но она все-таки попреки всему, решила поступать в медицинский институт, ставший уже университетом, на лечебное дело. Про ВУЗ ходили слухи, что он коррумпирован, там учатся лишь дети врачей и блатные, и поступить вот так с улицы, какой-то беженку с Узбекистана будет невозможно, но она сделала невозможное, потратив год все свободное время на подготовку, она вопреки всему поступила в ВУЗ. Что она поступила сама, без посторонней помощи, ей никто не верил, абсолютно никто. Родственники считали, что она им нагло врет, и, работая в больнице, она спит с каким-то важным врачом, профессором, который по своим каналам и пристроил юную любовницу в университете, подговорив приемную комиссию. В Клинической больнице, где она работала, все считали, что она строит из себя такую овечку, а на самом деле ее родственники страшно богаты и купили ей место солидной взяткой. Она же научилась не обращать внимания на пустые разговоры и не оправдываться, уже равнодушно соглашаясь и с теми и другими. В больнице, где она работала, зимой не было отопления по несколько недель, без ремонта она рушилась, в полах были дыры. Но обучаясь, Лена, вынуждено продолжала работать. Все молодые люди вокруг ей не нравились, было много слов, много пафоса, много позерства, каждый будто соревновался с другими, что-то им демонстрируя. Так и было, пока однажды она не встретила Игоря у подруги медицинской сестры, бывшей  замужем за прапорщиком. 




Когда Владимир вышел из ванны, на кухне все было аккуратно убрано, разложенный диван застелен белоснежной простыней, на которой лежали подушка и теплое байковое одеяло. А Елена стояла на кухне, повернувшись к нему спиной у окна. Она смотрела куда-то в темноту ночи и молчала. Ее руки были скрещены на груди. Они обнимали полевую сумку сына. Девушка стояла неподвижно, совсем не шевелясь, почти не дыша, словно замерла и даже не обернулась к нему, когда он вошел, не произнесла ни слова.
Полковник прошел и сел на застеленный диван. 
-Вы знаете,- начала вдруг девушка, и он уловил произошедшую перемену в ней, в ее взгляде, в ее осанке и даже в ее голосе. Он стал негромким глухим, лицо приобрело жесткость, побледнело:
-Когда вы зашли, да, когда вы зашли, то  я сразу все поняла, обо всем догадалась. Но знаете, я все ждала, пока вы сами это мне все скажете. 
Она показала сумку, которую прижимала к груди.
-Я, правда, сомневалась. Я не смела, верить в это. Верить в такое грех, такое можно только знать и чувствовать. Да и был сон. Но я не верю во всякие сны. И вот вы, весь такой…
Она не нашла слов, что бы сказать ему дальше, но не рыдала, не заплакала, не забилась в истерике, всхлипывая, не закрывала ладонями свое лицо, нет! Лена просто стояла, сложив руки на полевой сумке у груди, и по-прежнему смотрела в окно, куда-то вдаль, где в темноте ночи полностью стирались очертания домой. А лиловая равнодушная луна в  траурной дымке, смотрела на нее на снег, на уходящую куда-то в темноту дорожку следов.
 И Лене снова казалось, что может быть это следы ее любимого ушедшего навсегда и быть может если она быстро соберется и выбежит то по этим следам она нагонит его, уходящего. 
Лена чувствовала, что эта боль огромна, и если сейчас со словами она хотя бы чуть-чуть ее уменьшит внутри, то ей станет легче. И она продолжала говорить за Родионова, то, что он должен был сказать ей сам: 
-И вот, и вот пока вы купались, я и решила проверить вашу сумку. Вы должны меня за это простить. Это не хорошо так поступать как я, но я ее все равно открыла. И когда я увидела там полевую сумку, я сразу ее узнала и все поняла! Скажите, мне правду он погиб?-
Зачем был нужен этот вопрос, все было и так ясно. Родионов неловко встал, а Елена повернулась к нему с суровым выражением лица:
-Понимаете, я обещала ему  никогда не плакать!  никогда! Это плохо скажется на нашем ребенке.
 Она бережно положила руку на свой округлый уже заметный живот. 
-Я