- Быстрее, - скомандовал Зигфрид, - едем в отель «Гора». Штольц сейчас поднимается сюда. Он поверит, свободна ли дорога, она же одна. Давайте скорее, он будет звонить в «Гору».
Нас запихали на заднее сиденье, по обеим сторонам от нас сели люди Зигфртда.
- Ты как? - шепнул я.
- Плохо. Ингалятор остался в сумочке, там, на стойке.
- Тихо! – услышал я одновременно с ощутимым ударом локтем по ребрам, даже дыхание перехватило.
Я повиновался, понимая, что любые вспышки противостояния пагубно сказываются на Марии. Я хорошо помнил слова ее врача – адреналин в малых дозах при ее заболевании даже может быть полезен, но чуть переборщишь – могут начаться невозвратимые процессы.
Ехали минут десять.
Нас вытащили из автобуса и втолкнули в холл нашей гостиницы.
Изумленному администратору был приставлен ко лбу ствол пистолета, что сразу лишило его желания задавать вопросы, вообще что-либо говорить. Его связали захваченной из машины веревкой, в рот запихали какую-то тряпку, усадили на пол за стойкой так, чтобы было не видно.
Зигфрид быстро листал журнал регистрации:
- Еще заселен номер три. Быстро!
Двое его подручных скрылись в коридоре.
А Зингфрид и водитель автобуса провели нас в наш номер, связали руки, уложили на пол, начали быстрый обыск. Удивились отсутствию оружия. Нашли наручники в моей сумке. Обшарили нас.
В комнату вбежал один из тех, что был в ресторане:
- Все, тех связали, - он кивнул на стену, за которой был соседний номер. - Звонил Штольц. Он нагнал по дороге полицейский автобус, едут сюда. Обогнать не может, там везде запрет, не хочет вызывать подозрений.
- Ясно. – Зигфрид на мгновение задумался. – Есть шанс, что они сразу к «Норду» рванут, а мы сможем съехать с горы у них за спиной. Всех заткнуть. Ты, - он обратился к пришедшему с сообщением – кляпы в соседнем номере, а мы здесь. Надо максимально долго избежать шума. Пусть шерстят «Норд». А если что пойдет не так, то у нас есть заложники, начнем торговлю. Тем более у нас есть их человек.
Говоривший со Штольцем выбежал, а оставшийся напарник Зигфрида сходил в ванную, вернулся со стопкой разнокалиберных полотенец. Выбрал самое маленькое, запихал его в рот Марии, более длинным обвязал ее голову так, чтобы не было возможности выплюнуть кляп.
- Стой! – закричал я. – У нее астма, вы убьете ее!
- Заткни этого, - распорядился Зигфрид.
Та же операция с полотенцами была совершена и со мной. Я крутился, отбивался, пытался вырваться. Наблюдая за этим, Зигфрид отдал команду:
- Этого наручникам к батареи, а девицу прикуй в ванной.
Меня подтащили под подоконник, пытались приковать к трубе отопления, мешало то, что руки связаны, сняли веревки и в ту же секунду защелкнули наручники, объединив меня с трубой в одно целое, оставив одну руку на свободе.
Я рвался, вызывая острую боль в запястье, выворачивался, но все напрасно, я мог только сесть на пол – труба была очень низко, почти над паркетом – и смотреть, как Марию за ноги оттащили в ванную, оттуда раздался щелчок пристегиваемых наручников.
- Все, пошли. Будем наблюдать, что легавые там надумали, - скомандовал Зигфрид, и они с напарником покинули номер.
Начались часы моего ада.
Я не знал, сколько проходит минут, часов, лет, веков, я только рвался, потом замирал и прислушивался к звукам из ванной.
Я был в полном шоке, я не мог контролировать себя, я сам себе не подчинялся, я только мог слушать, я был бессилен что-либо изменить.
Оттуда, из ванной, раздавалось шебуршение, мычание, жуткий кашель, опять шебуршение, опять кашель, опять шебршение, но очень вялое, затихающее, уже не кашель, а какие-то тихие булькающие звуки, потом последнее мычание и абсолютная тишина.
В этой тишине я находился, мне кажется, вечность, ее нарушил звук распахнувшейся двери, я увидел вбегавшего Бренна и отключился.
Потом были фрагменты.
- Вадим, не ходи туда, - Бренн придерживал меня за локоть, но я и сам бы не пошел, я не хотел заходить в ванную, я хотел выйти на улицу, на мороз, на воздух. Я вырвался и вышел в коридор, холл, в темную ночь с яркими звездами на черном небосводе.
Я обернулся, когда с крыльца к давно стоявшему рядом фургону два человека в синих куртках снесли черный длинный мешок, который раскачивался и провисал в их руках.
Я понял, что можно вернулся в отель.
Я спутал номера, вошел в третий. Там следователь беседовал с двумя нашими соседями, на лице мужчины был синяк.
Вернулся в коридор и, наконец, нашел наш номер, вошел, там работали эксперты. Я, отвернувшись, прошел мимо входа в ванную, зашел в комнату - на трубе отопления, рядом со столом, все еще были пристегнуты наручники, кто-то посыпал их порошком, чтобы снять отпечатки пальцев. Бренн обнял меня за плечи, и именно в этот момент я увидел на краю стола раскрытый складной нож. Мой нож, Мне его подарили на день рождения, его привез кто-то из коллег из командировки в Америку. Отличный нож, крупный, лезвие закалено, острое как бритва, мощное, я всегда его таскал в поездках с собой, а вчера вечером достал, чтобы нарезать яблоки, так и забыл на краю стола.
