Второй выходной промелькнул, как в беспокойном сне: безрадостное утро сменилось унылым днем, который плавно и неумолимо перетекал в вечер, все так же наполненный безысходностью. Сделавшись временно бездомным, Барховцев, как одинокий волк метался по городу: позавтракал в Макдоналдсе, пострадал над чашкой кофе в торговом центре, сходил на премьеру нашумевшего фильма, где смог, наконец-то, вздремнуть под грохот саундтреков, в первом попавшемся на пути кафе остановился пообедать.
С тоской вспоминая домашний борщ с щедрым куском мяса, ароматной зеленью, сметаной и ломтем ржаного хлеба, Роман давился водорослями в супе мисо а, покончив с небольшим сетом горячих роллов, долго еще находил языком между зубами крохотные зернышки икринок летучей рыбы — кафешка оказалась маленьким японским ресторанчиком.
Снова и снова он доставал мобильник, вызывал в памяти Лизин телефон, подолгу смотрел на цифры и время от времени нажимал кнопку вызова. Чего он от нее хотел, он и сам не смог бы себе ответить, уж точно не выяснения отношений и разговоров на тему развода — он хотел, чтобы Лиза ответила, как соскучилась, истосковалась по нему, как жалеет о своем необдуманном поступке, как ждет его, чтобы загладить свою вину, как сильно она любит его. Жена не отвечала, сбрасывала звонки, после десятой неуклюжей попытки связаться с ней Роман услышал, что вызываемый абонент вне зоны доступа — Лиза хотела поскорее забыть его и отключила телефон.
Припарковав машину на обочине дороги, Барховцев всерьез задумался о ночлеге. Вариантов было немного. Никакой собственной дачи за городом у него не было, и кучи друзей, готовых приютить его в любое время, тоже не было — у всех семьи, дети, собаки, тещи и тесная жилплощадь, наоборот, это он в свое время смог бы предоставить угол какому-нибудь пространственно-обездоленному приятелю, случись такое в прежней жизни. Второй вариант также отпадает — офис стоит на сигнализации. Третий вариант: переночевать в машине — это было бы возможно летом, но не в декабре, когда трещат морозы. Был еще и четвертый вариант: поехать домой и заявить свои права на квадратные метры, но Роман тут же отогнал подальше эту мысль — откровенно враждовать с Лизой он не собирался, сосуществовать с ней и со своим сыном по разным комнатам, как будто чужие люди, он не хотел, да и не смог бы. Нужно было собраться с мыслями, принять какое-то решение, ведь у них ребенок, лишать его матери — самое последнее дело. Тогда, в тот самый день, когда он выскочил из дома — в нем говорила обида, кипела она в нем и вчера, когда он помчался разыскивать Лизу у своего отца, но уже сегодня Роман поостыл: проведя весь день на колесах, скитаясь по городским улицам, он тосковал по жене, по сыну и всеми силами не хотел развода. Пусть Лиза поживет пару дней без него, может, и она передумает. Во всяком случае, Роман очень сильно на это рассчитывал.
Для ночлега оставался крайний вариант:
«А не навестить ли мне дядю Юру?»
Ближайший родственник жил всего в получасе езды, в небольшом пригородном поселке, где многоэтажные дома соседствовали с обширным частным сектором, утопающим в пышных яблоневых садах. Двоюродный брат отца жил в собственном доме и всю жизнь трудился главным агрономом в поселковом тепличном хозяйстве, исправно поставляющем в магазины ближайших городов свежую зелень, овощи, а также цветы. В свою работу дядя Юра был влюблен, и все его разговоры обычно крутились вокруг того, как лучше приготовить перегнойные горшочки, в чем конкретно обычный навоз превосходит Митлайдеровские азотистые смеси, сколько кг огурцов в идеале возможно получить с квадратного метра теплицы, а также почему семена томатов следует высаживать сразу прямо в подготовленный грунт, а потому что!..
На этом месте дядя Юра обычно делал хитрое лицо и углублялся в дебри аэрозольного дождевания, внедрения современных ирригационных систем, необходимости сетчатого покрытия и фитодатчиков для получения информации о самочувствии растений и сокрушался об отсутствии новейшего компьютерного обеспечения стареньких автоматизированных линий в поселковом тепличном хозяйстве, переживших уже все мыслимые сроки своего использования.
Роман запарковался в узком проулке между дощатым забором, окружавшим участок дяди, и соседской сеткой-рабицей, и уверенно зашел в калитку. Старые яблони милостиво обсыпали его снежными хлопьями, ясная Луна осветила расчищенную дорожку до крылечка, над ступеньками предупредительно вспыхнул небольшой светодиодный прожекторный фонарь — значит, в доме услышали шум машины. Дядя Юра собственной персоной возник в открытом дверном проеме. В разношенных домашних трениках, старой фланелевой рубашке и босиком он стоял на маленьком коврике, воинственно ощетинив короткую бороду.
— Ромка? Чего тебе? — неласково встретил он племянника.
Впускать его в дом он не торопился, наоборот, поежившись, засунул ноги в обрезанные валенки и вышел наружу.
— Привет, дядь Юр, — широко улыбнулся Роман. — Может, пустишь на чашечку кофе?
