Вот я ребенок. Допустим мне 6 лет. Я с нуля годиков изучаю мир, в котором родился. Все в новинку для меня. Каждый мой День Рождения – праздник. Через 20 лет, я буду ожидать ежегодную дату с чувством назревающего кризиса.
Наступает 14-ый год моей жизни. Подростковые переживания кажутся мне невозможно сложными. С друзьями и врагами(!), с “просто” подружками и “особенными” девочками – я формирую первый сознательный круг общения. С кем-то сближаюсь, от кого-то отдаляюсь, придавая колоссальную значимость взаимоотношениям. Во мне бушует гормональная буря полового созревания, но я этого не осознаю; в упор не замечаю, что веду себя как стадное животное. Точно так же мне непонятно, зачем я получаю первый паспорт.
Помню, когда засовывал в обложку – поймал угнетающее отвращение, что мне навязали игру, в которой не слишком-то интересно принимать участие. Того требует законодательство… Но что подросток понимает в законодательстве? Все мои знания сводятся ко вскользь прочитанным параграфам учебника по граждановедению.
В 18 я подбираюсь ближе ко взрослой жизни – достигнуто совершеннолетие. Уже получен второй паспорт. Но лишь теперь начинается настоящее испытание социумом, как ритуал созревание индивида – становлюсь абитуриентом.
Не окунулся, а погрузился в мир незнакомцев и посторонних; тогда и начал понимать, что именно кирпичные стены школы делали друзей неразлучными, а не какая я-то там преданность.
Хочется! Безумно хочется проводить время в прежних компаниях! Сидеть по пять дней к ряду за одной партой с девочкой, которой украдкой любуешься. Помню, как щемило сердце, когда боялся быть застуканным. Помню застенчивость. Застенчивость… столь мягкое слово для шквала эмоций! Как запылали щеки, как пропал дар речи, когда во время урока, – при всем классе, – учительница пристыдила ученика, парящего в облака с Амуром. Вот ведь дрянь!.. Это же откровенная подлость: воспользовалась преимуществом взрослого расчета, чтобы максимально эффективно отбить желание быть застенчивым.
К счастью, не все учителя – лже; и не все педагоги – псевдо. Оп! Вот я и вернулся обратно к совершеннолетию, когда поступил в университет, и новые ПЕДАГОГИ полностью заменили школьных преподавателей, к которым привык за 10 классов.
И вот какую тенденцию я нахожу интересной... Сначала я жил с родителями – два человека, плюс четыре (вверх по генеалогическом древу) – два дедушки и две бабушки. Затем детский сад – свора детей под опекой двух тетушек-пастушек: нянечки и воспитательницы. Сколько нас было?.. Полтора десятка?.. Не помню ни одного лица.
Потом школа – количество сверстников в замкнутом периметре класса выросло где-то до двадцати пяти. Все мы – выводок цыплят, рассаженный за парты; с крылышками, сложенными на столешнице, от которой нужно держаться на расстоянии кулачка; а когда пишешь, не клюй носом в тетрадку – испортишь глазки.
Через 3-4 года станет понятно, кому в классе дисциплина дается с трудом, не вживляется. А за 10 лет – образовательная система оценит склонности и способности каждого ребенка. Расставит баллы в аттестатах, отметит медалью отличившихся в… Чем? В сочетаемости со стандартами методик обучения? В таланте угождать педагогам?
Отвлекся…
Уффф…
Возвращаюсь к завязке предыдущего абзаца – тенденция. Интересной считаю тенденцию расширение вместительности круга общения; а так же ускорение обновления его участников. Во! Вспомнил! Когда поступил на психфак – старался поддерживать дружбу с бывшими одноклассниками. Бывшими… Это как фаза перехода от общения к забвению.
Первый курс. Аудитории превосходят габариты классов. Иногда, на общих лекциях, набирается 40-50 студентов. И все эти сверстники и ровесницы, – в большинстве своем, – незнакомцы.
