Глава 3: Тамара

Весна – апрель. Снег уже давно везде растаял, но еще не высохли на дорогах лужи, которые по утрам превращались в большие и скользкие ледяные катки. Поэтому выходить  на улицу было небезопасно.
    Стоял теплый, солнечный день. Виолетта сидела дома и мучилась от безделья. В голову ей лезли разные мысли. Она думала: «Зачем я живу? В чем смысл? Каждый день мама с папой рано утром уходят на работу, вечером бегут к телевизору. Я – в школу, вечером – тоже к телевизору. Не может же быть такое – родиться, чтобы жить вот так. К тому же, как выходные дни, так мои родители у кого-то на пьянке… пардон – на торжественном вечере. Или к себе домой целую ораву зазовут. Оно, вроде бы и весело, но застолье какое-то непраздничное – пошлость одна. Выпьют водки грамм по сто, двести и загудели. Друг дружке в лицо что-то бормочут. Кто-то постоянно пытается всем присутствующим сообщить что-то важное, но его уже никто не слышит. К концу веселья женщины начинают энергично суетиться, толкать  в спину своих мужей, чтобы те быстрее собирались; на ходу между собой о чем-то договариваются, что-то решают. Хлопает дверь, и становиться сразу тихо и пусто в квартире до следующих выходных дней. Сегодня суббота. Родители где-то опять развлекаются. По телевизору передачи, наверное, какие-нибудь интересные; а вот не буду включать телевизор; выйду я лучше на улицу».
    При выходе из подъезда дома Виолетта увидела на скамейке небольшую, скучившуюся группу парней и девушек  и хотела быстро и незаметно пройти мимо них, но одноклассница Виктория вскочила со скамейки и с криком, и папиросой во рту подбежала к Виолетте.
-    Виолеттка! Ты что проходишь мимо? Иди к нам.
-    Ой, извини,  Вик, - остановилась, Виолетта, - не могу.
-    Она, ты знаешь, - Виктория показала глазами на папиросу, - с кайфом. Ты пшено1, когда-нибудь пыжила2?
-    Пыль3?! На корм4 уже перешла, поздравляю, - скривила лицо Виолетта и сказала умоляющим голосом, – Вик, извини еще раз, мне на самом деле некогда.
-    Да ты что?! – не унималась Виктория. – Серега твой тут.
-    Вика, я пойду, - Виолетта отвела от Виктории взгляд, обошла ее, и быстрым шагом пошла прочь.
-    Вот, дрянь, - сказала в след ей, Виктория.
    Виолетта услышала грубое слово близкой подруги, но не стала останавливаться и отвечать ей тем же.
   Уже больше часа Виолетта прогуливалась по городу, наслаждаясь весенним солнцем. Небо было голубое, чистое; солнце светило ярко, грея лицо мягким теплом; воздух, наполненный весенней свежестью, напоминал о себе время от времени приятной прохладой слабого ветерка. На душе становилось легко, приподнято и радостно. Но, несмотря на это,
что-то не давало покоя Виолетте. Она опустила глаза на асфальт. Ей вновь взгрустнулось, и
она опять решила повернуть лицо в сторону солнца. Виолетта замерла – ее взору, вместо
солнца, предстало величественное и красивое строение  Православного храма.
-    Что это?- спросила себя Виолетта. – Церковь? Какое великолепие! И это сделал человек?
    У входа в храм толпилось много людей. Большие двери храма то отворялись, зияя черным прямоугольником со множеством сверкающих оттуда огоньков, то плотно захлопывались. Люди входили в храм и выходили из него. И каждый становился лицом к двери и начинал с себя точно, что-то правой рукой смахивать. И так раза три подряд. Потом, поклонившись двери, разворачивались и уходили, а иные, наоборот, открывали дверь и входили в Церковь.

1. Папиросы с наркотическим веществом (жарг.). 2. Курить (жарг.). 3. Анаша (жарг.). 4. Наркотики (жарг.).

    Смешанные чувства любопытства и страха охватили Виолетту. Она подошла ближе к храму и увидела на ступеньках нескольких, неряшливо одетых людей, просящих милостыню. Одни из них просто стояли с протянутой рукой, другие держали в руках шапки. Рядом стоял мужчина, и у ног его лежали сразу четыре шапки.    
