10.0
Валентин слышал щелчок рубильника. … А разве должен был услышать?.. Ведь щиток в предбаннике. И почему за окном перестало светить солнце? Даже если каким-то образом он потерял сознание, и очнулся ночью, то почему погас весь город?
В надежде нащупать стену, Валентин поднялся из кресла-качалки. Он все еще думал, что нужно сходить в коридор и проверить распределительный щит. Но вот, он не нашел стены своей комнаты… Попытался вернуться – и не нашел кресла.
– Что происходит?
Взволнованный голос рассеялся в пустоте, как в поле. Такого не может быть; но если это сон, то почему Валентин ощущает происходящее столь осознанно.
– Кто-нибудь?! Здесь есть кто-нибудь?!
– “Кто-нибудь” есть, – с издевкой прозвучал голос арлекина; донесся отовсюду. – А Вам кого? Или Вы не привередливый, и даже в некоторой степени, неразборчивый?
– Кто ты?
– … Ну твою ж мать! Ну сколько можно?!
– Почему ты не можешь просто один раз ответить?
– Да потому что я сам не знаю!
– Даже имени?
– Да ты, походу, умнеешь!
– Что ж ты, такой умный, собственного имени не знаешь?
– Потому, что ты мне его не дал! Ты всегда разговариваешь со мной, как с пустым местом.
– Но я ведь тебя не вижу!
– А ты посмотри.
Вспыхнул прожектор, и луч осветил зеркало перед Валентином; в кованом прямоугольнике рамы, в человеческий рост. Белокурый юноша смотрится в него, разглядывая на себе зеленый кафтан. Отражение в точности копирует движения, копирует удивленное выражение лица.
– Ну и что ты видишь? – потребовал голос из тьмы.
– Вижу шарады психопата.
– Овации! Овации!!! Король изволил пошутить! Но от меня не скрылся тот факт, что проскользнул во взгляде – ты допер! Говори!
Усталым взглядом Валентин пошарил в темноте, но не нашел к кому обращаться; он стал смотреть в глаза своего отражения.
– Я вижу самого себя… – пока рот говорит, тени на скулах меняют форму, – Хотя единственный, кого я физически не могу самостоятельно увидеть – это я сам. В зеркале, люди видят объективную реальность. Но для этого нужно избавиться от мнения о самом себе, сформированного при участии общество: не считать себя молодым-старым, красивым-страшным, здоровым-болезным. Мы такие. Просто – вот такие! Это и есть объективность. Но об этом помнит лишь отражение. Умом, мы постоянно окунаемся в статусы и категории, пытаясь распутать клубок, которого нет. Мы живем не в себе, а в своих абстракциях; и в них мы кажемся себе не такими, как есть. Мы забываем, кто мы на самом деле, чего хотим и на что способны. Ум забывает, но внутренний голос – нет. Он постоянно ворчит от бессилия стать полезным для ума, которому не нужен. Ум живет субъективностью, и даже захлебываясь ей, боится от нее отступить. От твердо верит в то, что придумал. А внутренний голос всякий раз проверяет эти убеждения на вшивость… Вот и получается, что я и ты вечно спорим. Мы с тобой две разные интерпретации одной сути. И если меня зовут Валентин, то тебя справедливо будет назвать Нитнелав. Буквы те же, только направление чтения другое.
– Вот это я понимаю – снизошло! – сказало отражение; довольно улыбнулось и надело маску арлекина. – Не зря тебя Муза тренировала, не зря.
Беззвучно озаряя тронный зал, сверкнула пурпурная зарница; вспыхнули тройные ланцетные окна, узкие, слово выдранные когтями дракона. Белокаменные атланты и кариатиды появились, окружили Валентина толпой и исчезли. Без дождя и без грома, в полной тишине замелькали жуткие фиолетовые вспышки.
– Раз уж мы теперь по одну сторону баррикад… – близнец в маске переступил границу зазеркалья, – я помогу тебе справиться со страхом.
Арлекин взял за руку и повел к выходу; Валентин не мог ориентироваться в пространстве. Всполохи стали интенсивнее, статуи – психоделичнее. Затишье перед бурей вжало голову в плечи – нависшая угроза почти осязаема.