Вдруг становится понятно, что заканчивается ОКОНЧАТЕЛЬНО выпускной этап ученичества, перед НАСТОЯЩЕЙ взрослой жизнью. Той самой, от которой воротило, когда циничные взрослые, с авторитетом возраста, советовали готовиться к расставанию со школьными приятелями. Я-подросток возмущался: как можно говорить такое? Приятели? Да у меня все друзья! Мы с Женьком такое пережили, не забудется никогда! И Васек меня никогда не предаст! А Серый – так он вообще сосед; от него захочешь – не спрячешься! Среди друей у меня даже лучший есть – Ромик; с яслей детсада – кореша! В общем, вы, – взрослые, – дураки. Считаете что деньги важнее людей. Никогда не стану таким же. Даже из принципа!
Фуф…
Но вот школа кончилась. Больше мне нельзя приходить на уроки; да и незачем – мой класс распался. Не сразу: как друзья мы вымирали постепенно, все в меньшем количестве собираясь на встречах выпускников. Учась на четвертом курсе психфака, когда единственный раз за год выпала возможность вернуться в школьный кабинет, сесть за свою парту и встретиться с коллективом, сплоченным общим детством – я захожу в тот вечер, и вижу, что наше число превратилось в цифру.
С порога стало ясно, что явились те, кто медлит поставить точку. Помню, беседы в тот вечер были донельзя унылыми, а челюсть ломило от натянутой улыбки. Наша классная руководительница в который раз благословила корабли, на которых мы выплываем в безбрежный океан взрослой жизни и прочее... Сантиментами сама себя до слез растрогала. И эти слезы вдруг поразили меня – ведь это же она предрекала распад детского коллектива! Но выходит, что сама не верила свой же совет. Она говорила одно, я утверждал противоположное со 100%-ной уверенностью; оба оказались не правы. Друзья, значит… Женек переехал на другой конец города – там и осел. Васек пару лет назад женился на той самой девочке, с которой я сидел за одной партой. И в результате общаться оказалось сложнее, чем убеждали друг друга накануне их свадьбы; на которой я перебрал и устроил потасовку… Да уж… Серый откололся более незаметно – он по-прежнему сосед, но это уже ничего не значит. Случайные встречи в предбаннике: привет – привет – как дела? – нормально, а у тебя? – хорошо. Точка. И тихо закрываем двери.
Зато Ромка так и остался другом. Отношения, испытанные временем. Этого человека не заместил никакой другой, тогда как весь “школьный” круг общения обновился до “студенческого”. По сути, отбросив драму жизни, я похож на элемент из таблицы Менделеева – у меня наблюдается валентность. Это означает, что на любом этапе социального развития, я не могу поддерживать больше дружеских связей, чем мне отведено.
Супер!
Тихо!
Школа – десять лет притирания к не такой уж обширной группе людей. В нее меня привели маленьким, словно пересадили комнатное растение в горшок побольше – и детская психика стала приживаться сама собой.
Пять лет университета; и с первого дня я знаю, – подготовился, – что такое репутация, какой бывает и зачем нужна. А главное – как достается. Я в курсе правил взаимоотношений с ровесниками; я в теме, о чем и как беседовать с педагогами, чтобы продемонстрировать незаурядность, впечатлить смесью воспитанности и вольнодумия.
Со школьной скамьи ласкали слух упреки, мол, умный же, мозги работают на пятерку, а тройки получаешь только из-за халтурного отношения… Вообще, сложно представить незрелого ребенка, который не станет после такого любить свои тройки. Пусть даже кричат и ругаются родители, тряся постыдным дневником и подбирая наказания, будто ища ключик зажигания для успешности своего чада. Пусть кричат и ругаются, пусть наказывают – от этого участь непонятого гения становится лишь совершеннее. «Горе от ума».
