Комната представляла до боли привычное зрелище: за единственным столом сидели Саня и Юрик, от третьего сожителя в поле зрения попадали ноги, вытянувшиеся на кровати и кооперативные туфли, покоящиеся рядом на табурете. Надпись «Гермес», выполненная на английском, автоматически поднимала обувь над уровнем пола.
Саня хлебал гороховый суп. Юрик решал задачи первокурсникам. Лаплас и Ньютон возмутились бы фактом, что задачи, решенные с помощью их замечательных формул, идут всего по тридцать копеек за штуку.
- Тс-с-с!.. – приложил Юрик палец к губам, заметив, что меня распирает от срочного сообщения. – Андрюха читает…
Шагнув из импровизированной прихожей, отгороженной от «спальни» внушительным шкафом, я наконец, узрел Андрюху полностью. Кроме ног, пружинная кровать уместила туловище, две руки и голову, спрятавшуюся под домик развернутой книги. «Зигмунд Фрейд. Сны и сновидения», - прочел я на обложке скорее автоматически. Андрюха всегда засыпал под покровительством этого автора.
- Капуста… - стало первой моей попыткой привлечь внимание.
- Кого? – застыл с открытым ртом Саня. Юрик демонстрировал полное погружение в физику.
- Капуста нужна? – прикидывал я, кто первым кинется меня обнимать.
- Кому? – кинул внутрь порцию деликатеса Саня и замер с выражением ожидания на лице.
В комнате стоял густой дух сваренного гороха. Новые туфли Андрюхи воздуха тоже не озонировали, хотя и вносили свой вклад в колоритную атмосферу совместной жилплощади.
- Ну не кроликам же, - лопнуло золотое мое терпение. – Я говорю, деньги нужны?
Саня захлопнул рот, Юрик застыл, в прямом смысле слова шевельнув левым ухом.
- А че делать? – настороженно спросил Саня, отложив в сторону ложку.
- Бабульку одну топором тюкнуть, - решил я еще набить себе цену.
Андрюха тревожно всхрапнул во сне.
- Не-е… На шлакоблок я больше не подписываюсь, - заподозрил неладное Саня и снова малодушно схватился за ложку. Юрик опять отдался законам Ньютона.
Безумные девяностые, хозяйничавшие тогда в стране, заставляли студентов рыскать по городу в поисках приработка к отощавшей стипендии. Мы также не были исключением, но, если Юрик умудрялся промышлять трудом интеллектуальным, остальные обитатели комнаты с тупым постоянством нарывались лишь на физический. Апогеем совместной деятельности стал шлакоблок. Вернее – его погрузка.
Как тело, шлакоблок не представляет ничего необычного для человека с неоконченным высшим: десять кило по весу, ноздреватая структура поверхности, и две пустые ячейки внутри. Вода, заполняющая ячейки свежевыпеченного материала - горячая, и отправляется всегда на живот человека с неоконченным высшим, когда тот, натужась, сдергивает шлакоблок с поддона. Дальше объект немилосердно жжет руки и безбожно дерет живот, политый до того кипятком.
Ребенку, тайком стащившему пирожок, безо всякого «высшего» ясно – горячее нужно перекидывать с руки на руку. Однако, «пирожком» в десять кило особо не пожонглируешь, поэтому человек с образованием трусцой мчит в вагон, швыряет горячую дрянь в штабель, говорит «Хух!» и несется за следующим, слегка пошатываясь от переполняющего организм удовольствия. После погрузки он получает на руки половину стипендии, но понимает – еще несколько таких подработок, и его высшее так и останется неоконченным.
- Никаких шлаков, никаких блоков, - вздрогнул я от видения. – Овощи – вот что сделает нас богатыми.
- С этого момента – подробней, - пошел, наконец, деловой разговор. Даже Юрик, устав разрываться между наживой и заработком, со вздохом отложил в сторону ручку.
- Сколько? – спросил он тоном дельца, знающего, что почем в этом мире.
- Стипендия – за ночь! Каждому, - уточнил я, прикидывая, куда деть такую прорвищу денег.
- Не свистишь?.. – оторвал меня от расчетов нахал.
Нет, я не зверь, но пришлось указать товарищу на имеющиеся у него недостатки. И напомнить, сколько спортивного вида младенцев стучит к нам, требуя сатисфакции за подогнанные к ответу решения.
- Ну ладно, ладно… Надо подумать… - сделали мне одолжение.
- Да не думать надо, а будить, пардон, отрывать Андрюху от Фрейда и мчать на овощебазу, пока там без нас всё не выгрузили.
Дело шло к осени, компания нарядилась в ношеные, но еще приличного вида куртки, Александр к своему гардеробу подошел иначе. Не найдя ничего подходящего на своей личной полке, он погрузился в недра пугающего своей бездонностью шкафа. На свет, в результате, явилась дырявая волейбольная сетка, старые туфли Андрюхи, куча тряпья и стеганый ватник, донельзя полинявший от работы на воздухе.
- Вещь!.. – радостно вспыхнули глаза Сани.
Юрик брезгливо поковырялся ногой в тряпье, почесал рукой правое ухо, затем, подняв какой-то предмет, торопливо сунул находку за пазуху. Он стал скрытным с тех пор, как ему в шутку подложили под простынь гантели…
* * *
- Пробивать?.. – не поднялась у меня рука испоганить компостером аж четыре талона.
Пустой троллейбус, совершавший последний рейс, искушал распорядиться билетами как обычно: держать в кулаке наготове и хлопнуть компостером, когда в проходе мелькнет тень контролера.
