АЛЕКСЕЙ СУХИХ
Д И С С И Д Е Н Т
РАССКАЗ
Жил был мужик в эпоху развитого социализма. Было ему за сорок. Школу он закончил как все, потом технический институт и работал инженером на заводе в большом городе. Звёзд не хватал, но зарабатываемых денег на жизнь хватало. А когда женился, то вместе с женой накопил за пяток лет на кооперативную квартиру и на самый популярный автомобиль «Жигули - копейку». Пока они с женой обустраивались, то детей по обоюдному согласию не заводили. А когда решились завести – не получилось. Походили они по врачам, походили, да так ничего и не выходили. Оттого и потекла у них жизнь грустная. А где грусть, там вино. А где вино, там ссоры. И по делу, и без дела. Стали они с женой друг дружке надоедать. Да так надоедать, что и глаза бы не видели. Оба образованные и ума хватило без смертоубийства развестись и имущество по-доброму поделить. Жене досталась квартира, а мужику автомобиль-копейка с гаражом. Получили они в ЗАГСе разводные штампы в паспорта и посидели вдвоём за бутылкой сурожского портвейна, пообещав не обижаться и здороваться при случайных встречах. Забрал мужик ружьишко и других своих вещей, убравшихся в чемодан и рюкзак, и переехал в гараж. Лето было. Мужик неторопливо искал себе достойное жильё, и к осени ему подфартило: нашлась однокомнатная новая квартира. Не дёшево, но достойно. Мужик не был выпивохой, и рассчитал, что всё будет хорошо. Владелец квартиры построил кооператив впрок для дочери, которая почему-то уехала ближе к столице и не торопилась возвращаться в родные пенаты. Сам владелец квартиры был военный пенсионер, крупный представительный мужчина, вступивший в войну с лета 42 года лейтенантом, командиром пехотного взвода. А закончил в 44-м после тяжёлого ранения в боях за Днепр. Он был прекрасным рассказчиком. И когда наш мужик приносил ему ежемесячную плату в размере стоимости двух ящиков водки, ветеран ставил на стол поллитра, солёные огурчики и капусту, отварную картошку. Потом доставал шахматы. И играя, выпивая и закусывая, рассказывал про печальный разгром дивизии на Дону, оборону Сталинграда, бои за Днепр и про многое другое.
На работе мужик производство не подводил, ежеквартально принимал социалистические обязательства, был ударником коммунистического труда, не отказывался от участия в работе народных дружин по охране общественного порядка. И даже не отказывался от направлений в помощь строителям очередного жилого дома или труженикам подшефного совхоза в уборке урожая. Только на выборы не ходил. Ему с молодости не нравилась эта принудиловка, когда в бюллетенях стояли фамилии министров и секретарей, которые и без выборов правили. Или фамилии тружеников от станка и от сохи, которым разрешали поднимать руки при принятии законов. И он регулярно недели за две ходил на участок и брал открепительный талон. Ни с кем этим не делился и думал про себя, что протестует против немыслимого лицемерия системы, в которой жизнь могла быть при соблюдении уже созданных законов просто неподражаемой по свободе личности и достатку. А на самом деле было неуютно, когда приходилось молча выполнять не принимаемые душой решения партии и правительства. Мужик даже стихотворение написал…
Живая мысль покрылась слоем пыли.
От лицемерья вонь стоит кругом.
И в детсадах детишки научились
Сказать одно, а думать о другом.
И показал секретарю партячейки. Тот прочитал, посмотрел на мужика сочувственно и сказал: «Ну, диссидент! Изорви и никому не рассказывай. А то так могут обмазать, что до конца жизни не отмоешься».
Нормальный был секретарь. Но совсем грустно стало мужику. И пошёл он в церковь, единственную тогда на район, и напросился на исповедь. Пожилой священник долго молчал. Потом выдал: «Бог терпел и нам велел». «Так невмоготу иногда становится. Хоть руки на себя накладывай!» - отчаянно воскликнул мужик. «А вот этого Бог не прощает,- сказал священник, - живи и терпи».
Мужик жил и терпел. Так прошло несколько лет. И стало ему за сорок. Ничего в жизни не менялось. Вожди и партия правили, торговля воровала. Милиция и тех и других охраняла. Народ терпел. Но когда вождю вручали четвёртую звезду героя, мужика так заколдобило, что купил он водки и пил всю ночь до беспамятства. Еле выжил. А когда, прогуляв неделю, пришёл на завод и его стали упрекать и грозить разными наказаниями, взыграли в мужике остатки существа человеческого. И сказал он просто, и с достоинством: «А не пошли бы вы все, как это по-русски … Я Вседержителем рождён свободным человеком».
Мужик и до этой стычки не раз думал, что хорошо бы уйти от людского скопища в пустыню, горы, тайгу. И сейчас, когда он тихий и законопослушный взорвался, его раздумья обрели реальные черты. «Уйду! – решил мужик. – На севере и за Уралом такие просторы. На многие сотни километров ни одного человека. Не найдут, да и никто и искать не будет. Я же не преступник. Вся моя беда и вина в том, что надоело мне это сообщество». Мужик уволился с завода, выписался, продал машину и гараж. Купил билет на восточный поезд и высадился в небольшом городке, где с местного аэродрома двукрылые самолётики развозили коренное население по их стойбищам. Снарядил мужик в этом городке багаж со всякой всячиной для одинокой жизни в тайге и улетел в самое далёкое местечко, вокруг которого совсем никто не существовал. Местность была горнотаёжная. Многочисленные ручьи и речки переполняли долины заросшие кедрами и лиственницами, берёзами и прочим подлеском, в зарослях которых скрывалось несчитанные табуны копытных животных, крупных и мелких хищников и прочей таёжной живности. Рыба в речках, которую никто не ловил, резвилась на просторе, чуть не выпрыгивая на берега.
