Меганом

заискивающе. – Ввиду невыносимых погодных условий.
- Кто не уверен в пути, – объяснили ему, но… вяло. – До-олжен остаться дома…

    Похоже, это была последняя порция мудрости на сегодня. Веки товарища дрогнули и неумолимо поплыли вниз.

- Что это?.. - растерянно повернулся Старшой.

    Затем обреченно махнул рукой и стал нервно впрягаться в рюкзак.

- По какой дороге направимся к истине? – хохотнул я под горячую руку.
- По любой!.. - гаркнул Старшой и зашагал, размахивая руками, по тропе, уходящей вправо.

    А тот человек ответил бы по-другому...

                                                                            *      *      *

- Надеюсь, это не то, что имели в виду древние греки, – сострил я, роняя на камни порядочно надоевший рюкзак.

    Невысокая скальная стенка, преградившая путь, выщербилась проломом, который иначе как вход, назвать было невозможно.

- Хотелось бы верить, - подал голос Старшой, из-под руки глядя на солнце. Гримаса, застывшая на лице, отражала такой спектр разных мыслей, что прочесть их не представлялось возможным. Не оставляло сомнений только желание, снедающее нас обоих – найти хоть какую-то тень в этом «пекле».

    В неизвестность он шагнул первым. Мгновением позже голова в панаме возникла над стенкой, в стороне от прохода.

    «И никакой тебе мистики…» - успокоился я, прежде, чем рядом с панамой появилась женская шляпка и зонтик от солнца, к шляпке имевший непосредственное отношение.

    Первым завидуют все. От вторых и до самых последних. Но видит Бог – это был не тот случай. Зависть уже прикусила своей подлой пастью слабую мою душу, когда изменившееся лицо «джентльмена» заставило тварь разжать челюсти.

    Смущение? Не-ет. Близкое к истерике удивление завладело вдруг фасом и профилем моего спутника. Взгляд его впился в зонтик, хотя до сих пор Старшой не проявлял интереса к подобным предметам.

    Голоса стали слышнее, когда я тоже приблизился ко «вратам». Также стало понятным, что даму интересуют детали пути, пройденного нами сегодня. Вероятно, она собралась проделать его в обратном порядке.

    Не думал я, что и мой взгляд упрется в зонтик…

    А куда смотреть джентльмену, когда из одежды у дамы – панама и зонтик?! 

    И все!.. Ничего больше нет! Зато есть давно не Бальзаковский возраст и муж в белой кепке, с якорем и штурвалом вместо кокарды.

    Простой на вид дедуган, которому пошла бы цигарка без фильтра и рассуждения о погоде, стоял без трусов, но держался, как будто они на нем… были! Уверенно так держался. Как у себя на дачном участке.

    Парадокс… Но провалиться под землю почему-то хотелось мне, а не двум этим симпатичным пенсионерам.

- Содом и Гоморра… - крякнул красный, как детская лейка, Старшой, когда пара, наконец, исчезли из вида. А во мне зародилось сомнение, что мы запросто сможем вписаться в здешнее общество.

    Тропка, петляя, спускалась в долину, населенную чахлыми деревцами, редким кустарником и прилепившимися к растительности палатками и навесами. По причине жары поселение выглядело пустынным и даже – безлюдным.

- Сиеста у басурман… - пришел, наконец, в себя мой товарищ. – Что? Пора искать место под солнцем? - добавил он, затем двинулся по тропе, не забыв перед этим поправить панаму.

                                                                            *      *      *

    С местом нам повезло. Не остывшее после кого-то кострище разместилось прямо возле обрыва, под жидким растением, которое честно пыталось отбрасывать тень. Смущала лишь близость тропинки, по которой шастали в ниглеже редкие пока что аборигены. 

    «Будем раскрепощаться», - сказал на это Старшой, после чего отважно стянул с себя шорты. Дальше "раскрепощение", слава Богу, пока не зашло.
 
    Солнышко, наконец, поплыло к горизонту, люди стали несмело выходить из укрытий. Надо сказать – не все тут гуляли в чем мать родила.

- То-то гляжу – не местные… - поздоровался с нами мужик в семейных трусах, поставив рядом пустые бутылки. - А мы с женой каждое лето тут, - рассказывал новый знакомый, оказавшийся фермером из Полтавы. – Море – чистейшее, люди – трезвые, не матерятся… Благодать… А что голяком народ ходит, так мы и не замечаем совсем. Да нет – хорошо здесь… - обернулся он, провожая взглядом особу, рассеянно прикрывшую себя только снизу.

    "Ну да, не замечает он", - подумал я, а фермер, вдруг что-то вспомнив, изменился в лице и засобирался, с баклагами – за водой. Куда его, надо полагать, и послала супруга. Настала и нам пора озаботиться личным хозяйством.

    Еда – как много в этом слове… Особенно – для Старшого, который трапезу на обрыве, сдобренную остатками коньяка, я так мыслю, запомнит надолго.

    Приятно смотреть, как со вкусом, не торопясь, открывают «Сардину в масле». В мисках призывно дымится каша, урчит в истоме голодный желудок…

    Старшой поднял нож, слизнул масло… И замер. Увидев у меня за спиной что-то такое...

    Небольшое «ку-ку» на почве Грина и его, безусловно, прекрасных произведений за Старшим наблюдалось давно. Однако такого подарка от жизни он явно не ждал…

    Развернувшись на рейде, к бухте, прямо под нами, шла яхта. 

    Трехмачтовая посудина сверкала белоснежным, волнующим корпусом и дразнила воображение картинами дальних странствий. Но не это заставило смолкнуть людей на пляже, а нас – забыть про «Сардину…».

