Доля казачья 11. Белые и красные

                Доля казачья 11. Белые и красные


    - Казаки вернулись из плена, - стайкой галчат проносятся станичные мальчишки по пыльной улице.
    - Григорий Бодров, да Шохирев Василий, живые они, вернулись!
    Станичным атаманом был отец мой, Лука, и постарел он здорово. Весь седой уже стал, а с виду спокойный. Не стало той его величественной красоты, что отметила маньчжурская императрица Цы Си, навсегда ушли те годы.  Укатали Сивку, крутые горки, - так говорится в русской пословице.
    За одним большим общим столом собрались все казаки станицы, и чествовали своих героев.
    Всё, что было, то и принесли хозяйки туда, чем богаты были, тем и рады поделиться. Подошёл ко мне отец, погладил меня по голове, совсем, как в детстве, понял он меня прекрасно, что на душе моей было.
    - Не журись, казаче! Ты ещё молод и силён, как никогда. Жизнь ещё не закончилась, и за это благодари Господа Бога, что жив остался.
  А мне опять Идиллия видится, умирающая на моей груди, и тот страшный выстрел генерала.
    Убежал я из-за стола, не смог там находиться, всего-то мне и было тогда чуть больше двадцати лет. А тут всё так и накатило на меня:  как живое всё видится, и всё в который раз.
    Но дома всё пошло на поправку, и моя душа стала понемногу выздоравливать. Разве есть время скучать мужику, в большом крестьянском хозяйстве. Тут столько дел не сделанных, что и дня не хватает, все переделать. А жили мы тогда зажиточно, ничего не скажешь. Умели работать Бодровы и любили это дело. Так что всего в доме в достатке было, и работы тоже. Со временем, стали мои родители подумывать о моей женитьбе, но я про это и слышать не хотел.
  Так и шли годы чередой,  а я и думать и слышать не хотел, ни про какую там свадьбу. Плачет моя мать, убивается, как такое может быть, в казачьем роду. Где в каждой семье детей чуть не десяток  бегает.
    - Это все работники в доме будут, да воины славные: нельзя так, сынок, Бога гневить.
    Лука, решил поступить иначе. Не стал он ничего говорить мне, и ругать не стал, знал,  что всё это бесполезно. Был в казачьих станицах такой закон, что решают там всё старики, их общий сход. И ослушаться их решения никто не мог, даже сам атаман. Создание семьи считалось делом государственным, и ответственным, и уклониться от этого не мог ни один казак. Иначе он мог лишиться всех прописанных ему государством прав: на жалование, на землю, и других прав, и привилегий.  В конечном итоге его могли просто высечь плетями и изгнать из станицы. Но до этого печального конца, у казаков никогда дело не доходило: как решат старики, так всё и будет.
  Большую ответственность брали на себя старики, и сватали они невесту уже по всем казачьим требованиям, чтобы потом не навлечь на себя хулы со всей округи. Они к невесте и в постель заглянут, и в печку посмотрят. И за стол с ней сядут. Самый уважаемый дед и в тарелку посмотрит, чистая ли она, и вкусно ли готовит невеста – попробует варево. И пустую посуду,  с обратной стороны посмотрит, чистая ли там тарелка или кастрюля, с тылу, значит.  И если что-то там увидел старик, то говорит всем, мол, у вашей невесты ж-па  грязная. Всю себя осмотрит невеста, и понять  не может, вся чистая она, даже пылинки на ней нет. Может, пошутили так старики.
  Но тех уже не вернуть, они ищут достойную невесту, за которую им краснеть не придётся. Тут и сам атаман с ними, отец мой Лука Бодров. Все это его была, отеческая затея.
  Так и стала моей женой, красавица Екатерина Кустова, и ни разу я в жизни своей не пожалел об этом. И ей ведь, было не сладко, и она ничего не знала о своём женихе. Так же, как и он о своей невесте. Тогда всё это было возможным, и время от времени практиковалось в жизни.
