Деревня, она и в Африке деревня.

Довольно скоро мы вышли к долине, украшенную маленьким, но чарующим взгляд озером. Околдованная видом, я вновь дёрнула пастуха.
- Там кто-нибудь живёт?
Тот молча кивнул головой. Недобрый знак. Оборачиваюсь к Ийи:
- Вы знаете это место?
Та чуть натянула края губ.
- Там есть деревня. -Твёрдо произнесла она. - Деревня проклятых.
 Мы все переглянулись. Индейцы любят пугать иностранцев жуткими  легендами и в спасительной тени высоких деревьев слова её мне показались  такой же страшилкой, как и «гостиница» в горах – ночной призрак  уставших путников. Но приближаясь к озеру мы начинали замечать  странность в поселении, которое ютилось в притоке впадающей в озеро  реки. А именно отчуждённость взрослого населения. Мы почти никого не  встретили и лишь дети, ведомые любопытством, окружили нас, как только мы  вышли на поляну.
- Помнишь, я просил тебя взять с собой  конфеты-сосульки? – спросил меня Энрике. Я кивнула. Взяла целое кило. –  Замечательно! Дай детям по две-три штуки за обед...
- За обед? – переспросила я. - Какой обед?
- Здесь нас кормить не будут, но дети за конфеты могут накопать картошки и набрать фруктов в джунглях на всю нашу компанию.
 Как всё просто! Теперь я поняла, почему мы взяли с собой только  медикаменты, вяленные и сушенные продукты, сладкое и солёное, но ни  грамма свежего провианта. Во-первых, всё «завозное» в джунглях  портились. От давления, банки и пакеты в горах взрывались как надутые  шарики... Второе, нам вовсе и не надо было тащить всё то, что можно было  получить обменом на сахар, конфеты и иные «интересные» мелочи, как-то  иглы, значки и даже пуговицы. Романтика!
Сама деревня, несколько  дощатых хижин со скотным двором на всю общину, казалась вымершей. Мы  расположились лагерем поодаль от неё, на небольшой поляне, которую, как я  позже выяснила, местные пользовали для игры в мяч. Нечто вроде футбола,  но со своими правилами... Взрослое население к нам так и не вышло, хотя  за нами подспудно наблюдали. Фернандо бросился к своему фотоаппарату и  его больше ничего не занимало, кроме неказистых видов деревни. Хосе и  Энрике решили создать комитет по переговорам и недолго думая двинулись в  глубь узких улочек жилищ.
- Мы собираемся остановиться здесь на  ночёвку, - пояснил последний, - а для этого нам бы установить хоть  какие-нибудь дипломатические отношения с местным населением.
 Переговоры увенчались успехом, и мы принялись располагаться. Мужики  сразу крепко выпили на радостях, Фаго начал готовиться к своим дымным  ритуалам, Освальдо принялся изучать прилегающие места, а Мария –  жаловаться на боли в ногах, почках, сердце и копчике. Я с Ией взялась  устраивать пополнявшие наш лагерь продукты, кои дети с охотой несли как  со своих огородов, так и из окружавшего нас леса. Правда, кроме  картофеля, я не могла узнать ни одного плода и весь мой день ушёл на  собирание инфы о способах приготовления экзотических продуктов.
Так,  например, «йюко». Фрукт. На вид картошка с кожицей яркого жёлтого или  красного цвета. В варёном виде на вкус как арахис, но в отличии от того  же варёного «ореха», не превращается в кашицу.
Но самую большую  популярность в нашей компании заслужило «утреннее» растение – гуарана́.  На вид - забавные ягоды, ярко-красные бобы с чёрно-белыми головками. Их  сок воздействует на нервную систему сильнее самого крепкого кофе! Были и  сюрпризы. Авокадо. Нет, не сам фрукт, а сезон на который выпадало его  собирание. Октябрь оказался последним месяцем сезона и его плоды  «участвовали» в традиционных праздниках плодородия. Что из себя  представляют эти «праздники»? В первые дни аборигены сгоняют лучших лам  для спаривания. Прямо на площадях под песни и танцы местного населения.  Потом коз, ослов и прочее. Вот дальше на сцену фестиваля вступают  люди... Но, как мне пояснил Хосе, делалось это не по «старой языческой  традиции», а в насмешку над запретами «белых людей». Аборигены  выказывали своё «непослушание», откровенный протест засилию чужих правил  тем, что нарушали их оргиями и даже, переодевшись чертятами, врывались в  сельские церкви... Потому-то, как только местные мальчишки преподнесли  плоды авокадо (хихикая и подмигивая) мне пришлось отказаться от  угощения.
