Часть 4 Елена Маслова

делать заранее.
Перед самой землянкой Распутин увидел несколько заячьих троп. Одна прямо по его тропе идёт.
- Обнаглели эти зайцы, уже ничего не боятся. Как по трассе здесь носятся. Надо и здесь порядок навести, пару разбойничков выловить. И на глазах у Елены ставит петли на зайцев.
- Смотри, как это делается!
Он ловко натирает проволоку об дерево, чтобы на ней не оставалось человеческих следов. Железо для зайца «плохо» пахнет, пусть лучше осиной. Всё ближе им этот лесной запах, чем тяжёлый, человечий. Для них человек – враг, и зайцы хорошо это понимают.
Увидит такую петлю шкодник, и уже никогда этой тропой «умный» заяц не пойдёт. Толку с этой петли уже никакого, надо её срочно снимать и ставить в другое место. И там тоже думать надо, как её замаскировать.
Или на прыжке её надо ставить: где заяц прыгает с места на место. Или где он без остановки, как экспресс, по своей тропе мчится. Тоже своя хитрая  лесная наука.
- Вот здесь заяц вперёд летит, как ошалелый, ничего постороннего он не заметит. Значит, здесь для петли место. Тут его милого и ловить надо. И мы, Леночка, попытаемся это сделать. Давай сама пробуй.
Та растерялась, но под давлением Распутина стала делать всё, как тот говорил. Хотя и ей самой всё это интересно было.
- Начинать всегда, Лена, трудно, и главное здесь – азарт в душе. Появится он, и любое дело у тебя пойдёт в гору. А не будет азарта, тогда и толку не будет. Всё оно мёртвым грузом будет.
Так что с почином тебя, красавица. Учись, учись и ещё раз учись, как завещал наш великий Ленин.
Лена внимательно слушает Распутина. Ей сегодня, как никогда, хорошо. Пусть он и подшучивает над ней, он имеет на это право. Это всё у него от простоты его души, такой уж он человек.
Дверь в землянку слегка приоткрыта. И это всегда так, когда он сюда приходит. Ясно, что шпингалет отрыть может только человек. Но кто он? Никогда Распутин его не видел. И так всегда повторяется. Но в самой землянке всё на месте, ничего не тронуто. Как они были здесь последний раз с Софьей, так  всё и осталось.
Сейчас здесь холодно и неуютно. Но это дело легко поправимо, дров возле печки всегда в достатке лежит. На первый случай хватит рыбакам погреться. А дальше уже думайте, ребята.
Нельзя без дров жильё оставлять, это таёжный закон. Мало ли что в жизни бывает. И не только это. Есть там и спички, соль, сахар, чай – всё в кастрюле надёжно закрыто от мышей да крыс.
Выгреб Распутин золу из печки совком и на улицу вынес. Когда он уходил последний раз отсюда, печка ещё догорала. Так что это грех не большой. Любой таёжник это понимает, значит, торопился хозяин. А чужих людей здесь не бывает, место укромное. И, похоже, что никого здесь не было. Разве что шпингалет не на месте. Но это уже по части барабашек, или же легендарные гольды здесь после своих курганов отдыхали. И про чашечку он никогда не говорил Елене, одна Софья знает. Зачем лишним знать.
Весело трещит огонь в печке, закипает чайник. Елена собирает покушать, что-то из рюкзаков на стол ставит. Гришка заваривает чай, бросает туда горсть шиповника, что мимоходом собрал. И сразу же в землянке весной запахло.
Сняли они куртки и принялись за еду. Елена достаёт бутылку вина: «Распутин, пить будешь?»
- Я уже сколько тебя не видел, столько и не пью, а это уже семнадцать лет будет.
- А попробовать со мной не хочешь? – задаёт свой провокационный вопрос Лена. Она мастер на такие штучки. Всполохи пламени от печки отражаются на её лице. Сейчас она напоминает предводительницу воинственных амазонок. Родом она из Сибири, из Алтая, а там скифы жили. Так что тут большой ошибки быть не может.
