ВРВ. 1 клавиша. Ложки хлопают в ладошки

Август. 2010 год (исчисление Земное).


Шут его знает, при помощи чего из так популярных «последних издыханий» и «сил на пределе» я умудрилась преодолеть оставшиеся пять из пятнадцати километров финишной прямой. Преодолеть да рухнуть наземь в паре десятков шагов до черты без почему-то не открывшегося второго дыхания в обнимку с поделкой фирмы «Я у мамы террорист». Спонсорами фирмы выступают создатели таких организаций, как: «Наши руки растут не из плеч» и «Нет, это не мусор, положи на место шубу банана. Он мерзнет». Сама «поделка» представляет собой маленькую сюр* гранату, с колечком активации, корпусом-капелькой и ничтожной мощностью разрушения. Почти никакой, положа руку на сердце, мощностью разрушения. Но на безрыбье и креветка – малёк*.

Внутри прозрачного корпуса беспокойно бьется темно-желтый, местами красный, будто кожа, покрытая очагами вздувшихся язв, вихрь. Мелкий, остаточный поток сюрреализма. Он почти рассеялся элементарными частицами по небосводу, предаваясь мыслям о покое и отдыхе от суетного мира, когда вдруг одному индивиду пришло в голову синтезировать из него взрыв-вещество. Была проделана ювелирная работа по сборке вторичного сырья, особенно понравилось фильтровать их (мелкие пылинки, норовящие-таки исполнить свою мечту – полёт по небу) от песочка. Но и из «аппетитных» светло-коричневых лепёшек пустынных мышей-стервятников выковыривать было увлекательно. Перед этим хорошенько от них побегав по барханам и равнинам, доказывая, что не являюсь падалью, заживо не разлагаюсь, а просто мне требуется душ. Срочно. Или хотя бы дождевая лужа.

В детстве Фатих рассказывал занятную теорию о сохранности сюрреалистичной силы после акта выброса. Он считал (почему он так считал – не знаю и искренне этому рада), что в отходах жизнедеятельности животных использованная магия сохраняется дольше всего. Спустя более чем десять лет выдался шанс проверить теорию его воспаленной фантазии.
И…
Черт-черт-черт.
Он был прав. Благодаря охламонскому оборотню, я героически прорвалась через испытания отнюдь не мечом и магией (ладно, с магией, но на источнике взятия не концентрироваться ой как трудно). Незабываемые ощущения. Советую попробовать.

Моё прерывистое дыхание постепенно выравнивалось, вместе с ним успокоился и поток в гранате, переставая люто биться о стенки. Очень мило с его стороны. Похоже на некое сочувствие или дружескую поддержку (ага, конечно, тешь себя дальше, нужна ты сгустку магии, как дриаде зажигательная смесь). Поток как бы отражает различные импульсы и показатели тела обладателя: ЧСС, ЧДД*, скачки давления… даже на метеоризм реагирует. А мысль, что, когда я умру, когда все процессы остановятся, застынет кровушка в жилах и перестанут функционировать системы органов, потухнет из солидарности и сюр энергия – греет избыточней солнца. Если я не использую гранату раньше, чем испущу дух – то непременно потухнет. Но целесообразней использовать. Трупу ни к чему солидарность и поддержка.

До финиша оставалось пролить совсем немного пота, того, что со лба, и который стекает между лопаток быстрой речкой. На счет три я рывком села. Шея отказалась держать голову в вертикальном положении, её, налитую свинцом, повело назад. Откинувшись на лопатки, я скорчилась от готовых хлынуть слез. Единственное, что до сих пор удерживало от банальной истерики – окончательное обезвоживание организма, в котором и так воды нехватка, а тут еще на рыдание растрачиваться.

Слабая самка, вставай, сейчас же – рискнула я в мотивацию податься – ты ничтожество, тряпка, размазня – но провалилась. Слова, призванные быть донорами силушки и уверенности в себе, призвали разве что демона костра инквизиции. Подслеповатого и неопытного (наверно, только-только духовную семинарию окончил) демона костра инквизиции – даже рыжих волос от вересково-фиолетовых* отличить не смог. Зато жечь научился. Головешкой стану, если продолжу валяться под прямыми лучами солнечной энергии.