-    Многостаночник, что ли, - с усмешкой подумала Виолетта, и тут же ей стало не по себе.- Вот, дура!
    Двери храма открылись и уже не закрывались. Оттуда чаще стали выходить люди, чем туда входить. Виолетта постояла еще около получаса и затем медленно, борясь со страхом, пошла в направлении пугающего ее черного прямоугольника. Подошла вплотную к проему двери, остановилась, набрала в легкие воздуха и вошла в храм. В храме стоял полумрак.
-    Как наша жизнь, - отметила про себя Виолетта.
    Кое-где у икон догорали свечи, и в глубине храма, как ей казалось, двигались какие-то темные тени. Это начали уборку служащие в храме старушки. Переведя дух и переждав в душе волнение, Виолетта стала различать изображения на иконах и стенах храма.
-     А красиво-то как! – вслух произнесла Виолетта и прошла в среднюю часть храма: - Как много здесь картин разных.
-    Почему без платка в храме? – больно ткнула кулаком в правый бок Виолетту какая-то старушка.
-    Не знаю, - смутилась и покраснела Виолетта. – И Церковь чья, я тоже не знаю.
-    Как не знаешь? – сердито спросила старушка. – Церковь Православная. А ты кто?
-    Я? Виолетта.
-    Не русская, что ли?
-    Нет, русская.
-    А имя  кто такое дал? Русская!
-    Мама с папой, - втянула голову в плечи Виолетта, не понимая, что происходит.
-    В чем дело, Елизавета? – спросил, подошедший к ним, уже не молодой священник.
-    Да, батюшка, так! – махнула рукой старушка и поспешила в центр храма, к большому подсвечнику.
-    Что, с назиданиями к Вам? – улыбнулся священник. – Слушать – прислушивайтесь, а обижаться – не обижайтесь на нее. Такой у нее стиль общения. В прошлом активной комсомолкой была. Теперь исповедалась, покаялась, но привычки долго изживаются. Не обижайтесь.
    Ни разу в жизни Виолетта не испытывала в себе присутствия одновременно двух противоречивых чувств: ее охватил ужас – перед ней стоял, человек в черной рясе с Крестом на груди и говорил ей что-то; но с другой стороны, она никогда не ощущала себя такой защищенной, и при мысли, что это когда-то должно закончиться, чувство страха только усиливалось.  
-    Что с Вами? – священник заметил испуг девушки.
-    Я не знаю…, я не знаю, как это объяснить Вам, - Виолетта заморгала глазами и покачала головой.
-    Как часто Вы ходите в храм?
-    Как мне называть Вас?
-    Называйте – батюшка.
-    Батюшка, я в первый раз сюда пришла.
-    Крещенная?
-    А, что это такое, батюшка?
-    Понятно, - вздохнул священник и спросил: - Зовут Вас как?
-    Виолетта, батюшка.
-    Лет сколько?
-    Скоро семнадцать.
-    Когда скоро?
-    Седьмого мая, батюшка.
-    Идем со мной, - сказал священник и направился в сторону выхода из храма.
-    Ну вот, - подумала Виолетта, - сейчас выгонит.
    Священник подошел к свечной лавке, достал оттуда какую-то книгу и рукой пригласил Виолетту подойти к себе. В руке священник держал книгу «Закон Божий».
-   Вот, Виолетта, - сказал священник, - Вам нужно изучить эту книгу. И, если Ваше сердце примет все то, что здесь написано, и Вы пройдете через омовение души Таинством Крещения и Миропомазания, и будете соблюдать все Заповеди Бога нашего, Иисуса Христа, то благодать Святаго Духа всегда будет питать Вашу душу. Аминь.
-    Батюшка, у меня нет денег сейчас, - заволновалась Виолетта.
-   Бери так, а деньги отдашь, как сможешь.

***
    В три часа дня Виолетта была уже дома. Быстро попила чай и принялась читать «Закон Божий». Не заметив, как просидела за чтением книги около двух часов, она бы и дальше читала ее, если бы не открылась дверь, и в квартиру не ввалилась шумная компания взрослых дядей и тетей во главе с ее родителями. Они о чем-то спорили и при этом не стеснялись в выражениях друг перед другом. Особенно старалась одна из женщин.
-   Ну, конечно, - спрятала книгу Виолетта, - где тетя Оля во хмелю, в задоре – там сквернословие в фаворе!      