- Захотел бы я выпить, Леночка, то ни с кем бы я не советовался, как раньше было. Налил бы себе полный стакан вина и выпил бы без всяких демагогий на этот счёт. Я сам пришёл к такому выводу, что человек должен пить молоко, потом родниковую воду, потом различные соки. Всё чем одарила его природа и отец наш Господь Бог. А всякие там отравы себе люди сами придумали. И мрут они от них, как мухи. Или того хуже - сильно болеют. Так что у меня на этот счёт своя жесткая позиция.
Лена выпила немного вина и начала хищно принюхиваться. Что с ней злое вино сделало: была такая красавица, а сейчас пантера или «тигра» лютая. Как преобразилось дитя природы, на глазах всё происходит. Откуда такая ревность?
- Здесь женский дух, здесь не тобой пахнет.
- Ты же сама, Леночка, говорила, что здесь ещё недавно весной пахло. – Распутин смеётся. – Или у тебя, как у той пьяной мыши: «Пока коту пилюль не дам, то спать ни за что не буду». Это в анекдоте так.
Но та своё гнёт: и матрасы у тебя хорошие, и простыни, и подушки. И на кружке написано Софья.
Берёт она кружку и с ней вылетает на улицу. Слышен удар кружки о дуб и звон разбитой посуды.
- Тебя, Распутин, я никому не отдам, так что ты об этом не забывай. Помни это!
Распутину её выходки не нравятся, и это видно по выражению его лица. Не думал он, что Елена устроит такой «пьяный дебош». Хотя и у Высоцкого есть, именно на эту тему: «ну что б нам было с пяти бутылок», но тут другой вариант. Это женская ревность её терзает.
- Моё терпение не безгранично, если что-нибудь ещё выкинешь или пальцем тронешь, то...
За эти годы, что мы не виделись, у нас уже дети выросли, и внуки растут. По крайней мере, у тебя. Так что никаких претензий в мой адрес с твоей стороны не должно быть. Запомни это.
Как я раньше жил, тебя это никогда не интересовало. Ты жила со своим мужем, у вас всё было общее, и семья, и дела, и мысли. А я просто жил, никому ничего не навязывая. Как остался один, так и жил. И я ни о чём не жалею. Были и у меня хорошие дни, но ты к этому никакого отношения не имеешь. Хорошо запомни это! Я могу предъявить претензии только своей бывшей жене, имею на это право. И только ей! А ты никому не имеешь права, потому что ты одна ещё не жила. И лучше не зли меня.
Взял Распутин топор, пилу и ушёл на улицу заготавливать дрова. Настроение было испорчено и, похоже, надолго. Но он ошибался. Елена и раньше простой не была, от неё всего можно было ожидать. И сейчас она уже таскает дрова в землянку, как будто бы ничего не произошло.
- Не дуйся, Распутин, раньше ты был проще. Я тебе уху сварю.
Кончилось всё тем, что Гришка взял топор, пешню, сетку, Елена лопату. И пошли они на залив ставить сетку. Пришлось немало потрудиться, прежде чем они поставили одну сетку.
Пока шли к землянке, Лена насобирала шиповника. Триста метров прошли, а уже стало темнеть. Вот тебе и зимний денёк. Тут всегда надо торопиться, и никогда ты не успеешь всё сделать. Ночь всегда опережает тебя. Только глянь, она уже пришла: здравствуйте!
В землянке очень жарко, рыбаки полураздеты, на печке подпрыгивает крышка чайника. И Елена бросает туда горсть шиповника. Пусть заваривается лесной чай. Все сырые вещи развешиваются на гвоздиках, их много вбито в стенки землянки для просушки.
На столике горит керосиновая лампа, и всё у них, как дома. Только на лицах настороженности много, нет у них доверия друг к другу. Но «рыбачка» такие проблемы решает просто, она сама бросается на грудь Распутина:
- Ты что спать сюда пришёл, Гришка? Заманил в свою берлогу и всё? Пусть она мучается, так ей и надо! Издеваться над одинокой женщиной да кто же тебе это позволит: зацелую допьяна, изомну, что цвет. Кто же это сказал, Распутин?! Так я тебе напомню!
«От ужаса» заметалось пламя в керосиновой лампе в разные стороны. Ударяясь о стенки стекла, билось пока совсем не погасло. Остались отсветы от горящей печи, но те сами решали свои проблемы. Хотели напугать людей своими жуткими тенями, пусть подрожат немного! Но не тут-то было. Спохватились они: эти сами кого хочешь напугают, хоть снова в печь полезай.