  Переживала она конечно здорово, а вдруг ей какого-то бракованного жениха подсунут, как кота в мешке. И всё спрашивала мать свою об этом, да подруг своих: какой он?
Но дело в том, что между станицами тридцать километров было, и никто толком из родных невесты, жениха не видел.  Даже отец, и тот не видел жениха. Знал он Луку, воевали вместе, вот и всё. Но родословная Бодровых о многом говорила казакам, и породниться с ними за честь считалось. Поэтому отец невесты и был спокоен, да и деды всё по совести делали.  Отчудили тогда старики вволю, ничего тут не скажешь. Но они поступали так, как и предписано им было законом.  И не лязгали они своими языками, всё в секрете держали: до поры, до времени.
  Но всё равно, до Катеньки моей как-то докатилась радостная весть. Её мать по своим женским каналам, кое-что всё же узнала о женихе.
    - Красивый он, доченька, и хороший, ты с ним счастлива,  будешь! – успокоила она дочь.
    А как увидела на свадьбе невеста своего жениха суженного, так сразу же и влюбилась в него на веки. Как с картинки он был этот казак.
  Красивый сам,  светлый волосом, голубоглазый, да чист лицом. Ещё высок он, да широкоплеч, и вся грудь в наградах.  Не о таком ли ей мечталось красавце, жаркими от грёз ночами, и не спалось, уже до утра.  А теперь и счастье ей привалило, живи только, да жизни радуйся.
  Прожили мы немного с родителями, и решили строить свой новый дом, да такой большой, что в округе и не было таких.  Чтобы под одной крышей с нами и родители старенькие  потом жили, и детям место было. Да и внукам что бы было весело жить в такой большой и дружной семье, и помогать уже  своим родителям.  А чтобы дом был вечный, то строить его надо было из отборной лиственницы. Вот её-то и надо было специально отобрать ещё на корню, и затем спилить, и просушить по особой науке. Много было ещё, разных заморочек, но мы с отцом их успешно решали, не мог он без дела сидеть: не приучен был. Ещё мы пробовали с отцом: здесь на нашем берегу Амура, свой рис выращивать. И у нас вырастали богатые урожаи риса, не меньше чем у маньчжуров его собирали.  Только вся беда была в том,  что, продавать его в таких больших объёмах, что мы получали на своих угодьях,  было некуда. И постепенно, его стали выращивать, ровно столько, сколько надо было нам, и не больше. Постепенно всё задуманное и появилось у нас: и дом большой двухэтажный, и паровая мельница, и ферма для скота, и подсобное хозяйство. И детишек тоже хватало, что за казацкая семья без детей: это, что одна рука для человека, да и та без пальцев. Живи казак, да жизни радуйся.
Но политическая обстановка в мире, все эти годы была напряжённой, то война с Маньчжурией, то с Японией. То первая революция в России: её отзвуки докатились эхом до Дальнего Востока. Но в казачьей жизни они ничего не изменили, как стояли казаки на границе, так и жили своей пограничной жизнью. Ловили контрабандистов, да спиртоносов идущих, с той стороны Амура.  А в нашей приграничной зоне, в районах золотых приисков, нелегальных золотодобытчиков. Эта проблема была более серьезной, ведь часть золота уходила за кордон.
Грянула первая мировая война. В течение месяца были отмобилизованы воинские формирования Амурского казачьего войска. В Благовещенске был сформирован  второй казачий полк и по новой Транссибирской магистрали направлен на северо-западный фронт. Амурские казаки охраняли ставку государя Николая второго в Пушкино, под Санкт-Петербургом. Участвовал полк в знаменитом Брусиловском прорыве и других боевых операциях. Сын Шохирева Василия – Александр в составе третьей сотни второго Амурского полка участвовал во всех боевых операциях. Награжден Георгиевским крестом за боевые заслуги. Григорий Бодров в составе третьего казачьего полка Амурского казачьего войска три года охранял границу в пригороде Хабаровска (Казачья сопка), но в боевых операциях не участвовал, не считая легких стычек с хунхузами.
