о жене гусара, приближенной ко двору Его Величества, осуждение которой опять же отразится на карьере того самого гусара-мужа. Предки, далекие в своей глубине веков казались холодными, недоступными и неприступными, достойными стоять на пьедесталах.
С трудом уговорив разум стать выше чувств, Роман отворил дверь в их с Лизой бывшую спальню и остановился на пороге. Жена не заметила его появления, она куда-то торопливо собиралась, вернее уже почти собралась: черная узкая юбка, свободная белая шелковая блузка со множеством маленьких пуговиц, которая была куплена на какое-то торжество и очень ей шла, волосы собраны в аккуратную «улитку» на затылке. Лиза надевала серьги и одновременно отвечала кому-то, видимо, по скайпу, так как на постели стоял раскрытый ноутбук:
— Да, через пятнадцать минут выхожу, только дождусь Широковец, она должна посидеть с ребенком.
— Так ты можешь опоздать, — голос из ноутбука был не очень доволен. — А я поручился за тебя.
— Понимаю, Миш, но не могу же я Сашку оставить одного — ему четыре года всего, а садика у нас пока нет. Не волнуйся, я успею, вызову такси, — Лиза повернула голову. — Ой!
— Что там? — заволновался ноутбук.
Лиза не ответила. Барховцев подивился быстрой смене выражений на ее лице. Радость, вспыхнувшую в ее глазах, торопливо погасили нахмурившиеся брови, непроизвольно промелькнувшую улыбку, блеснувшую блеском белоснежных зубов, сменили крепко сжатые губы — напряженно застыв возле кровати, жена смотрела на него исподлобья. От резкого движения головой на лоб ей упала трогательная прядка волос. Лиза была готова к бою, Барховцев широко ей улыбнулся:
— Привет, Лиза.
Нагнулся к экрану ноутбука, внутри которого маячила физиономия незнакомого парня:
— Добрый день. Не знаю, что здесь происходит, но сегодня Вам точно придется обойтись без моей жены, — он захлопнул крышку.
— Что ты делаешь?! — Лиза отпихнула его от кровати и подняла крышку, но связь уже прервалась.
— А кто это был там? — Роман сел на кровать, улыбка все еще была приклеена к его лицу.
— Неважно, — вскинулась жена, но все же проговорилась. — Муж Ленки Тарасовой. Она попросила его взять меня к ним на работу в секретариат коол-центра, в отдел доставки — буду вторым офис-менеджером.
— Это кто, помощник уборщицы? — заинтересовался Барховцев. — Чтобы работать уборщицей теперь нужны такие связи? Куда катится мир!
— Это не уборщица! — вскинулась жена. — Там нужно принимать курьеров, работать с корреспонденцией, закупать канцелярские принадлежности, следить за чистотой в кабинетах…
— Я же говорю, уборщица, — приклеенная доброжелательная улыбка Барховцева плавно перетекла в насмешливую ухмылку.
Лиза не ответила, опустилась в кресло у окна и отвернулась от мужа.
— Тебе Леля рассказала?
— Нет, я просто подслушал ваш с ней разговор, — не стал скрывать Барховцев. — Ну извините, Леля так громко шептала, что было слышно по всему дому. Спасибо ей, кстати.
Жена невесело хмыкнула:
— И что теперь, будешь и дальше следить за мной?
— Да не собираюсь я следить за тобой, — уверил ее Роман. Он поднялся и заходил кругами по комнате. — Но ты не слишком уж торопишься, а, Лиз? Зачем тебе прямо сейчас устраиваться на какую-то работу помощником уборщицы? Разве нам не хватает денег? Или, все-таки, тебе развлечений не хватает? — он не сдержался в рамках холодной беспристрастности и в последней фразе проскользнула обвиняющая нотка, которую его жена тут же услышала и ухватилась за нее.
— Тороплюсь?! — вскинулась она, вскочила со своего кресла и осталась стоять посреди комнаты. — К твоему сведению, я уже везде опоздала! Мне двадцать пять лет, а я только начинаю думать о карьере! Да, иду работать офис-менеджером, как бы ты к этому не относился, за год подготовлюсь, пройду экзамены на аттестацию, получу сертификат — тогда уже выйду в аптеку! Сашка уже большой, можно отдать в садик. А ты хотел, чтобы я всю жизнь так и простояла возле плиты и раковины с грязной посудой, собирала твои носки по углам и высматривала тебя в окошко, когда ты соизволишь вспомнить в своих командировках, что у тебя есть семья?! Ну так вот, теперь у меня есть работа и цель в жизни!..
Слова жены Барховцеву показались звонкими оплеухами, обвинения — несправедливыми, оскорбительными и беспочвенными. Холодность и беспристрастность разума безвозвратно растворились в лавине того самого чувства, когда кажется, что любовь, заботу и понимание самого близкого человека незаслуженно, незаконно, преступно отбирает кто-то другой, совершенно посторонний, ничего не оставляя после себя.
