Верующий в бога - еще не Homo sapiens (Глава 3 - ВЕЧЕР С ФРИДРИХОМ НИЦШЕ)

звучит так: человек — это канат, натянутый между зверем и сверхчеловеком. Труден путь, всегда можно идти, поскользнуться и упасть в пропасть. И чем больше мы пытаемся думать о себе, чем больше мы пытаемся постоянно саморазвиваться и самосовершенствоваться, тем больше мы приближаемся к идее сверхчеловека. Чем меньше я думаю, чем больше я подвластен сиюминутным желаниям и устремлениям, тем больше я скатываюсь в сторону животного, тем меньше срабатывает сознательный, рациональный момент. И Ницше скажет, что по-настоящему сильным, в конце концов, может считаться только тот человек, который способен произвести полную и тотальную переоценку абсолютно всех ценностей прежней христианской культуры. Есть такое выражение — встать по ту сторону добра и зла, то есть оказаться вдалеке от всех общепризнанных норм морали и нравственности. Те понятия, которые мы наделяем некоторыми смыслами, например, добро, или зло, на самом деле давно потеряли свое содержательное значение и часто обозначают совершенно иное. 
— Между прочим, — нарушил обет молчания Анахарсис, — это созвучно идеям Конфуция о том, что есть такое милосердие, гуманность, которая совсем не равна христианскому милосердию. Конфуций говорил: «Если к тебе дождливой ночью постучится человек и будет рассказывать тебе, что у него нет дома, потому что его обманули и обокрали, ты не должен пускать его к себе по одной простой причине: ты должен понять, что тот человек, который лишился своего имущества, не может претендовать на твою помощь, потому что он либо ленив, либо глуп, либо вообще не понимает, что с ним происходит, и помогать такому человеку — есть уже твоя глупость, то есть ты разделяешь и взгляды, и жизнь этого человека».
— Ключевая проблема Ницше, которую он разбирает на примере, что есть такое человек, каким образом он взаимодействует с этим миром, каким образом пытается его понять, есть проблема сознательного и подсознательного элемента. На самом деле все содержание нашего сознания, которым мы так гордимся, определяется некими глубинными жизненными устремлениями, некими неосознанными механизмами. Что это за механизмы такие? Ницше вводит в свой категориальный философский оборот термин, который будет впоследствии характеризовать его не с очень хорошей стороны. Этот термин послужит потом для того же самого фашизма основание видеть в работах Ницше теоретическую подпорку для себя. Этот термин — «воля к власти»: «Жизнь есть воля к власти, которая является основой мировой эволюции и фактом... не допускающим никаких объяснений», — писал Ницше.
Суть концепции «воли к власти» вытекает из критического требования философа к «переоценке всех ценностей» и начинает с осмысления «ложных» ценностей современного ему мира. 
Воля к власти — это слепое, бессознательное, во многом инстинктивное движение, мощнейший импульс, который управляет этим миром. Ницше разделит волю на четыре вида: первый вид — воля к жизни. Конечно, это поклон в сторону Шопенгауэра, который говорил, что у каждого человека есть инстинкт самосохранения, от которого невозможно отказаться. Но, кроме этого, у каждого человека есть воля внутренняя, это второй вид, наличие внутреннего стержня, когда я знаю точно, чего я хочу, когда меня невозможно переубедить, когда мне нельзя навязать чужое мнение, с которым я не согласен. Третий вид — бессознательная воля: все страсти, аффекты, неосознаваемые влечения, которыми человек не всегда может управлять. И, наконец, четвертая, главная воля, по Ницше, — это воля к власти. Она с рождения присутствует в каждом в той или иной степени и характеризуется не только стремлением подчиниться чужой власти, но и стремлением подчинить себе другого. Это не то, что у нас есть, а то, чем мы есть на самом деле. И даже счастье — это не та цель, за которую люди борются, а это сама борьба за власть и воля к власти. Осознание в себе этого элемента воли к власти уже есть для человека счастье.
— Что такое счастье для человека — это стабильность, отсутствие проблем, а не воля к власти, мне кажется.
— Вот тут ты ошибаешься, Уицрик. Стабильность, отсутствие динамики, движения приводит к остановке в развитии и оглуплению. Процесс постижения должен быть бесконечным, иначе остановка, смерть. По этому поводу писал Юнг: «Проблемы жизни никогда полностью не решаются, если все же создается впечатление, что они решены, — это верный признак того, что что-то упущено, похоже, что цепь проблем состоит не в ее решении, а в нашей непрестанной работе над ней. Только это останавливает нас от оглупления и от остановки в развитии». 
— Убедил. Ключевым произведением Ницше считается «Так говорил Заратуштра», если я не ошибаюсь.
— Действительно, это произведение впитало все, что было переосмыслено, передумано Ницше, написано, как он сам говорил, в четыре приема, с припиской: «Книга для всех и ни для кого». Произведение очень сложное, очень странное, чтобы его понять, нужно понимать Ницше.