- Давай по-честному, - неожиданно выступил Юрик. – На святое дело идем… - сказал он неискренне дрогнувшим голосом, затем задумчиво уткнулся в окно. Не поймешь иногда этого человека…
* * *
- Что?.. За морквой? – улыбнулся нам красным лицом симпатичный охранник.
- За капустой, - поправил его вежливый Юрик.
- Вещь!.. – не удержался сторожевой, ощупав рукав ватника Сани. И впустил затем грешников на территорию вверенного ему под охрану овощного рая.
«Рай» преимущественно погружен был во тьму. По-казенному скудно светились щербатые гирлянды ламп вдоль складов, да еще костры тревожили темноту кое-где, выдавая присутствие людей на этом острове овощного изобилия. Как город – на районы, база делилась на соответствующие кварталы. Названия на щитах были знакомы, из чего следовал вывод, что овощами у нас каждый район харчуется самостоятельно.
- Хотите – ждите! – двинула нервно плечом кладовщица Ленинского района. – Может, будет вагон… Вон, - махнула дама в сторону мерцавшего рядом костра, - видите, сколько желающих?
Все – и синий халат кладовщицы, и уплывшая набок ее прическа отдавали такой… зеленой тоской, что даже лампы (тоже горящие вполнакала), не могли ее разогнать. Другой человек развернулся бы, наверное, и уехал, но нам, закаленным лекциями по истмату, терпения было не занимать...
Еще одно пламя осветило собой наши лица и территорию овощного района имени Ленина.
- Здорово, хлопчики, - прозвучал внезапно старческий голос, заставив вздрогнуть всю нашу компанию.
В слабо освещенном пространстве возникла сгорбленная фигура в мешковатых штанах и телогрейке, надетой поверх выцветшей рубашки из «байки».
- Откуда будете? – присел старец на ящик, устроившись так, чтобы свет не попадал на лицо.
- Из Горного… - ответил за всех Андрюха.
- Студенты?.. – оживился пришелец. – А с Донбасса есть кто? Дружок у меня был с Донбасса, в Брянке с ним чалились, - старик цепким взглядом прошелся по лицам, потом достал из пачки цигарку.
- У нас пол-института с Донбасса, - ответил Андрюха, шевельнул палкой костер и незаметно глянул на Саню.
Дед странным образом создавал напряженность…
- А-а… Ну молодцы, молодцы… - с третьей попытки раскурил старик вонючую «Ватру», пустил носом дым, после продолжил. – А вы, значит, подзаработать решили?
- Была такая мысль… - дал понять Саня, что не испытывает восторга от разговора.
Который, наверное, так бы и не связался, не влезь в него вовремя Юрик. Притом – самым неожиданным образом.
Изнывая от желания поучаствовать, он беспокойно ерзал по ящику, затем, решив, что время настало, авторитетно округлил рот, одновременно закидывая ногу на ногу (Юрик обожал подобные позы). Эти самые ноги и сыграли в итоге нехорошую шутку с оратором.
Служащие большинству наших граждан надежной опорой, они стали для него причиной падения. Катастрофического, притом, падения с ящика, подло уплывшего в сторону, как только правая нога водрузилась на левую.
Трудно было придумать более эффектное выступление.
- Высказался… - откомментировал Саня, проследив взглядом за траекторией тела товарища.
Дед гоготнул, не найдя объяснений такой форме протеста, потом мелко затрясся в приступе смеха, упершись руками в колени.
- Веселая у вас компания, - вернулся он к разговору, вытерев слезы. – Так вот что скажу я вам, хлопчики. Верней – попрошу. Ехайте вы… отсюдова…
Дед выдержал паузу, ожидая нашей реакции, затем указал кривым пальцем в сторону близкого к нам костра.
- Вы думаете, это люди там греются? Не-ет, хлопчики. Это – «жильцы». При базе живут, на ней же и кормятся. А места на разгрузку по наследству передают… Надо вам – связываться с этой сволочью?
Повисла неловкая тишина, после чего «крестный отец» поднялся с места, повторил, словно мантру: «Ехайте…» И растворился в ночи, словно демон. Немощный, но опасный.
- Чертов дед, - ворчанием оборвал унылую паузу Юрик. – Совсем отбил охоту работать.
- «Коза ностра» какая-то, - согласился с ним Саня. Андрюха хохотнул и добавил отвратительным голосом:
- Ну что, погнали до «хазы»?.. «Хлопчики».
Не знаю – от огорчения, или с расстройства не смогли мы пройти мимо вагона с валяющейся под ним капустой. Достигший зрелости овощ аккуратной горкой улегся на рельсы, будто в этом и заключалась цель его выгрузки.
- Неудобно возвращаться с пустыми руками, - высказал интересную мысль Юрик. И вытащил из под полы полотняный мешок.
- Прям – Эмиль Кио! – с восхищением потрогал Андрюха диковину. – А вынести как?
- А забор на что? – ответил Юрик в своей манере.
- Чтоб выносить?! – удивился Андрюха.
- Гениально… - издевательски хлопнул Андрюху нахал, после чего, словно хищник, нырнул за добычей.
Воровство, как известно, до добра не доводит. «А с другой стороны – где справедливость?..» - думали мы, столкнувшись вплотную с трехметровым забором.
Забор был добротным и гладким, как щеки у Юрика, не тронутые до сих пор жесткой щетиной. Сам Юрик, распластавшийся на нем, как у стены плача, стоял в напряженном раздумье, и не ясно, какие мысли тревожили его мозг. Изощренный, гибкий мозг человека, живущего в эпоху больших перемен, ожиданий и потрясений. Затем он повернулся, взглянув на нас как-то особенно. Как ребенок на кубики. Будто прикидывал, что