    Царь Николай Второй считал, что не целесообразно оголять восточные границы и убирать обученные казацкие части оттуда, пока там существует явная угроза нападения Японии, и интервенции других государств. И это было правильным решением. Особого переполоху, среди казаков наделал отказ Русского царя от трона, И передача  всей власти в стране, Временному правительству.  Вот это и было сильнейшим ударом для всего русского казачества.
  Ведь они присягали служить Царю и Отечеству. А теперь получалось, что и служить,  некому стало. Вернулись казаки в станицу в 1918 году.
  На станичном совете Лука Васильевич, попросил его отпустить с занимаемого поста по состоянию здоровья. 
  - Стар,  я стал станичники, и сердце побаливать начало.  Я привык больше шашкой работать, а тут надо сердцем, да головой: и годы уже. Тут и молодому атаману не под силу будет справиться с работой, куда мне туда лезть. И времена-то, какие теперь настали, что не знаешь, ты, что завтра со всеми нами будет: поди,  угадай!  Поэтому прошу вас казаки, уважьте мою просьбу: увольте меня со столь высокого поста. Тут нужен молодой атаман, энергичный, что бы везде поспевал. Уже нет моих сил, со всеми атаманскими обязанностями справляться. И не понимаю я станичники, к чему мы с вами идём сейчас. Наверно к гражданской войне,  не иначе: раз царя в России не стало.
    Уважили его просьбу станичники, и  избрали станичным атаманом Александра Шохирева. Хоть и молод Александр, но жизни повидал. Воевал с австрийцами и немцами, знаком с новым видом оружия. Побывал в революционном Петрограде.  В путь ему надо собираться! В путь, служения казачеству! И голова у него светлая: от отца своего, и от деда мудрость передалась, не иначе. Вожак с Александра хороший получится: добрый! Тут спору нет! Но, тут свершилась Октябрьская Революция, большевики совершили переворот. И началась великая смута в стране, переходящая в Гражданскую войну: сын пошёл на отца, брат на брата. И всё это не богоугодное действие, грязным пятном разлилось по всей России, её просторам, городам, селам и станицам.
    Решили наши казаки ни во что не вмешиваться: как стояли мы на охране границ Российских, так и дальше будем стоять. Никогда мы в грязную политику не лезли, и всегда это было правильно, и оправдано. Но так продолжалось лишь некоторое время. Всех, как говорится поголовно, захватила в свою стихию революция, и практически не оставила безучастных людей. Вскоре появились и здесь народные комиссары, и давай всех агитировать за свою новую власть, как говорили наши старики: баламутить народ. Но казаки везде жили зажиточно, потому что жили они большими семьями, также и работали. Поэтому комиссарам с казаками было очень трудно разговаривать, как говорится,  на разных политических платформах они стояли.- И что самое было неприемлемо для казаков,  так это то, что отрицала новая власть Бога, и потому, стала она все церкви закрывать. А верующих, уже, всяческими путями отдалять от их духовного наследия. И этим, навязывать свою волю народу.
  Плачут бедные старушки, когда безбожники, колокола с церквей, да кресты снимают, а поделать ничего не могут.
  – Кто из вас видел Господа Бога своими глазами? – спрашивает весёлый и рыжий комиссар Попугаев Аскольд у народа.  Значит, что нет среди вас таких людей, которые видели его?
    - Нет!
    - Тогда господа-товарищи, и вопросов нет. Ведь, и я комиссар Попугаев, тоже, нигде не видел его. Значит дело это решённое.
  Но недовольство всё же копится в народе, и на этом, пока  невидимом фронте, может громыхнуть скоро. И причём очень здорово, потому