— Значит, у тебя не было в жизни цели? Воспитание нашего ребенка — это не цель?! А тебе не кажется странным, дорогая моя, что пошел всего только третий день, как мы не вместе, а вокруг тебя уже вьются всякие кобели! Ты показываешь им по скайпу нашу спальню, одеваешься перед ними! Это так ты строишь свою карьеру второго помощника главного уборщика?! Ты бы их еще пригласила прямо сюда, занять вот это самое место — так было бы вернее! — он потряс указательным пальцем на половину кровати, где сам обычно спал.
У Лизы перекосилось лицо, она резко выдохнула.
— А это уже не твоя забота! — в глазах вспыхнул гнев. — Захочу и приглашу! Может быть, ты сам хотел предложить вот это место (она ткнула пальцем в свою половину кровати) какой-нибудь своей проститутке?!
Роману показалось, что в спальне слишком жарко, от горячего воздуха вспыхнуло лицо и закружилась голова.
— Прекрасно! Так ты уже выбрала кого-то?! Советую тебе присмотреться к начальству, к самому главному уборщику и смотри, не упусти его, может и выбьешься в первые помощники полотера!
Жена в бешенстве подскочила к нему и занесла руку, намереваясь влепить ему пощечину за намеренное оскорбление, но Барховцев поймал ее на взмахе, а потом легко перехватил другую ее руку. Было время, когда он сам подставил бы ей одну щеку за другой и терпеливо сносил бы удар за ударом, но времена изменились — теперь у Лизы нет такой возможности и такого права. Ее покрасневшее от гнева лицо пылало перед его глазами. Она попыталась вырваться.
— Так ты мне советуешь?! — Лиза дергала руки. — А я не нуждаюсь в твоих советах! Захочу — выберу кого-нибудь, а потом, может, выберу другого, а не захочу — никого не выберу, поступлю, как мне нравится, ведь я теперь свободная женщина!
Огромное желание показать ей, насколько она свободна охватило Барховцева с головы до ног, пронеслось стремительной болезненной волной и разрослось внутри, заслоняя все остальные чувства. Глядя в его потемневшие глаза, Лиза испуганно задергалась, и что-то жалкое промелькнуло в выражении ее лица, но Роман больше ничего не видел. По его мускулистым бокам яростно лупил львиный хвост, густая грива развевалась на сухом Африканском ветру, могучие легкие исторгали грозный рык, который слышали все звери в радиусе десяти километров и не смели заходить на занятую территорию — здесь может быть только один доминантный самец, и он разорвет любого, кто покусится на его самок. Резко развернув жену к себе спиной Роман подтащил ее к кровати и перекинул через низкую деревянную спинку.
— Рома, пусти! Не надо, перестань! — взмолилась Лиза. Оказавшись беспомощной, она плакала в одеяло.
Но кто же слушает самок? Они должны радоваться, что на них обратили внимание. Львиная сущность желала подчинить, сделать своей, доставить боль: нравственную и физическую, закрепить свое право. Свободная женщина? Сейчас ты узнаешь, как свободна! Захочешь и выберешь? Нет, только лев выбирает, кто станет хозяином прайда! В сторону полетела блузка, круглые пуговицы горохом застучали по полу, легко оторвавшись от одного рывка. Красная пелена застилала глаза, грохот собственного сердца оглушал, рука потянулась к замку на джинсах, и тут спальню огласил крик их детеныша. Между ними протиснулся Сашка, в живот Барховцеву уперлись две маленькие ручки, отталкивая от кровати.
— Не бей маму!
Два круглых карих глаза на зареванной рожице гневно смотрели снизу и обдавали холодным отрезвляющим душем. Кровавая пелена рассеялась без следа, Роман убрал руки, перестав удерживать Лизу. Она тут же убежала на свое кресло, подальше от него, завернулась в халат и рыдала, закрывшись руками.
Барховцев хотел все объяснить: он просто потерял голову от ревности, и до жены было всего несколько шагов, но на пути стоял четырехлетний ребенок, — нет, четырехлетний мужчина заслонял собой свою любимую женщину, и эта преграда оказалась непреодолимым препятствием. Роман отступил к двери. Сашка готов был защищать мать изо всех своих силенок, и Барховцев готов был убить себя на месте, за то, что не только не удержал свой разум холодным и беспристрастным, а вообще перестал соображать головой, допустил такую отвратительную сцену, да еще позволил Сашке все это увидеть.
— Я не бил ее, сынок, — промямлил он жалкое оправдание, но сын не поверил, ведь за его спиной плакала мама.
Сашка хмурился, сомневался, ведь прогонял он своего папу, которого тоже любил не меньше матери, и такой выбор был ему явно не по силам — серьезное личико снова кривилось в слезах. Разревевшись, он кинулся к матери, и Лиза крепко обняла ребенка, схватилась за него, как за последнюю соломинку, успокаивая его и себя.
— Извини, Лиза.
Барховцев понимал, насколько он жалок со своим лепетом, что, если бы не Сашка, он не смог бы удержать себя и унизил бы жену, растоптал бы ее гордость и самоуважение. Лиза тоже это понимала.
))