Встречавших самолёт аборигенов, которые встречали всех с одинаковым радушием, мужик посадил вокруг горки багажа и доложил, что он писатель. В тайгу приехал набраться творческих сил и сочинять без влияния окружающих в полном одиночестве. А для жилья построит чум. Потом предложил русское угощение и договорился, что ему помогут и отведут в места, в которые и сами они не ходят. А груз его, и другие товары, которые он захочет купить в их товарообменной базе, за небольшую плату перебросят на лошадях.
- Во, паря, - сказал на девятый день похода старший абориген из троих погонщиков, скрюченный старик с повреждённым левым глазом, - прибыли, как ты хотел. Место здесь зверьём, дичиной всякой и рыбой богатое, но нечистое, нехорошее. Шайтан всем командует. Но красота необыкновенная, и жизнь тут - привольнее не найдёшь. Но не ходим мы сюда. Последний раз лет десять назад заглянул и глаза не стало. И давай рассчитывай нас и мы обратно.
Мужик осмотрелся. Караван из семи нагруженных лошадей остановился на чистой лужайке, выходящей высоким берегом на речку с непривычной для гористой местности ровной гладью, шириной метров в сто. С других сторон лужайку окружали могучие кедры и изумрудные лиственницы, иголки на которых переливались под солнцем всеми оттенками зелёности. Белые берёзы сверкали украшающими декорациями. Застрекотала и вспорхнула сойка, сверкнув своим опереньем, предупреждая невидимых обитателей о появлении гостей. Не верилось и не думалось, что здесь может быть что-то нехорошее, заколдованное. Но если что-то тут непонятное и случается, то пусть это место будет зачарованным. А поляна будет у меня называться Зачарованная.
Разгруженный караван ушёл в обратный путь, не задерживаясь ни на одну бездеятельную минуту. Старик собрал по краю поляны какие-то посохшие растения, сложил их на берегу, что-то негромко пошептал и поджёг. И не дожидаясь, когда стебли прогорят, забрался на лошадь и, не оглядываясь, повёл свой отряд по звериной тропе, по которой привёл его на это место.
Мужик поставил палатку, достал ружьё, спиннинг, устроил ложе. Остальной багаж, не разбирая, занёс в палатку, а палатку накрыл сплошным листом полиэтилена. Он был любителем - охотником, и понятие о жизни в лесу имел. На обустройство у него ушло часа два. И когда он закончил устраиваться и осмотрелся, солнце начало снижаться к вершине сопки на другом берегу.
«Продовольствие надо беречь!»- мысленно предупредил он себя и пошёл со спиннингом к реке. На третьем забросе схватился ленок на полкило, затем другой. К сумеркам в ведёрке у него дружно сидели полтора десятка отличных вкусных рыбин. «Неплохо для первого дня нового бытия,- сказал себе мужик. - Попугаи здесь не живут, буду беседовать, и советоваться сам с собой. Сделаю на ужин уху и рыбное жаркое, остальной улов подсолю. И спать»,
«Утро светит нежным светом», - поприветствовал мужик зарождавшийся день, выбираясь из палатки. Был конец июня. Лето ещё только набирало полную силу и вокруг блестело море сочной зелени. Спокойно бежала вода в реке в неведомую даль. С ближнего кедра вспорхнула сойка, а на кедр откуда-то из простора реки прилетел дятел и деловито простучал своим крепким носом по твёрдой коре, выбивая себе завтрак. От его стука на соседнем дереве проснулись два бурундука и их полосатенькие шубки мелькнули вверх. «Господи! Красота-то какая! - поднял руки вверх и потянулся, похрустывая суставами на руках, мужик. - Спасибо тебе, Вседержитель, что вразумил и привёл меня сюда. Поддержи меня в моих намерениях, а уж я постараюсь тебя не огорчать». Перекрестился мужик на восточную сопку и принялся за дела.
Дел у новосёла было начать, да кончить. «Главное в моём бытие это постоянная забота о еде. Пока у меня в припасах и соль, и хлеб и многое другое. Но всё закончится и мне надо научиться жить без хлеба, без сахара и всего такого. Но жили же в каменном веке как-то. И буду с первого дня делать по возможности запас. Ловим рыбу». Мужик сказал это себе громко и через полчаса поймал десяток ленков. Почистил рыбу и вместе с вечерним уловом повесил вялиться на горячем солнце. А одну рыбину отнёс к самому мощному кедру, прикрепил и сказал громко: «Это тебе, дух лесной. Прими меня в свои владенья, не обижай, помогай. А я завсегда с тобой побеседую и отделю часть малую от своего достатка».
«Место просто прекрасное для отдыха, - осмотрел он свою зачарованную полянку, - но не для постоянной жизни. Открыто для всех непрошенных, и для ветров осенних. Надо осмотреться и найти местечко скрытное, незаметное». Долго искать ему не пришлось. С ружьём и рюкзаком за плечами, заполненным припасом и топором, мужик прошёл вниз по течению реки и обнаружил приток, полноводный и спокойный. Поднялся вверх по этой речушке на пять километров. На пути ему встретился весело шумящий бурный ручей, падающий в речку с прибрежных скал, который он перепрыгнул без разбега и через несколько
|