Нахмурившись, дядя загораживал собой проход и маялся, подыскивая слова отказа. Барховцев был готов поставить новые зимние ботинки, на то, что отец позвонил своему брату и велел гнать его в три шеи, если заявится проситься на ночлег.
Пока дядя мешкал с ответом, входная дверь за его спиной распахнулась, и под рукой пролезла Женька, семнадцатилетняя девчонка, Ромкина троюродная сестра. Она была не родная дочь дяде Юре, он женился на женщине с маленьким ребенком, но с тех пор прошло почти шестнадцать лет, другого отца Женька не знала и знать не хотела, любила отчима и называла его «папа» с тех самых пор, как научилась произносить это слово.
— Ромка! Привет, заходи! — ее радостный голос пролился на сердце Барховцева, как бальзам на рану. Хоть кто-то рад ему.
Сестренка потащила его в дом и дяде Юре пришлось посторониться — не драться же на пороге.
— Ты есть хочешь? Разогреть тебе ужин? — Женька засуетилась возле плиты, загромождая ее множеством кастрюлек, вытаскивая их из холодильника.
Роман сел возле окошка за большим столом, специально сооруженного из цельного дверного полотна для приема большого количества гостей. Родни у Барховцевых было много: всех разметало по разным городам и селам, но иногда они собирались дружной компанией то у одного брата, то у другого, и такой большой стол был необходим, чтобы уместить сразу и старших членов семьи, а также их детей и внуков.
— Как тут обстановка? — поинтересовался Роман у сестренки. — Нервная, как я понял?
— Ой, — вздохнула Женька. — Ужас. Целый день ругались, а мне тебя жалко.
— Спасибо, хоть ты посочувствовала, — невесело усмехнулся брат.
— Ох, какие гости у нас! — вместе с дядей Юрой в кухню вошла его жена Леля, насмешливая и острая на язык пышная женщина, которая прочно удерживала Барховцева Юрия под каблуком вот уже почти шестнадцать лет. Было видно, что приезд племянника Лелю разбудил — на щеке отпечатался легкий след от подушки, из-под теплого флисового халата торчала ночная рубашка.
— Привет, Ромочка! Какими судьбами тебя к нам занесло? Ах да, я и забыла, ты теперь у нас птица вольная, куда ветер подул — туда и полетел, — язвила она. — Какая красота одному-то: и никто нервы не треплет, и ребенок под ногами не путается, и можно по родне проехаться, а то, когда еще увидимся! Голодный, небось? Жень, картошки ему положи!
— Нет, Лель, спасибо, я не хочу, — замотав головой, Роман принялся подниматься из-за стола. — Просто мимо проезжал, подумал, надо зайти, поздороваться.
— Ишь ты, «не хочу», — передразнила тетка. — Не хочет он! Кто же это тебя накормил?! Ты в зеркало-то смотрелся — бледный, как смерть, и куда это, интересно, ты ехал? Может, уже нашел какую подружку? Чего теперь себя удерживать! Один раз сходил налево — теперь так и пойдешь по рукам!
— Ну зачем ты? — Роман поднял на нее измученный взгляд.
Юрий Барховцев расположился в своем любимом плетеном кресле и предоставил жене вести воспитательные беседы с племянником, который попытался вырваться из уз семьи. Сегодня днем из своих, забытых Богом, Росников позвонил Матвей и поделился, что его сын внезапно повел себя разгульно, чуть ли не изменил Лизе с какой-то проституткой, а может, и изменил. Не с бухты-барахты же невестка решила поговорить о возможном разводе, а может, уже и подала — что там у них точно случилось на самом деле брат ему отказался говорить, скорее всего и сам не знал. Лиза на звонки не отвечала, телефон отключила, а самому племяннику Юрий собрался вправлять мозги завтра, в свой выходной, чтобы никакие дела не отвлекали. Матвей велел Ромку на порог не пускать, чтобы тому некуда было деваться и пришлось вольно или невольно ехать обратно домой, брат надеялся, что при встрече дети помирятся. Так Юрий и собирался сделать, но вмешалась Женька, хотя, может, это и к лучшему, теперь ситуацию взяла под свой контроль Лелечка, а у нее особенно не забалуешь.
— Мам, пусть он хотя бы поест, а потом читай свои лекции! — снова вылезла дочь на защиту троюродного брата, которого обожала. — Ты же сама всегда твердишь, что перед важным разговором надо накормить всех сначала!
Юрий собрался Женьку выгнать из кухни — не для ее ушей этот важный разговор, пусть лучше спать отправляется, но жена его опередила.
— А ты тоже послушай! — она повернулась к дочери. — Посмотри на него, внимательно смотри, чтобы сама потом такой же ошибки не сделала, когда будешь замужем! Вот учись, мотай себе на ус!
— Мама! — Женька покрылась красными пятнами.
— А что мама?! — обрушилась на дочь и племянника Лелечка. — Мама, думаете, не переживает?! Или вы думаете, отец не переживает?! Да мы уже все головы сломали, как их помирить! Сами мучаются, ребенка мучают, у Матвея сердце заболело, глядя на них! Они,
| Помогли сайту Реклама Праздники |