Из всех взрослых аборигенов, к нам на огонёк зашёл  только один. Некий Уючу. Это случилось сразу после нашего плотного  обеда. Мы мыли посуду, проверяли ружья, чистили мачете и патронные  сумки… короче, готовились ко сну.
Уючу был местным старостой,  куракой. Человек старенький, но энергичный, с чрезвычайно кривыми зубами  и глазами настолько впавшими, что смуглое лицо его казалось черепом,  обтянутым обуглившимся пергаментом. Он наскоро поприветствовал всех,  довольно быстро пробежался по нашему лагерю, принюхался там,  присмотрелся сям... Предложил Энрике обменять свои кристаллы кварца на  его трёхдневный запас виноградной водки. Тот прикинулся, что не понимает  специфику местного языка. К Фернандо тоже подкатил насчёт обменного  торга, но уже в более приемлемой форме: он заинтересовал кастильца некой  «вайкой» - древней статуэткой из диорита – всего за три унции  голландского табака. Не оставил Уючу без внимания и меня. Внушительно  тряся передо мной связкой сушёных лягушек с красными бобами, он на  невнятном испанском языке пытался втолковать мне то, что предлагаемый им  амулет улучшает связь с миром воды, очищает какие-то каналы, отпугивает  гадких «шапинго», защищает от пакостника «шуко», повышает  сексуальность... Из всей свалившейся на меня информации я поняла только  последнее и то лишь потому, что слово «сексуальность» он с особым  ударением повторил раз пять. Я отстегнула свой значок «Готов к труду и  обороне» второй степени, и всунула ему в проворные руки, чтобы тот  отвязался. Но назойливый курака ткнул пальцем в жетон, доставшийся мне  от дяди Димы, мужа троюродной бабки: «Тракторист-машинист, 1 степени».  Ясное дело – латунь. Получив, наконец причитающееся за амулеты значки,  Уючу бросил связку мне в ноги и тут же прошёл в ту сторону, где дымил  костёр Фаго. Мы не мешали его перемещениям. Это его дом и нам лучше  хранить молчание, тихо возиться со своим кухонным инвентарём и не лезть  со своими правилами в чужой огород.
.....
Будучи занятой  борьбой с обедом, желающим обрести свободу в стенах моего желудка, я  только и заметила, что многие из тех, кто возвращался со стороны озерца  промокли до нитки. «Купальщики» громко смеялись и обсуждали... туалет.
- А где здесь уборная, между прочим? – вслух поинтересовалась я.
 Смеркалось, и перспектива нелицеприятного шатания по неизвестной  местности во мраке «проклятой деревни» подстёгивала меня к поиску  вышеупомянутого заведения.
Энрике махнул рукой, дав мне знак  следовать за ним. По пути, ясное дело, в моих мыслях предстало нечто  вроде будки и дырой посередине, продуваемой через большие щели, звенящей  мухами, облепленная слепнями и прочей экскрементно-гнусной нечистью.
 «Раз сама деревня столь примитивна», - зудила моя логика, - «то туалет  должен представлять из себя её наивысшее достижение – место, в котором  даже врагу умереть не пожелаешь».
Через пару минут мы остановились у  ручья. Вернее, довольно узкой, шагов в двадцать, быстрой речки с  перекинутым через неё мостком из двух неотёсанных брёвен между которыми  угрожающе сиял зазор аж сантиметров в десять!
«Местные аборигены не пьют» пришла я к логичному заключению.
- Вот те и туалет, наслаждайся. – Сказал мой друг, собираясь оставить меня одну.
- Ойга ! – Крикнула я. – А туалет-то где?!
Тот подошёл к мостку и медленно пояснил.
 - Встаёшь двумя ногами на мост, каждой ногой на бревно, и мелкими  шажками, не торопясь, идёшь к середине реки. Видишь прореху между  брёвнами? Вот оно и есть туалет. Садишься на корточки так, чтобы «центр  тяжести» висел над прорехой... ну удобно чтобы было. Слушаешь птичек,  отмахиваешься от стрекоз... кайманов нет, проверено... спускать не надо…  сильно будешь вертеться – провалишься... тоже проверено... Если что,  кричи…
Теперь мокрый вид Энрике и остальных посетителей туалета  легко объяснялся. Подвыпившие ребята явно не справлялись с  эквилибристикой.
Я осталась одна. Дикая идиллия! Природа, чистый  воздух. Надо мной неистово кричали огромные ары и жужжали назойливые  стрекозы. Подомной, на расстоянии протянутой руки, плюясь пеной бушевала  на порогах вода, предупреждая новоприбывших о необходимости смотреть  под ноги.
«Точно не пьют!» вздохнула я и, расставив ноги на ширине плеч, двинулась к середине речки...