Провидение сжалилось и решило помочь с мотивацией рабе своей посредством внешних факторов. За уже не сдерживаемыми всхлипами (поток в гранате усиленно забился о стенки, грозясь детонацией прямо в руке) подкравшуюся тигровую мышь я заметила лишь, когда она нависла сверху надо мной. Всхлипнув напоследок, я ошарашено уставилась на хищника, не в силах, выдать хоть какую-то защитную реакцию. Даже мертвой претвориться не успела. Тигровка плотоядно поглядывала на меня и выжидала, очевидно, размышляя, не мираж ли перед ней, а действительно закуска. По вспыхнувшей темно-желтой подсветке её шкуры и приподнявшейся верхней губе (отдаленно походило на ухмылочку), я подытожила – она готова отполдничать. И можно без вкусовых добавок.

В уголке рта зверя скопилась кристально прозрачная слюна. Она ослепительно сверкала, продолжая натекать, а, выйдя из краев гавани пасти, вытянулась, аки пружина, и повисла невысоко от моего лица. Безветрие стояло полное, поэтому плотная слюна была неподвижна. Мышь, оскалившись шире, мотнула головой. Всем своим грузом, кристальностью и сверканием «пружина» смачно упала на мое лицо, выстилая поверхность толстым слоем и застывая маской.

Промычав сквозь сомкнутые губы (пробовать секрецию на вкус не очень хотелось), я турбо-колбаской откатилась в сторону финиша и начала вставать, украдкой вытирая глаза от вяжущей слюны. Зверь шаркнул задними, крупными лапами, завертел хвостом на приподнятой филейной части и прыгнул. Я, не успевшая подняться на ноги, но будучи на четвереньках, отбежала на некоторую дистанцию на всех конечностях, снова превратилась в колбаску, чтобы выкатиться из-под траектории прыжка, пока меня не расплющило. Откуда-то (да здравствует внешняя мотивация) резко появились силы и желание встать и пройти испытание до конца. Ей-богу, чего это я раскисла, метров двадцать осталось. Слезы высохли. Граната нагрелась. Я успела встать на ноги и прыгнула в длину, надеясь так увеличить расстояние между нами. Но, развернувшись, тигровка зацепилась за мою лодыжку хвостом, опрокинула и потащила на себя. Граната раскалилась уже невыносимо.

Перевернувшись с живота на спину, я дернула за колечко активации. Зверь раскрыл пасть с мелкими зубами-бритвами, тонко и визгливо проверещав. Рискуя конечностью, я засунула её по плечо прямо в зев, но протолкнуть гранату дальше гортани не вышло. Застряла, плотно блокируемая мышью; она всхрапывала, выталкивая руку языком, тогда как поделочка грозилась вот-вот взорваться, и на такие проволочки времени не было. Я приподнялась, второй рукой хватаясь за скользкий удвоенный язык, а локтем не давая пасти закрыться, выставив его как подпорку. Первой рукой таки удалось пихнуть гранату в пищевод, прежде чем мышь сомкнула челюсти. Обе рученьки тоже удалось спасти, но само тело осталось лежать под навалившейся тушей.