– На.
Нит вложил в ладонь юноши солнцезащитные очки; в них Валентин почувствовал себя спокойнее. Теперь он видит, что арлекин вывел его на узкий мост, перекинутый над брусчаткой двора. Когда они вошли в донжон и оказались на внутреннем кольце атриума, юноша посмотрел через аркаду на замковый сад, увидел заросшую ротонду; постаменты в ней пусты.
Флотилия сизых и черных туч взяла замок в осаду. То были корабли войны, а не мирные белые парусники, разбежавшиеся от наступления армады; и, – судя по ворчащему грохоту в вышине, – заряженные пушки выкатываются на палубы. Гром бабахнул из всех орудий. Вздрогнула земля; затрещал камень. Стена крепости, в которой был тронный зал, раскололась и посыпалась со скалы, расшатывая твердь под ногами Валентина.
– Бесится, – обронил он, пытаясь храбриться.
– Конечно бесится! Его гнездо разворошили.
– Какое гнездо? – спросил Валентин.
– Как – какое? – опешил Нит. – Ты что, сам не догадался?
– Статуи?
– Погоди-ка… То есть ты только сейчас осознал, зачем раздавал “подарки”?!
– Ну да.
Нит остановился.
– То есть как?
– Я руководствовался интуицией.
– Получается, что ты совершил истинно верный поступок, не опираясь ни на какие-либо знания?!
– Интуиция – тоже знание, – юноша схватил Нита за рукав и поволок дальше. – Я думал, это ты мне подсказал!
– Нет же! Я сопровождал тебя на твоих встречах, но идея – не моя.
– Пускай. Сейчас нет времени на демагогию.
Гром стал шарахать так, что заложило уши. Лицо Валентина скривилось от боли; оглушительный звук вот-вот порвет барабанные перепонки. Видя его муки, Нит достал из кафтана большие наушники на ободе; водрузил на юношу. В них не звучит музыка, – нет даже шнура, чтобы подключиться к плееру, – но работает шумоподавление.
– Суть демагогии в том, – Валентин услышал голос арлекина напрямую из динамиков: – что статуи, олицетворяющие боль, давали дракону мощь и прибежище. Теперь ему некуда отступать, и он будет биться до последнего.
– Ну и что ты предлагаешь?! – заорал Валентин, чтобы перекричать раскаты грома: – Отступить?!
– Рехнулся? Я предлагаю изучить арсенал.
– Какой?! У меня даже доспехов не осталось!
– У тебя есть я. А еще – вот это.
Компаньон хитро улыбнулся и показал глиняный шар. Фокусник достал его из-за пазухи и стал подкидывать, словно волейбольный мяч.
– Зажигательная смесь Танатоса. Лови!
Валентин выпучил глаза, но руки перехватили бомбу. Он стал вертеть ее, не зная куда пристроить.
– Слабоват козырь, – посетовал юноша.
– Иногда и “шестерочка” спасает. Идем.
Когда юноши пересекали узкую галерею последнего моста – вакханалия бури утихла, затаились. Белые ветви молний зажигались вдалеке, лишь эхо доносится от рокота; будто ненастье миновало. Но в воздухе осталась напряжение.
Двое остановились перед дверью, коньком у которой был гротескный дятел с вывороченным клювом. Нит зашел первым.
– Куда, в конечном счете, мы идем? – спросил Валентин.
– Сюда, – с ухмылкой в голосе ответил близнец в маске.
Рефлексы насторожились непроизвольно; от этого Валентин почувствовал слабость в коленях. Он шагнул во тьму, снимая солнцезащитные очки и наушники. Нит похлопал, и свет проявился на свечах. Высокие канделябры стоят на металлических ножках, вокруг мраморной мозаики на полу. Арлекин пресек ее дюжиной торопливых шагов, начал взбегать по серпантину ступеней.
– Будь здесь, – бросил он Валентину.
– А дальше что?
– Нет времени на брифинг.
