Командиром стал бравый кавторанг (капитан второго ранга) Василий Песков, двухметровый богатырь с курчавой бородой до самого пупа. Команду ему подобрали особенно «тщательно»: исключительно из числа штрафников, в том числе офицеров, даже судовой поп был списанным за богохульство корабельным священником крейсера «Паллада»! Все это безобразие в целях маскировки получило пышное наименование «Добровольческий флот»! Вроде как, это самые обычные гражданские матросы-добровольцы, и совсем не военные моряки.
В Одессе судно под самую завязку загрузили провиантом и медикаментами, и дали командиру секретный приказ: следовать на Дальний Восток и любой ценой прорваться к окруженной японцами русской крепости Порт-Артур. А чтобы шансы на прорыв повысились, на носу судна установили пушку, замаскировав ее досками. Местные плотники ничего умнее не придумали, как соорудить вокруг пушки небольшую избушку! Буквально избушку! Для полного сходства с деревней не хватало только кур с поросятами. Командир, потом приказал избушку разобрать и сжечь в топке, а пушку завалить мешками с песком.
Прямо скажу: следовать на таком «сильно вооруженном» корыте в плотноокруженную и с моря, и с суши крепость Порт-Артур - верное самоубийство! Но, в русских штабах далеко не дураки сидят, знают кому какой приказ давать! Так уж повелось на Руси, что именно пьяницы, разгильдяи и прочие раздолбаи в трудной и опасной обстановке проявляют чудеса героизма, находчивости, отваги и смелости! А примерные отличники как раз начинают пасовать и теряться.
Выйдя в море Песков построил всех и в полной тишине зачитал боевой приказ: отныне мы французский гражданской пароход, следуем на Аляску за пушниной, с заходом в осажденный Порт-Артур! Услышав приказ, экипаж обрадовался, стал кричать «Ура!», потом торжественно, с целованием креста и знамени, присягнул жизнь положить, но в Порт-Артур прорваться!
Вовремя присяги, списанный с флота за пьянство и разврат, бывший флаг-штурман кавторанг князь Вяземский, вдруг вскочил, замахал руками, закричал и быстро убежал в свою каюту. «Совсем свихнулся от пьянки», подумали многие, знакомые с его прошлыми выходками. Но Вяземский, громко пыхтя и как-то воровато озираясь, через пару минут вытащил на палубу два тяжеленых чемодана. На палубе он упал на колени, осенил себя крестным знамением, три раза отбил поклон о палубу и подняв руки к небу поклялся до конца похода в рот водки не брать! Потом открыл чемоданы, и все увидели, что они под завязку забиты самыми разнообразными бутылками! Ровные ряды бутылок составляли все его имущество! Вяземский взял первую бутылку, поцеловал ее, погладил как родную, даже всплакнул чуть-чуть, прижал к груди, и.… выкинул за борт! Затем взял вторую, снова поцеловал и погладил, что-то тихо прошептал и отправил ее вслед за первой. Остальные бутылки не вызвали у него прилива горячих чувств и, с криком полного отчаянья, Вяземский выкинул их за борт без всяких церемоний. Все, до единой! Вслед за бутылками в воду полетели чемоданы.
- Братцы, а чем мы хуже? - Крикнул кто-то. И за борт полетело шампанское, марочное вино, разные настойки и наливки, коньяки и арманьяки, но и, конечно, водочка, просто в неизмеримых количествах! После этого бывшие пьяницы, бабники и просто бездельники, как записано у них в служебных формулярах: «неспособные к флотской службе», преобразились, дисциплина на корабле стала железной.
До Японского моря добрались без приключений, если не считать небольшого пожара в носовом шпилевом отделении. Нашлась все-таки сволочь среди матросов, заныкала водку и напилась, заодно подпалив окурком старые канаты. Нарушитель «сухого закона» сначала был избит своими, а потом командир в первом же порту ссадил его на берег и передал русскому консулу. Разжалованный матрос с видом брошенной собаки бегал по причалу, молил взять его обратно на борт, хватался за швартовый канат, рыдал в голос и обещал погибнуть в первом же бою. Песков был непреклонен.
На подходе к Порт-Артуру Песков приказал поднять весь груз и разместить его на верхней палубе, разделив на плавучий и неплавучий. Плавучий был связан между собой цепями и канатами, а неплавучий был разложен напротив шлюпок и плотов.
К крепости подходили поздним вечером, держась как можно ближе скалистого берега. На внешнем рейде скучали на якоре два японских эсминца. Подойдя ближе и поняв, что японцы его заметили, командир приказал поднять флажный сигнал «испытываю неполадки с машиной, разрешите войти в гавань». Японцы ответили сразу: «застопорить машину, приготовьте судно к досмотру».
- Полный вперед! - закричал Песков в машинное отделение, а сигнальщику, - ответь им: «не разберу ваш сигнал, повторите».
На японских кораблях начали спешно выбирать якоря, разводить пары и разворачивать башни в сторону «Тамбова», но, видимо уверенности у них еще не было, поэтому сигнал повторили.
- Сигналь им обратно: «управляюсь с трудом, прошу помощи».
Тут до японцев дошло, что к чему, и место помощи ближайший эсминец выстрелил «Тамбову» перед носом, приказывая остановиться.
- Боевая тревога! - взревел Песков, - по местам стоять! Груз на шлюпки и гребем к берегу! Плавучий груз за борт! В машинном - ход не сбавлять! - А сам отодвинул рулевого и направил судно к берегу, намереваясь посадить его на мель.