Взрыв вышел глухой, быстрый и слабый. Мышь угрожающе раздуло, но не разворотило (никаких летящих в разную сторону кусков кишечника и фонтанов крови), а потом спустило, как шарик. Впрочем, наверняка ее внутренности стали кашей. Меня сильно вдавило в землю, и в какой-то момент показалось, что в кашу будут и мои органы. Из её полураскрытой пасти (она была направлена мне в ухо) повеяло жаром, слой песка разлетелся, образуя ровный, круглый ореол взрывной волны. Уговорив себя не паниковать, я принялась вылезать из-под обмякшей тигровки. Выходило плохо. Неожиданно она издала звук, на предсмертный он мало походил. На издаваемые ранее звуки тоже… какой-то не свойственный ей клёкот. Я похолодела (в несусветной жаре) – демон костров огорченно дематериализовался, жечь более сговорчивых. То, что мышь осталась жива со сквашенными органами, казалось нелепым. Тем не менее, шерсть ещё излучала слабый отсвет, он теперь стал багровым, а от темно-желтого только пара рваных всплесков осталось. Заметив почти полностью красный белок глаз, я предположила – налились кровью, склера лопнула. Выдохнув горячий воздух, тигровая мышь напряглась, от чего её затрясло крупной дрожью, и немного приподнялась. Я тут же вылезла на волю, когда исчезло давление чужого веса, а она, убедившись, что жертва на свободе, тяжело упала обратно. Раздался неприятный чавкающий звук… и протяжный стон, заставивший меня сглотнуть горький ком в горле и усовеститься. Отсвет погас.

– Мне так жаль… – прошептала я самые глупые слова на свете. Поспешно и нарочито беспечно добавила: – Что я не стала твоей закуской!

***

Они повернулись и раскрылись. В глубине, посреди однотонности янтаря, застыли черные точки, насмешливо подмигнули, а потом свернулись кошачьим клубочком и втянулись сами в себя. Янтарь пошел мелкой рябью, меняя оттенки, будто пульсируя.

– Ложка! – воскликнул Ре, громко, резко, его голос – стальное перо по стеклу. – Вот ты когда-нибудь размышляла не о точке отсчета, а о предмете отсчета? Ведь всё началось с ложки!

Визг нарушения поверхности стекла стальным пером голоса – тонко-звонкий и протяжно-гулкий – заставил тяжело подпрыгнуть от неожиданности. И ведь всю жизнь справедливо считала свои нервы крепкими, пока банка с янтарными очами Штрау не выскользнула из длинных пальцев и не хлопнулась о половую плитку.

– Ой, я тебя напугал, дыа? – поинтересовался он, так искренне, ну, так искренне, что моё лицо стало трескаться от умиления. Вон уже щека осыпалась, и боковые трещинки побежали от срединной самой крупной.

Мой - тьфу ты, язык в морской узел сворачивается при попытке сказать – напарник. Да чтоб тебя в Эльфийский зоопарк отправили. Пожизненно. Клоун.

Скрипнув зубами, я выразительно зыркнула на него из-под колючей лохматой челки (липкой, сальной и противной; надеюсь, вскоре мне дадут смыть с себя эту тонну грязи). И явственно осознала, раньше тоже осознавала, но повторенье мать ученья, поэтому я решила опять осознать, и еще пару раз потом осознаю – с этим Саяном ни о какой совместной рабочей деятельности речи быть не может.

Зрение потихоньку возвращалось (чертова слюна, чертова мышь, чертов турнир!). Процентов на шестьдесят точно восстановилось. Но и без оставшихся сорока (несмотря на царапающие коготки с задних сторон глазных яблок и дискомфорта из-за притормаживания фокусировки изображения), мне хотелось поскорее ликвидировать напарничка. Пока он не ликвидировал меня. То, что его лицо в дальнем конце лаборатории выглядит, как тщательно размазанная по столешнице сопля, не так, чтобы критично для такого дела. И не то, чтобы так сильно меня огорчает. Мне интересно одно – почему? Ну, почему, что за закон подлости такой – получать в напарники именного того, кого на дух не переносишь? К тому же он ученый. О, Великий Вяйнемейнен, он ученый-иллюзионист с лекарским образованием, а я с наукой просто не совместима. С иллюзиями подавно.

Голым ступням стало зябко, Ререро Руа травил какую-то историю, а заодно мой мозг, я пошевелила пальцами ног, в них тут же вонзились зубастые осколки-пираньи.

– У-у-у… да, что за день! – простонала я, выходя из осколков и чуть зеленоватой лужи реактива, которая немилосердно жгла кожу.

Реактив, смешавшись с кислородом помещения, стал густеть и сворачиваться, темнеть, превращаясь в