Я точно помню, что именно в этот момент пришла в голову мысль, что был шанс. Можно было дотянуться до ножа и отрезать себе кисть, освободиться. Даже, если бы не удалось отрезать кисть, то можно было бы стесать мизинец и большой палец, обрубок выскочил бы из оков, я бы освободился, и успел…
Не могу точно вспомнить, когда, то ли через день, когда шок окончательно закончился, то ли через месяц, то ли через год, очень четко возникло в памяти видение – я сижу пристегнутый к трубе отопления, поднимаю глаза и вижу торчащую над краем стола ручку ножа. Четко понимаю, что до него могу дотянуться, я точно знаю, что должен сделать, но меня парализует мысль – не смогу, потеряю от боли сознание. Я боюсь этого, или я просто боюсь. Продолжаю сидеть, не двигаясь, не протягивая руку вверх к ручке ножа.
Прошло более двадцати лет, а я так и не могу определиться, увидел ли я нож, когда меня за плечи обнимал Бренн, и тогда возникла мысль о потерянном выходе, или все же я увидел нож, сидя на полу, и мысль пришла именно тогда, когда еще не было поздно. Не могу досконально точно вспомнить то, что было со мной, пока в ванной умирала Мария. Все, что связано с этим временем, нельзя сформулировать, осознать, вспомнить.
Я никогда не отвечу, или все же не решусь ответить себе на вопрос, когда же я увидел нож?
Уже в Управлении я узнал, что один из членов банды Зигфрида, выдавая себя за босса, вел долгие телефонные переговоры с полицией, торгуя жизнями заложников, то есть нашими. А в это время Зингфрид с остальными спустился на снегоходах по почти отвесному склону за «Горой», про который никто, как про путь отступления, не мог и подумать. Зигфрид, как стало известно, пересек границу. Единственное, во что все верили, банда не смогла забрать с собой награбленный куш, он остался где-то в стране.
А через три года или четыре пришел сон. Сон про наших с Марией так и не родившихся детей.
Их двое: старший сын – Серж – ему шесть лет, а дочь – Анна – на год его младше. Они сразу же появились во сне в этом возрасте, и вот прошло более двадцати лет, а их возраст не поменялся. Не поменялись их имена и внешность. У Анны, как у Марии, вьющиеся светлые волосы, такими крупными локонами, мы их ей никогда не заплетаем в косы, они всегда спадают на плечи свободно. У Сержа волосы более жесткие и темные, он всегда коротко подстрижен. Себя во снах я не вижу, это естественно, я вижу свои руки, ноги, если наклоняюсь, то и часть тела, но целиком я не присутствую. Мой возраст…. Мне кажется, что в каждом сне я имею тот возраст, в котором мне этот сон снится. Мой образ во снах меняется с годами. А Мария… А Марии во снах никогда нет, есть только ее голос, тот – молодой, который я так хорошо помню. Сама она никогда не появляется во снах. Только голос…
Например: «Эй, компания. Пора обедать, ну-ка все к столу» - звучит из кухни. А мы сидим на ковре в гостиной, строим замок из купленного мной сегодня набора «Лего». Мы с Сержем строим, а Анна лежит рядом на животе, согнув в коленях ноги, качая ступнями в воздухе и давая нам советы. Мы с Сержем подбираем кубики так, чтобы башня была правильной формы, а Анна требует еще и подбора цвета кубиков, чтобы орнамент стены не нарушался. У нее чувство цвета и рисунка очень развито. Мы с Марией считаем, что она станет дизайнером. У Сержа много способностей. Он любит, когда ему читают что-нибудь историческое, но при этом прекрасно играет в шахматы и уже решает некоторые задачи по математике, хотя в школу еще не ходит. С его будущим у нас с Марией разные мнения.
Или другой пример. Я сижу между кроватями детей на низеньком детском стульчике, так, что колени упираются в грудь, и читаю разложенную у ног на полу книгу. Из-за приоткрытой двери детской слышен голос Марии: «Вадим, детям пора спать. Выключай свет. Если тебя так увлекают сказки, можешь взять книгу в гостиную и читать ее там хоть всю ночь».
Сегодня в моем сне мы были на берегу озера, день был жаркий, мы с детьми бесились на мелководье, в Мария звала с берега перекусить.
Вариаций сна было множество, повторы были очень редки. Он всегда снился мне незадолго до того, как прозвенит будильник, раза четыре – пять в месяц.
Природа этих снов мне не понятна. Мы никогда с Марией не обсуждали вопрос детей, вопрос семьи, нам было не до этого, мы находились в самом разгаре периода освоения другу друга. Мы плыли по течению, полностью отдаваясь ему, чувствуя себя в раю.
И вдруг эти сны, Серж, Анна, это что-то не из прошлого, а из нашего нереализованного прошедшего будущего.
После возвращения из альпийского поселка шли годы, я делал карьеру, я рос по служебной лестнице, я обрастал связями, главное, я обрастал своей агентурой, своими информаторами, каждому из которых первой задачей ставилось поиск информации о Зигфриде.
Кое-что удавалось узнавать. Он всплыл во Франции, несколько удачных ограблений, потом след его проявился в Албании, потому пропадал на несколько лет, опять где-нибудь проявлялся.
И вот три дня назад поступил сигнал, что он возвращается в страну, что у него проблемы, что ему надо забрать то, что здесь припрятано более двадцати лет назад. Приезжает один, всего на несколько дней.
Я сразу же, сославшись на недомогание, взял на службе выходные, остался дома, чтобы успеть подготовиться. Решающий звонок….
Я даже вздрогнул, так резко запел мой мобильник, лежавший на столе рядом с чашкой кофе, выдернув меня из воспоминаний.
- Да, - с нетерпением ответил я.
[justify]-