Лежат довольные люди. Слегка потрескивает печка. А вокруг землянки суровая тайга. И от этого они лучше понимают друг друга, даже не надо ничего им говорить. Но Елена заговорила:
- Ты знаешь, что отец мой любил почудить, я тебе уже говорила об этом. И в себе сейчас я много нахожу отцовского. И это меня радует. Потому что дороже человека для меня нет и уже никогда не будет. На всё у него сибирская хватка, где и с хитрецой, но с душой всё делается. Оттого и весело получается.
Смотрю я, а отец возле мотоцикла копается. Но тот как назло не заводится. Он и туда посмотрит, и свечи продует, но ничего не получается. Короче,  уже нервничает он.
- Ты куда, папа, собираешься? – я его спрашиваю.
- Да никуда, дочка, решил тебе помочь, чтобы ты с ним не мучилась. Тебе же лучше будет.
А сам он уже весь перепачкался маслом, но толку никакого, не заводится мотоцикл, «хоть ты убей его». Тут и соседка, тётка Дарья, приходит.
- Женька, ты моего Ивана  не бачил?
- Что ты, Марусенька, откуда же я его могу знать, если я дочке помогаю, сама ведь видишь, – хитрит отец!
- Да какая я тебе, Маруся, совсем с ума выживаешь, зеньки свои протёр бы, если ничего не видишь. – Это глаза так по-украински называются.
Отец трёт своими грязными руками глаза, да так, что вокруг глаз очки получаются. Специально так делает. Мне смешно, но тут ещё смешнее получается:
- И я тебя не бачу, Маруся, да где ж ты «сховалась», милая моя? – вокруг себя руками шарит.
- В четыре глаза «бачу», а тебя не вижу, да что ж это такое творится? – пытается, шутя, пощупать тётку Дарью, та отстраняется от него. Тут и мама на крыльцо выходит. Та тоже долго не разбиралась: «Что руки свои распустил, как огрею сейчас вот этой материей, – а она швея была, – сразу соображать будешь.
А оказывается, отец и Иван договорились выпить. А магазин аж за десять километров, в другом поселке находится.
- Бери деньги, Иван, и за посёлком в кустах жди меня. Я тут покручусь у себя немного, как бы по хозяйству. Потом на мотоцикл и сразу за тобой поеду. А там уже вместе поедем.
Сидит Иван в кустах целый час, а комаров там немерено, заедают бедного. А здесь отец изводится со своим мотоциклом. Вот и матерят они потихоньку друг друга, другого выхода у них нет. И никто не хочет из них быть крайним, в такой, можно сказать, «позорной» ситуации.
- Да что с ним разговаривать: дурачится он! Бери нашего Рекса, это овчарка большая, тот быстро Ивана найдет. С ним такие номера не проходят. Рекс его и под землёй отыщет. – Маме тоже это представление уже не нравится.
- Ищите, если вам надо, а я и  знать про него ничего не знаю. Это ваши внутренние проблемы, мне и своего «Пиночета», то есть жены, в доме хватает, вот так! –  и отец рукой по горло показывает.
Рекс понюхал кепку Ивана и тут же пошёл по следу. Он хорошо знал друга отца, и если надо будет, то он готов его и на краю света искать: как же не помочь соседям.
Пришёл Рекс к Ивану и облизывает того, ведь он потерялся, «несчастный» человек. А тот не хочет из кустов вылезать и всё дальше норовит спрятаться от своей грозной супруги.
- Ты что же такое творишь?! – И жена его хворостиной хлещет по всем доступным местам.
А тут уже люди собрались, и как гуси гогочут, весело им такой бесплатный концерт посмотреть. Село есть село. И ведут Ивана уже как бы через строй. Раньше было такое наказание в царской армии. И товарищи по службе должны хлестать того солдата розгами. А кто плохо ударил, того тоже через строй ведут. Так до смерти и водили.
Проходит Иван мимо отца и с укоризной смотрит на него: что же ты, мол, так подвёл меня.
- Я тебя столько прождал, а ты?
Отец только