Не дожидаясь команды к орудию широко расставив ноги встал комендор, пятидесятилетний князь Голицын. Бывший капитан первого ранга, бывший командир броненосца «Полтава», кавалер почти всех орденов империи, разжалованный в матросы лично царем. Иван Иванович учувствовал во всех сражения русского флота, прошел все ступени морской карьерной лестницы от юнги до каперанга, был грамотным морским офицером, смелым и решительным, про таких как он говорят: слуга царю, отец матросам. Хоть князь и принадлежал к известнейшей в России фамилии, но в жизни оказался человеком простым и неприхотливым. В отличии от большинства членов экипажа «Тамбова», князь пострадал из-за своей принципиальности.
*****
За два года до этих событий царь на собственной яхте, в сопровождении миноносца «Донской казак», вышел в море с целью лично проинспектировать корабли Балтийского флота. Корабли флота встали в кильватерную колонну, на мачтах и реях развивались сигнальные флаги всех расцветок, экипажи, наряженные в парадную форму, построились на палубах. На баках кораблей сводные оркестры во всю силу легких выдували «Встречный марш». Все было строго и торжественно. Царская яхта медленно проплыла вдоль строя кораблей, эффектно развернулась и остановилась напротив флагмана - броненосца «Полтава». Царь, ожидая встречного салюта, встал на стойке «смирно» и поднял руку в воинском приветствии.
На «Полтаве» не растерялись, поприветствовали царя-батюшку как положено. Молодой мичман, командир первой башни, так торопился выразить самодержцу свои верноподданнические чувства, что трехорудийно пальнул в императора пробками! Да-да, теми самыми пробками, которыми закрывают стволы орудий от воды и соли! Одна пробка упала в воду, вторая сбила верхушку мачты царской яхты, а третья приземлилась царю прямо под ноги! На яхте все оцепенели от страха.
Увидев, что по царю открыли огонь, молодой и горячий командир «Донского казака» лейтенант Ильин, сразу бросил свой миноносец на перерез «Полтаве», намереваясь прикрыть собой царя, одновременно открыв по ней беглый огонь. И один раз даже попал! Правда «Полтаве» его снаряд, что слону дробинка!
Царь с минуту стоял молча, потом злобно пнул ногой пробку за борт и передал через сигнальщика: «Казак, огонь прекратить! Полтава, благодарю за салют! Оценка за стрельбу - отлично. Поднимаюсь на борт. Встречайте!».
На броненосце прекрасно видели, что выстрелили пробками и уже мысленно приготовились к каторге. Да, за такую стрельбу одна награда - каторга, причем для всех: от командира до последнего трюмного матроса!
На борту царь не стал слушать рапорт вахтенного офицера, раздраженно отмахнулся, приказал распустить команду по местам и подозвал к себе старшего на корабле - командующего флотом.
- Ну, что, сударь, скажите в свое оправдание? - царь с трудом сдерживал гнев.
Адмирал не успел и рта открыть, как вперед вышел командир броненосца - князь Голицын.
- Ваше величество, - произнес он спокойно, так, словно обращался к равному, - это МОЙ корабль, и за все, что происходит на его борту, отвечать мне одному.
Царь сначала очень удивился такой наглости, но вспомнив, что Голицыны в дворцовой иерархии стоят сразу за Романовыми, а учитывая их заслуги перед государством, то почти ровня, смягчился.
- Полноте, вам, Иван Иванович, давайте пройдемся, доложите мне, что на ВАШЕМ корабле творится.
О чем они говорили никто не слышал, но царь из всех причастных наказал только одного человека - князь был разжалован в рядовые матросы сроком на три года. С сохранением всех наград и жалования командира корабля. На этом дело о стрельбе в царя было закрыто, официального следствия не проводилось.
Лейтенант Ильин был лично награжден царем и повышен в чине. Потом честно служил на флоте и дослужился до командира линкора «Петропавловск», но во время Кронштадтского восстания 1921 года был зарезан пьяным матросом.
*****
Бой был короткий и бестолковый. Японцы стреляли часто, но в основном попадали в «молоко». Им, с интервалом с минуту, отвечал князь, но гораздо точнее и, похоже, добился одного или двух прямых попаданий, потому что в какой-то момент японские эсминцы прекратили стрелять и резко увеличили дистанцию. (Еще бы! Князь научился метко стрелять еще в те времена, когда никаких прицелов на пушках не было. Закатил ядро в дуло, поджег фитиль и бабахнул в сторону врага.) Издалека японцам стало виднее, и они все же один раз попали в «Тамбов», но снаряд пробил «картонный» борт и ушел в воду не взорвавшись.
До берега оставалось всего каких-то двести метров, как Тамбов на полном ходу наскочил на подводную скалу и распорол днище! Судно резко остановились и завалилось на левый борт. В воду полетели люди вперемешку с грузом. Князь тоже упал за борт, но наученный горьким опытом, что лучшая спасательная шлюпка - это корабль, даже тонущий, быстро забрался обратно. Экипаж спешно перегрузил груз на шлюпки и плоты и, со всей силы налегая на весла, поплыл к берегу, а «Тамбов» стал медленно погружаться в воду. Пушка стояла беспомощно, задрав ствол к небу, но князь не растерялся, схватил винтовку, залег за мешками и начал свою, личную, войну с японцами.
Утром японцы выловили из воды единственного человека - князя Голицына. Князь, проплавав на кораблях с девяти лет, похоже сам стал непотопляемым. Другого
