докторов подойти близко, никакие медицинские манипуляции не могли помешать ему удерживать себя в утробе матери.
Рита старалась не шевелиться, чтобы не растревожить в себе мелкого хищника. Он со злостью возился внутри, требовал еды, приводя в активное состояние толпы муравьев, но зуд под кожей можно терпеть, для этого нужно меньше двигаться, тогда муравьи замирают до следующего раза — теперь это на всю оставшуюся жизнь. Рита приспосабливалась к новым проявлениям чужих клеток в своем организме. Сколько ей еще осталось? Ее загрызет звереныш или сожгут своей кислотой орды муравьев под кожей — яд демона.
Девушка посмотрела на остывающий обед, стоящие на столике, рядом с кроватью тарелки, закрыла глаза и тихонько вздохнула. Она устала бороться с собой, но маленькое чудовище нужно уморить голодом, неважно, что при этом она сама умрет. Толстый дядька УЗИст сказал, что плодного яйца нет, и он был прав, потому что звереныш давно из него вылупился, никто его не увидит, пока он не убьет Риту и не выберется наружу. Девушка отчего-то была уверена, что так и будет — зверь сожрет ее заживо, а если принимать пищу, то есть кормить его, то это произойдет быстрее, пока же чудовище было еще слабым и Рита не собиралась делать его сильнее.
— Шмелева, к тебе пришли, — в дверь заглянула медсестра.
Рита никак не отреагировала на слова, лежала на поднятой подушке и старалась не двигаться. Врачи думали, что у нее депрессия, потому что она молчала все время и не пыталась вставать, не пробовала ни с кем из своих соседок по палате поддерживать разговор, сидеть ей было еще нельзя, чтобы не потревожить швы, поэтому она всегда лежала. Маленькими шагами с трудом добиралась до туалета и обратно — единственное место, куда она выходила.
Девушка повела глазами на невысокого молодого мужчину, в накинутом на плечи халате. Он подставил к кровати стул и уселся. Рита не двинулась — если не тревожить звереныша, он сидит тихо, но стоит начать шевелиться, маленькое чудовище начинает кусаться, будит стадо муравьев и угомонить их очень сложно, поэтому лучше просто замереть в одной позе.
— Здравствуйте, Маргарита Сергеевна, — молодой мужчина достал блокнот и принялся перелистывать страницы, что-то искал. — Я следователь по Вашему делу Копытов Игнат Владимирович.
Он смотрел в свой блокнот, а Рита смотрела на него. Следователь — он должен знать, что с Лешкой!
— Лешка? — прохрипела она пересохшим горлом, стараясь не разжимать сильно губы.
Копытов внимательно посмотрел на нее.
— Лешка? Ваш гражданский муж Гусев Алексей Сергеевич задержан по подозрению… Сейчас он в Следственном Изоляторе.
Рита опустила ресницы, по щекам прокались дорожки горячей влаги.
— Маргарита Сергеевна, у вас была ссора с Вашим мужем?
— Нет, — девушка отвела глаза в сторону.
Накануне, они крепко поругались из-за ее неэкономности.
После работы Рита, зачем-то завернула в магазинчик с одеждой и не смогла устоять перед кофточкой. Наряд стоил денег, бешеных, но они были у нее, как раз сегодня дали зарплату, и Рита не раздумывая шиканула — один раз живем! Знала, что Лелик будет ругаться, но устоять не смогла перед шелковистой и тонкой полупрозрачной тканью. Пышный цветок георгина из бахромчатого края на воротнике, охватившем шею, как бархатка, а ниже талии кофточка собиралась мягкими складками, наподобие моды 20-х годов, к тому же цвет изделия, серебристо-серый, так подходил к ее глазам. Рита уже представляла, как наденет ее на ближайший праздник, и все упадут от их совершенства: ее и кофточки.
Но Лешка обломал все радужное настроение:
— Неси свою тряпку обратно!
— Да еще чего! — возмутилась Рита. — Ты тоже потратился на свои дурацкие отвертки, я же тебе ничего не сказала! Леш, это уже клиника, извини, конечно. Я должна в чем-то ходить, скоро ты за новые трусы меня будешь ругать?!
— Моя зарплата идет на ипотеку, — Лелик сел на своего любимого коня. — Подработка — на эту хату, на твою зарплату мы живем: питаемся, лечимся, покупаем необходимую одежду. Необходимую! На что ты собралась жить в этом месяце?! И твои трусы уже в ящик не помещаются! А отвертками я работаю, между прочим!
Конец своего выступления любимый муж проорал во весь голос, не сдерживая себя, и про запасы ее трусов, вероятно слышали все соседи и проходящие под их окнами люди.
Рита и Лешка всегда шумно выясняли отношения: один заводился с пол-оборота — второй не уступал, за бурными скандалами неизменно следовали еще более бурные примирения в постели, потом они обсуждали проблему снова, спокойно и рассудительно и всегда один уступал другому. Но тут Рита заупрямилась:
— Не понесу! Твой отец давно уже предлагает помощь, один раз можно и!..
— Рита, мы договорились!..
