Театр...

Человек всегда неосознанно сочувствует родственной душе. И поэтому играя в толпе, ангелу ни когда не переиграть дьявола, слишком много у него добровольных адвокатов. Нет, что-то не так в нашем народе с моралью, и причём очень давно.

     Финальная сцена была необыкновенно красивой! Три новоиспечённых жениха стояли справа у самого края сцены, а три прекрасные невесты стояли слева в противоположном краю. Между ними почти невидимые в полумраке плотной группой безмолвно стояли все остальные действующие герои. Солнце от ослепительного электрического угольного фонаря всходило из-под ног женихов, и медленно сделав дневной полукруг по небосводу, скатывалось прямо в высоко поднятые подолы и передники невест! Маленькие звезды искорками посверкивали на ночном небосклоне, постепенно угасая, пока вся сцена не погружалась в полный мрак! Некоторое время стоит полная тишина, и потом весь зал одновременно взрывается аплодисментами. 
     Спектакль окончен…! Да видели ли вы когда-нибудь такую пьесу, где в самом конце в результате многих приключений рождаются сразу три, прекрасные семейные пары…? Если видели, то тогда вам повезло! Если нет, то сходите, посмотрите эту постановку ещё один раз. Когда выходят на поклон совершенно счастливые актрисы и в их поклонах нет никакой наигранности а только искреннее счастье блещет в их восторженных глазах.

     Говорят, что мудрый старик Архимед погружал физические тела в простые жидкости, чтобы по объёму и массе вытесненной воды определить содержание в них драгоценных металлов. Точно так же сейчас погружали людей в театр. Чтобы по объёму эмоций вынесенному человеком из театра, определить его ценность как личности.

     У самого крыльца, присев на корточки сидел городской нищий Гунька. Тщедушнейший человек появившийся в городе несколько месяцев назад. Но так как собственно нищих в стране советов не было и быть не могло, то говорили, что это был крестьянин из дальней деревни не имеющий возможности и средств, чтобы добраться домой. Подаяния он никогда не просил, но вид имел такой жалкий, что всякий проходящий мимо понимал, что человек находиться в крайней степени стеснения. Днём его чаще всего видели возле рынка, а куда он девался ночью никто не знал, и не интересовался. Он старался держаться людных мест в целях безопасности и добычи пропитания. И как не были стеснены и бедны жители городка, но иногда ему перепадала чашка кислой капусты, стакан кваса или корка чёрствого хлеба. Изредка за мелкие услуги он разживался пятачком или гривенником. Спутница Ашкенази проходя мимо него только ещё ниже опустила сетку вуали, а доктор порывшись в кармане сунул в маленькую, чумазую и мозолистую руку тусклую монетку. Печально оглядев последних вышедших из дверей театра, Гунька развернулся и медленно побрёл в серый мрак…

     На улице было уже очень прохладно. Осеннее чёрное небо превратило улицы в мешанину неясных силуэтов. Доктор Ашкенази и его спутница не торопясь брели по тёмной улице. Не стоит и напоминать, что репутация у доктора была такова, что ему практически некого было бояться. Всеобщяя известность и уважение предохраняло его от любых поползновений в свой адрес. Следовательно, и он и спутница его могла себя чувствовать как в стальной броне. Она крепко и властно прижимала своё плечо, к его плечу в попытке не просто согреться, но и показать их особые отношения. Такие, какие бывают у молодожёнов и свежеиспечённых супругов. На лужах похрустывал тонкий дымчатый ледок, пар от дыхания оставался в воздухе недвижим на месте выдоха, а они казалось, никуда не торопились. Те немногие пролётки, стоявшие возле театра в стремлении заработать пару гривенников, уже нашли своих седоков, а квартира доктора была не в таком далеке, чтобы не сделать приятной пешую прогулку перед предстоящим сном. Последняя пролётка немного притормозила возле шедших, совсем молодой парень сидевший на пассажирском месте вопросительно посмотрел на пару, но поняв что они не собираются воспользоваться его услугами легонько шлёпнул ременными вожжами по вспотевшему крупу черного коня, и стуча железными полосами шин по дорожным камешкам тонко скрипя шинами повозка растворилась в тёмно серой тьме.
     - Там, одна женщина так на меня смотрела, - произнесла пряча губы в воротник короткого пальто подруга доктора, - ещё немного и я думала что она пронзит меня насквозь своим взглядом. Кто это? Ты не знаешь…?
     - Ты должна её помнить, это наша медсестра Дуся Штоль, работает в терапии, - через добрый десяток секунд ответил ей Ашкенази.
     - Она тебя так ревнует? – стараясь казаться равнодушной, снова спросила она.
     - А ты знаешь, что слова ревность и верность состоят из одних и тех же букв,- вместо ответа задумчиво произнёс он.
     - Теперь знаю, - улыбнулась спутница. И вдруг, словно внезапно почувствовав какой-то порыв и отринув что-то мучащее её, остановилась, крепко обхватила его шею левой рукой, пальцами правой едва прикоснулась к его гладко выбритой щеке, и крепко поцеловала, поцелуй был долгим и каким-то отчаянно страстным, - всё будет замечательно, теперь я в это верю, - медленно шёпотом произнесла она и доверчиво склонила голову на плечо своему спутнику.