    На глазах оживала сказка. С любовью, с мечтой… С алыми парусами, полыхавшими в лучах заходящего солнца…

    Отчаянно захотелось стать капитаном, и предательски защипало в носу.

    «Секрет» по всем правилам выбросил якорь, команда спустила шлюпку, после чего сам Грэй, в белом кителе, занял место у нее на носу. Гребцы двигались как один организм. Каждый мускул, казалось, подчинялся единой гармонии действа.

- Суши весла! – прозвучала команда. Шлюпка вошла носом в гальку, навстречу выбежала «Ассоль» в легкой накидке… Грэй в порыве чувств поднялся над бортом…

    Лучше бы он утонул по дороге.

- Наливай… - прохрипел убитый финалом Старшой…

                                                                            *      *      *

- Нет, ты скажи… Это – нормально?.. – Старшой был возмущен до предела, и даже коньяк не лечил душевные раны товарища. – Паразиты… Ты… Или трусы надень. Или китель сними. Капитан… (Тут я не берусь передать всю степень возмущения собеседника).  Это ж надо! Грэй – и без… - он вдруг умолк, забыв закрыть рот, и уставился в одну точку.

    В долине к этому времени воцарилась тьма. Отгремели там-тамы поклонников Шивы, отзвучали хвалы «Харе Кришне», и адепты многочисленных культов культурно разошлись по палаткам. Какого же лешего в сгустившемся мраке блуждали три огонька?..

- Ты это видишь? – поинтересовался Старшой страшным шепотом, нагнетая и без того нервную обстановку. Я только кивнул, сглотнул засевший в горле комок, после украдкой перекрестился.

    Треугольник замер, словно к чему-то прислушиваясь.

- Сгинь, нечистая… - прошептал я, призвав мудрость предков. Исчадие бесшумно двинулось в нашу сторону…

- Добрый вечер, - фальцетом кастрата приветствовал нас женоподобный молодой человек с чемоданом. Мы синхронно кивнули в ответ, не отводя глаз от фигуры с налобным фонариком на голове. Такие же источники света имелись и на локтях у подозрительной личности.

    «Свят… свят… свят…» - бродило по кругу в моей голове в то время, как злодей приступил к осуществлению своего плана.

- Вина «Солнечной долины»! – с фальшивым восторгом официанта воскликнул он мерзким голосом. Тональность заставила нас многозначительно переглянуться. «Мальчик…» - посетила меня первая разумная мысль. «Чертов…» - подтвердила ее вторая.

    Сглотнув, Старшой спросил:

- В смысле? (Оттягивая этим время и умело прикидываясь идиотом).
- Айн момент – тоже умело прикинулся иностранцем бесенок, открыв чемодан.

    Щелкнули медью застежки… И начался процесс искушения.

- Белое полусладкое. Красное полусухое (обратите внимание на цвет). Десертное, крепленое… А также… - мечтательно закатились глазенки у «иностранца», - …купаж.

    Подозрительный малый выхватывал из ячеек бутылки, плескал что-то в стаканы, шеренгой вставшие на полке хитрого чемодана, и говорил, подсвечивая с локтей, говорил…

    «Напоит сейчас – и на скалы…» - летала в голове отвлеченная мысль. Но исчезла, когда Старшой легкомысленно спросил про купаж.

    В голове зашумело, а «нечистый» все говорил, светил фонарями и наливал, наливал, на… ли… вал.

                                                                            *      *      *

    Утром хотелось на скалы… Но надо было возиться с палаткой и выслушивать стоны Старшого, сводившиеся к хоралу с названием: «И зачем я мешал?..» Исполнялось произведение, увы, не впервые. Оказалось, что это отнюдь не единственное наше выступление за истекшие сутки.

- Уже уходите? – расстроился проходивший с теми же баклагами полтавчанин. – Жаль… А то остались бы… Хорошо пели так ночью: «Выдно, хоч голкы збырай…» Аж домой потянуло.
- Мы старались… - ответил Старшой с похоронной физиономией, потом спросил, в свою очередь. – А тут… с чемоданом такой… часто бывает?
- С каким чемоданом? – лицо фермера вытянулось от удивления.
- Ну, деревянный… Вино у него там, стаканчики… И фонарик… на голове.
- Да вы что?! Анекдот… - оценил шутку фермер и добродушно заулыбался. – Вы вокруг посмотрите. Фонарики… Скалы! Тут с прожектором насмерть убьешься. Артисты. Чемоданы, фонарики… - пошел он, похохатывая и удивленно вертя головой.

- Мистика… - проворчал вслед Старшой.

    Ничего себе – мистика. Голова – как арбуз, деньги исчезли... Свинство это, по-моему, а не «мистика».

- В целом, – рассудил, оглядевшись, Старшой, - отдохнули неплохо. Напоили, обобрали, и что характерно – неясно, кто.

    С этим он взвалил на себя рюкзак и пошел по тропинке, ведущей на выход из этого, затерявшегося в скалах, мира.

    «Жаль, раскрепоститься не удалось как следует, - подумал я про себя. - И гуманоидов не увидели».

    Никогда не следует торопиться с выводами. В особенности – с поспешными…

                                                                            *      *      *

    Не зря полтавчанин бегал с баклагами, как на работу. До родника пришлось топать километра четыре, и наши, не нарзаном измученные организмы, добрались до воды в состоянии довольно помятом.

    Труба, выступавшая из скалы возле моря, имела диаметр значительно больший, чем струйка, из нее вытекавшая.

- Минут двадцать ждать, - облизнул пересохшие губы Старшой, уставившись на задрожавшую под тощим