Не та степь…
Ххооо…
В 23 года – я расстаюсь со своим поколением. Оно расформировывается, будто по распоряжению правительства Москвы. Исчезают условия, державшие толпу ровесников в стенах одного здания. С этого момента мы децентрализованы, рассредоточены.
Каждый сам по себе. И тысячи дверей… нет, не распахиваются… приоткрываются, чтобы впустить на собеседование. Внезапно узнается, что везде для трудоустройства нужен стаж работы. Нонсенс! Как тогда быть выпускникам ВУЗов? Ответ: выкручивайтесь. Убеждайте работодателя в своей пользе, ищите связи. Что хотите – то и делайте. Теперь за вас ни кто не станет думать. Но не потому, что свобода, а потому, что начхать.
Наступает момент, когда я попадаю в статус, который даже звучит унизительно – подчиненный. С такими не нянчатся, не вытягивают четвертные оценки, не учат, не терпят, и крайне редко считаются с их мнением. «Не исключительность – покажи исполнительность!».
Коллектив сотрудников – это тебе не одноклассники и не сокурсники. Не будет честных решений конфликтов – во дворе, лицом к лицу, кулаками; будут наиболее эффективные, хладнокровные. Теперь не оценки в дневнике – награда за усердие; теперь это деньги. И тут за “пятерку” приходится грызть конкурентов.
Деньги – вот что делает человека взрослым в современном обществе. Ребенок лишь хочет иметь их; взрослый – не может без них прожить. На этом заканчивается детская непосредственность. И вот теперь-то становится понятным пресловутое “законодательсто”. Не столь права, сколь обязанности. Дело даже не в уголовном кодексе или конституции РФ; “законодательство” – это когда без паспорта я никто, когда деньги решают любые проблемы, когда я становлюсь некой единицей человеческой особи – гражданином. И по законам ОГРОМНОЙ социальной группы, – ни школьников, ни даже студентов, – я обязан: ходить на работу, зарабатывать деньги, искать женщину для брака, завести ребенка, купить недвижимость, транспорт, модный аксессуар, и раз в год летать за границу. Эти задания проверяется, как домашняя работа; вот только баллы проставляет не горсточка педагогов –теперь каждый вокруг лепит на меня свои оценки.
26 лет… 26… лет…
*** *** ***
Ручка выпала из пальцев; на трех из них вмятины, и судорога вцепилась в ладонь под мизинцем. Шея затекла, моральные силы истрачены полностью – выдавлены до последней капли. Как символично, что и стержень гелиевой ручки перестал писать. Пустой стержень, – как описание внутреннего состояния, – подходит идеально.
– Это тупик! Убожество! Бред!
Артур сломал пополам пластик ручки; выдрал листы, скомкал и брезгливо выбросил. Потом вскочил, и со злостью отшвырнул стул. Обида сжимает сердце, будто в кулак.
– Гадство!..
«Успокойся».
От голоса Музы чудесным образом полегчало. Ощутимо и сразу. Нашлись силы взять себя в руки, загасить панику огнетушителем здравомыслия.
– Я просто ударился в повесть. Это моя ошибка. Надо снова пробовать с чистого листа.
Артур вооружился новой ручкой; теперь – слова будут черного цвета.
«Увлекся автобиографией. Но ничего страшного – этот тупик в лабиринте подсознания можно обойти. Надо излагать мысли короче!».
*** *** ***
С годами становлюсь невнимательным – характеризую мир прилагательными, а не существительными. Жестокий, коварный, враждебный. Куда-то пропали: лето, море, солнце, облака.
В детстве жизнь была удивительно яркой. Об этом твердят остатки воспоминаний – кадры короткометражек, наполненные молодыми ощущениями. Порой, в нынешнем возрасте, случаются дежавю: лучезарный день лета, шуршащий листопад, хрустящий снег, запах цветения. На десять секунд я становлюсь на столько же лет моложе.
За эти крохи радости я