И тут она подняла запрещенную тему. О ребенке. Завести ребенка не получалось, несмотря на то, что оба были молоды и здоровы. Они прикладывали все усилия, проходили врачей, сдавали необходимые анализы, покупали кучу тестов для овуляции, считали благоприятные дни, даже посетили несколько святых мест для собственного успокоения, а вдруг?
Друзья и знакомые об этом не знали — это было сугубо личным делом маленькой семьи, но как Лешка с Ритой не старались — все было напрасно, долгожданного зачатия не получалось.
Кто, вот кто потянул ее тогда за язык?
— А если появится ребенок, ты и на нем станешь экономить?!
— А ты что, беременна?! — Лелик тут же схватил ее за плечи, заглядывая в глаза. С надеждой. Ожиданием чуда. — Правда?!
— Нет! — Рита гордо вскинула голову. — А если даже и была бы беременна, у нас же режим жесткой экономии, нам ипотеку надо выплачивать! Сделаю аборт, подумаешь!
Она и сама поняла, что ее понесло не в ту степь, но комья уже вылетели из-под копыт, и остановить себя вовремя она не сумела.
— Дура! — Лешка заорал так, что она чуть не подпрыгнула в его руках и слегка испугалась, он затряс ее, как яблоню, с которой нужно стрясти яблоки. — Дура! Только посмей! Я тебя убью на месте, придушу вот этой тряпкой!
Он схватил сверток, упакованный в фирменную бумагу с рекламными логотипами и швырнул его прямо ей в лицо. А после вышел из комнаты. Сдернул одеяло с кровати, забрал подушку и ушел спать на кухню. Впервые за все два года у них не произошло не то что, бурного примирения — вообще никакого.
Без него кровать показалась Рите ледяным сугробом, ложиться в нее она не захотела. Постояла возле закрытой двери в кухню, но мириться не пошла. А собственно, что такого ужасного она сделала? Подумаешь, купила кофточку! Что, мир перевернулся из-за этого? Чего этот Лелик всегда распоряжается? У нее и прав что ли нет? У нее точно такие же права! Решил спать один на кухне — вот и спи! А она, Рита, не собирается лежать и рыдать в одиночестве, у нее, слава Богу, подруги есть!
Прилепив к зеркалу в прихожей записку, что она у Летягиной, Рита вызвала такси и отправилась ночевать к Галке, из чувства протеста. Сверток с кофточкой остался валяться на полу. Глубоко в душе Рита уже смирилась с тем, что придется нести ее обратно, выдумывать причину для отказа от товара.
Да что за жизнь-то такая?! То, что нравится невозможно себе позволить, ходишь в чем попало!
А потом они сели гадать…
С тоской Рита рассматривала свои исколотые руки.
— Мы не ругались, — повторила она безучастным голосом. — Лешка ни в чем не виноват.
— Напрасно Вы его выгораживаете, соседи показали, что слышали крики из вашей квартиры, как раз накануне. Вы с Вашим гражданским мужем выясняли отношения, — лез в душу Копытов. — И мужской голос грозился убить — что Вы можете сказать по этому поводу?
Рита молча глотала слезы, даже не пытаясь вытереть глаза. Нельзя шевелиться. Нельзя ИХ будить.
— Лешка не виноват, — повторила она, наконец найдя в себе силы говорить, и со страхом ожидала появление тухлого запаха. Суженый не оставляет ее надолго одну. Но кому скажешь? Кто поверит в существование демона?
— Маргарита Сергеевна, сейчас-то, Вы можете не бояться, предполагаемый преступник уже сидит, — Копытов сморщил нос. Показалось, откуда-то потянуло тухлятиной.
— Он не преступник, — выдавила Рита.
Копытов в бессилии вздохнул.
Девчонка явно что-то скрывала, не договаривала, таилась от него. Черт! Не от него, от следствия она утаивала сведения о любовнике-маньяке, из-за которого сама пострадала, да еще была избита своим мужем. Копытов не сомневался, что так оно и было. Чувствует свою вину и поэтому выгораживает благоверного. Разговор с ней не клеился, следователь не мог нащупать в ее закупоренной душе нужную струнку, на которой можно сыграть парочку аккордов.
— Понимаю, как Вам тяжело вспоминать, но, раз уж мы заговорили о настоящем преступнике, постарайтесь ответить: в тот день на свалке с Вами видели высокого мужчину — это Ваш знакомый?
Девчонка заметно побледнела, хотя правильнее будет сказать посерела — бледнеть, больше чем она выглядела, было уже некуда.
— Я не знаю никакого мужчину, не было со мной никого.
— Двое свидетелей видели его рядом с Вами.
— Я не знаю. Может, это был какой-нибудь бомж.
Наконец-то, она посмотрела на него, до этого разглядывала свои руки, бросала украдкой быстрые взгляды ему за спину, словно видела там кого-то. Копытов не удержался и сам посмотрел в тот угол: высокий шкаф для одежды отбрасывал тень, странно густую для светлого времени суток, но кроме нее ничего и никого там не было.
— Может,
, у меня их мало.