Я уже говорил, что с детства он мечтал быть музыкантом, у него был замечательный слух. Именно это обстоятельство на определенном этапе жизненного пути свело его с Рихардом Вагнером. Это был 1868 год, Вагнер в это время уже был известным композитором и намного старше Ницше. У них завязалась дружба. Вагнер для Ницше тоже был бунтарем, тоже не шел традиционными путями, выводил на сцену мифологических героев — сильных и мистических. Ницше мечтал, что Вагнер напишет оперу, которая станет олицетворением его философии. Но это содружество окажется не очень долговечным. Одна из причин кроется в том, что Вагнер впоследствии отходит от своих изначальных идей, а потом станет ярким антисемитом. Он склоняется к арийским расовым идеалам еще задолго до Гитлера. Ницше начинает замечать, что его обращение к мифологии, с одной стороны, разрыв с официальной религией, которую Ницше тоже отвергает, с другой, Вагнер трансформирует совершенно иначе, а именно как воспевание арийской расы через мифологию, особую идеологию. Арийцы должны затмить Христа. Арийская раса должна подняться на первый план, а христианство и другие религии приведены к отрицанию. Античеловечные взгляды, оголтелый антисемитизм Вагнера вызывает у Ницше бурю негодования. Сам Ницше антисемитом никогда не был, он вырос в семье протестантского пастыря. Для него человек — это космическое понятие, не разделенное по цвету кожи и национальности. К тому же Ницше не принимал людей, корыстных и жаждущих славы, сам жил бедно, издавал произведения за свои деньги очень малыми тиражами, даже дома своего не имел. Он был искренним, чистым, не умел подстраиваться и всегда говорил то, что думал. Все это разводит его с Вагнером окончательно и бесповоротно.
Но влияние музыки на творчество Ницше осталось на всю жизнь. Воспринимать Заратуштру исключительно как литературный текст недостаточно, его надо воспринимать как текст музыкальный. Ницше выдвигает концепцию, идею которую назовет стилем. Его стиль написания самодостаточный, когда слова сами вытягивают мысли, которые автора еще не посетили. Эти слова, конструкции опережают мысль, автор не поспевает за ними. Так вырастает «Заратуштра». Если мы с вами не услышим, не почувствуем этот стиль, а понять и постичь его можно только через музыку, только уловив эти музыкальные тона, обертоны, мы начнем идти вслед за Ницше по тексту. А у нас отсутствует опыт восприятия подобных текстов. Если мы не подключим эту нашу способность, музыкальный слух, на который Ницше очень рассчитывает, мы ничего не поймем, потому что это производит впечатление Евангелия, где действует вместо Христа Заратуштра, он же Зороастр — божество, позаимствованное у древних персов. Это моноатеистический бог, параллель с Иисусом можно провести запросто, и это обескураживает. Ницше пишет Евангелие безбожника, поскольку на страницах этого Евангелия вы найдете строки: «Бог умер, нам надо научиться жить без бога». А кто же его должен заменить — Заратуштра?
— Он не просто безбожник, а воинствующий безбожник, — кинул ­реплику Паоло.
— Когда делается такое эпохальное заявление, хочется сделать паузу, чтобы подумать в тишине и осмыслить сказанное, — Леночка села у камина и уставилась на пламя.
— Что же, — подхватил Олег, — неплохо бы сделать паузу, послушать Вагнера и подумать о том, что говорил Заратуштра.
Но Ольгерда было не остановить. Собравшись с мыслями, он продолжил:
— Еще одна концепция, высказанная Ницше в книге «Так говорил ­Заратуштра», это учение о «сверхчеловеке».
Кто такой сверхчеловек? Рассуждая логически, это человек обладающий силой воли. Это так называемый господин, это хозяин не только ­своей судьбы, но и судеб и жизней других людей. Это носитель совершенно новых ценностей, норм морали. Он должен быть лишен ­общепринятых норм, милосердия в известном смысле, в христианском, у него должен быть свой путь, своя программа развития, свой взгляд на этот мир.
Ницшеанский образ «сверхчеловека» воплощает его критику морали — мораль играет разлагающую роль, предполагая послушание, терпение, совестливость: все это размягчает, расслабляет волю человека. «Большинство таких добродетелей, как, например, прилежание, послушание, целомудрие, уважение к авторитету и власти, справедливость — обыкновенно бывают вредны для их обладателей, особенно когда они бывают настоящими, полными добродетелями, а не маленькими „влеченьицами“ к добродетели». «Духовное просвещение — продолжает Ницше — вернейшее средство сделать людей неустойчивыми, слабыми волей, ищущими сообщества и поддержки, короче, развить в человеке стадное животное».
Но здесь есть один нюанс: сверхчеловек только тогда может назваться таким высоким словом, когда он избавится от самого фундаментального механизма, от глубочайших оков, в которых находится все христианское человечество, механизма, который помогает управлять, манипулировать другими людьми. Этот механизм — совесть. Вот как раз совесть есть тот невидимый господин, который управляет внутренней жизнью каждого человека. Действительно, у совести нет срока давности, мы можем мучиться угрызениями совести всю жизнь и даже сойти с ума от этих угрызений, покончить жизнь самоубийством. Но если мы будем готовы к тому, что наши действия могут показаться кому-то неправильными, нелепыми, ненужными, совершенно аморальными в чем-то и даже отклоняющимися от нормы, если мы не будем раскаиваться в своих поступках, и совесть утратит над нами свою власть, то мы можем мнить себя сверхлюдьми.
Вот он, тот неприглядный момент, когда Ницше принять сложно, а порой и невозможно.
Но с другой стороны, Ницше в «Заратуштре» скажет, что основные черты, характеризующие сверхчеловека, это: духовное творчество, это полная концентрация воли к власти, то есть полный контроль над собой, концентрация цели, сверхиндивидуализм, неприятие массы, неприятие толпы в любом смысле. 
— Здесь есть рациональное зерно, — промолвил Олег. — Многие философы ХХ века занимались этим вопросом. Тот же Канетти, например, в книге «Масса и власть» выдвинул идею о том, что современный человек  — это массовый человек, который сам не знает, что он хочет, который понимает, что нужно