    Тетя Оля, влетев в квартиру, нашла Виолетту и начала ее обнимать, целовать, похлопывать и приговаривать неприличные шуточки. Приходилось терпеть, чтобы не обидеть своих родителей неуважением к взрослым, хотя все они обычно быстро  забывали про детей и отрывались на полную катушку. Иногда, изрядно выпив, пускались в процесс обсуждения непутевой молодежи.
-    Вот помню я себя молодой, девочки, - с грустью сказала тетя Зина, - разве мы так, да еще при парнях, говорили матом.
-    А что ты хочешь, Зинуль, ответил ей дядя Коля, я вот от своей бабки ни разу никакого срамного слова не слышал, Царствие ей Небесное. В Церковь ходила. Дед – тот давал жару. Мать моя, нет, нет, да и выпалит эдакое! Раньше старались родители при детях грязь со рта не выплескивать. А теперь одна Оленька  может заменить здесь всех мужиков.
-    А что Оленька?! Что Оленька?! – завелась тетя Оля, - как что плохое, так сразу Оленька!    
-    Я про то, дорогая, – продолжил дядя Коля, - что  дети – зеркало своих родителей. Только отображение наше в них более увеличенное получается.
-    Тоже мне, - не согласилась с ним тетя Нина – мама Вики, - ха, ха, нашелся специалист по зеркалам. Я иногда  могу такое задвинуть, когда Борюсик мой меня доведет, и при Вике даже. Но она же понимает – что к чему и почему. Она девочка у нас прилежная, и на меня совсем не похожа. А ты про зеркала!
-    Это уж точно! – оживился дядя Боря. – Вся в меня!
-    Раньше у нас досуг был более организован, - важно произнес дядя Гриша. – А теперь, что? Дети наши сами себя во дворах воспитывают. А кого  воспитает тот, кто сам нуждается в воспитании.
-    И не нас ли ты тоже имеешь в виду? – поинтересовался дядя Боря.
-    И нас, Боря, - ответил ему дядя Гриша, - какие мы воспитатели своим детям, когда сами не воспитаны.
-    А знаете, что я вам всем скажу, – сказала тетя Оля. – Все беды пошли от мужчин.
-    Как это?! – мужчины все разом загалдели.
-    Да, да! – кокетливо, чтобы смягчить неудовольствие мужчин, продолжила тетя Оля. – Помню мне моя бабушка, Царствие ей Небесное, на своего отца жаловалась. Мать ее в Церковь идет, а отец – ни, ни! Ему уже не досуг. Бородище задерет вверх и ходит на нас оттуда – из верха поглядывает. Мужчины как отошли от Церкви, а там от Бога и бабы потянулись. Но еще вот как-то на нас, бабах,  Мир-то и держится. А ну как, если и мы все бабы окопытемся, то все – нет больше рода человеческого.
-    Что вы все сделаете? – поинтересовался дядя Боря.
-    Стыд свой бабий растеряем! – выпалила тетя Оля.
-    Га, га, га! – подхватили мужчины хором. – Кто бы это говорил!
-    Ну и что теперь делать?- испугано спросила тетя Зина.
-    Восстанавливать старые традиции надо, - ответил с достоинством дядя Гриша. – Православные заповеди возвращать надо в свой дом, в школу, на производство, в свою жизнь. Но это уже без нас. Мы тут не помощники. Ничего мы в этом не понимаем и уже не поймем.
-    Ну, ты прямо, Гриша, такое сейчас брякнул, - рассмеялась тетя Нина. – На дворе XXI век, а ты нас опять в каменный век тянешь.
-    А при чем тут XXI век, Нин? – поддержала дядю Гришу тетя Оля. – Истина – она вечна! Что, правда, то правда – не воспитали мы своих детей в целомудрии, вот и упустили их. Отчего, думаешь, дети свих родителей «забывают»? Да потому, что мы уже сейчас для них никто и ничто, кроме как материальная база. А как сами они начнут себе зарабатывать - так нет нас больше для них.
-    А нас кто в целомудрии воспитывал? – пробасил дядя Боря. – Никто! Я мать с отцом не забываю, и тещу тоже!
-    Ой, молчи! – шлепнула ладошкой тетя Нина дядю Борю по затылку. – Когда в последний раз их видел?