Валентин подошел к ближайшему канделябру, задул свечи, чтобы повесить на рожок очки и наушники. Юноша задумался: как бы раздобыть оружие для битвы? Нужно пойти в арсенал, а потом подумать о ловушках и капканах. Вдруг стал интересным вопрос: как приманить дракона? Конечно на свет. Ведь он сам ищет свою жертву…
Сердце упало. Юноша обернулся – в сумрачном зале горят свечи на канделябрах. А в ланцетном окне он увидел парящий синий глаз.
Продольный зрачок смотрит как прицел; юноша уподобился статуе. Было слышно, как взмахнули крылья; раз, другой – и тишина.
Оглушительно разбились стекла, когда серпы когтей вцепились в каменный подоконник. Дракон дернул, и затрещали стены. Шарахнулся тараном – задрожала башня. Валентин стал пятиться, пока не ударился спиной о дверь; дернул ручку, но дверной проем перекосило и дверь заклинило. Последний путь – через лестницу, которая начинается под окнами. Теми, которые штурмует дракон.
«Бежать или нет?!».
Раздумья отняли те драгоценные секунды, когда бегство было возможным. На каменной кладке, – прямо над ступенями, – проступило мокрое пятно, стало величиной с ворота; заиндевело, заледенело. В окнах полыхал голубой свет; а когда прекратился, сердце успело сделать два удара, перед тем как дракон с треском проломил стену и ворвался в брешь.
Пламя свечей встрепенулось и погасло. В небе замелькали далекие зарницы; Валентин видел лишь кадры кошмара, где дракон надвигается зловещей тенью, цокая когтями. Прятаться негде. Валентин размахнулся глиняным шаром.
С потолка раздались два хлопка. Сверху опустился свет свеч; чудище и жертва подняли взгляд. Будто гладь воды в колодце, потолочное зеркало перевернуто отображает юношу и дракона. Но только там зажжены канделябры, а единственный глаз рептилии не синий, а красный. Там на Валентине маска арлекина; и юноша геройски бросается на зверя, успевая оседлать последнюю шею и вонзить пальцы в мягкую плоть обрубков. Зеркальный дракон завизжал от боли и стал послушен наезднику; взлетел вверх в зазеркалье… вниз, когда разбилось стекло. Осколки посыпались кинжалами, а прирученный дракон глыбой обрушился на дикого, стал придавливать к полу. Тот извернулся, выскользнул, выбросился из замка. Нит сжал в кулаках мякоть мяса и, словно штурвальный рычаг истребителя, потянул на себя; его рептилия пронзительно заверещала и кинулась в погоню, расправляя кожаные паруса над пропастью. Валентин побежал к краю.
Их массивные туши понеслись в грозовом небе, взлетая по спирали и пикирую. В бешеной погоне на хвост садился то один, то другой. Сверкали струи ледяного дыхания из пасти синеглазого, а оседланный Нитом – огненным бутоном изрыгал пламя; и подпалил крылья противника. Ветер полета раздул жар. Горящий дракон кашлянул ледяным облачкам и пролетел через него; огонь погас, а чешуя укрепилась броней наледи. Он взял разгон и ринулся в лобовую атаку.
Нит ногтями впился в слизкие волокна плоти; его дракон взорвался залпом такой мощи, что огненный гриб целиком обхватил мишень. Взмах крыльев распалил сгусток жара; он засиял рыжим солнцем… которое пробило серебристое копье. Ледяной дракон сложил крылья и сбил огненного; сцепившиеся туши внесло обратно в башню.
Валентин слишком поздно стал отбегать от края. Его зацепило, отшвырнуло на пол; скользя на спине, он обнимал глиняный сосуд, когда ударился виском об камни. Эти камни выпали из стен, попадали с потолка. Башню трясет от схватки драконов; они яростно хрипят, когти невыносимо скрипят и высекают снопы искр. Когда зрение юноши сфокусировалось после удара, он увидел останки раздавленного и растоптанного Нита.
Ледяной дракон извернулся, заморозил шею огненного, и разбил булавой. Обезглавленная туша рухнула, и синеглазое чудище посмотрела на Валентина. Бешеный пульс ударил по ушам; стиснув зубы, юноша бросился к двери – она валяется на полу перед туннелем в завале, которым стал выход. Прижимая горючую смесь к
