Большая Кавказская война (военно-политический роман)

свои. Например, налог за проезд по территории. Каждый тейп имел свою банду, которая в зависимости от нужды, могла совершать налёты на соседние тейпы, или ограбить того же самого путешественника. Естественно, центральные власти боролись к этим явлением, но пока безуспешно. И Феликсу пару раз приходилось откупаться двумя-тремя сотнями долларов. Это было в порядке вещей, и жалобы на подобные насилия ни к чему не приводили.
– Моё дело предложить, – развёл руками нужный человек. – Надумаешь, я здесь ещё три дня буду небо коптить.
– Ладно, – быстро сказал Феликс, чтобы не выдать свои планы, – беру триста пятьдесят за восемь.
– По рукам! – обрадовался нужный человек, не задумываясь.
Можно было взять, конечно, и больше, но Феликс не хотел, чтобы машина выглядела перегруженной. Чёрт его знает, что там произойдёт. Груженую машину издалека приметна. Опытный глаз сразу скажет, сколько ты везёшь. А на границе не дураки, их специально учат, и таких умников, как я, они ловят враз.
Понадобилось часа полтора, чтобы залить все канистры, вытащить наверх и загрузить в багажник. К началу двенадцатого часа Феликс был выжат, как лимон. Сказались пьянка, бессонная ночь, Соломка и всё остальное, включая Гринёву, Рашида Темиргалаева и Мурзабека Ямадаева со своим глупыми предупреждением.
При мысли о Гринёвой на сердце стало теплее, но не надолго. Феликс отъехал от района кладбища и остановился на обочине. Солнце палило немилосердно, хотя лето ещё и не началось. Каждый раз Феликс адаптировался в югу несколько дней. Это тебе не московская влажная весна, это жаркий Кавказ во всех смыслах. Для того, чтобы прийти в себя, у него был старый испытанный «зверский» способ: четыре пакетика «nescafe» высыпались прямо в рот и запивались двумя-тремя глотками воды. Главное при этом дышать через нос, а не через рот. А то однажды Лёху в этот момент что-то рассмешило, в результате он целый месяц выкашливал из лёгких коричневую жижу, чем приводил в изумление своих подружек. К «зверскому» способу можно было прибегать не больше двух раз подряд, а «зверским» он был потому что потом, после окончания действия кофе, спать хотелось во сто крат сильнее и можно было легко кувыркнуться в кювет. Одной «зарядки» хватало часа на два. Вполне достаточно, чтобы доехать до Назрани.
Как Феликс и ожидал, Лёха намеревался остаться в корпункте на ночь. Он сказал, бодро, как конь, подскакивая на месте и пробуя, как сидят подковы:
– Куда спешить-то?..
Несомненно, что в его ответе крылась какая-то философия. Но Феликс не стал разбираться, не до того, хотя какая философия? Девочки и вино, то бишь местный коньяк, вот и весь сказ, ах да, ещё кино-фото оборудование.
– Ну да, – согласился он, видя во всём смысл провидения. А как доедешь? – спросил он, мельком взглянув на себя в зеркало, из которого в ответ на него глядело лицо крайне измученного жизнью человека, и глаза этого человека говорили о том, что он, по крайней мере, потерял веру в человечество, в любовь и в справедливость заодно. А Лёха меня держит про запас, подумал этот человек. Обычный «про запас», когда не хотят расставаться со старой вещью. Требовать от Лёхи верности, всё равно, что требовать верности от муравья, с раздражением думал человек. Его прошибла мысль, что все эти годы Лёха Котов с ним не дружил, а имитировал дружбу, что когда ему не хотелось общаться, он отстранялся от Феликса, а когда ему было нужно, он призывал его под свои знамена. Хитрый, бестия, решил Феликс, но я хитрее.
Однажды у Феликса была «большая» любовь с Кларой Саварской из отдела новостей. Потом – бум! Она из любопытства переключилась на его друга Лёху Котова. Феликс обиделся. Лёха предложил триолизм. Но для Феликса это было уже слишком, он был брезглив и чистоплотен. Целый год они не разговаривали. Однажды Лёха появился на пороге его квартиру с бутылкой водки и с фразой: «Она меня бросила». «Давно?» – спросил Феликс. «Три месяца назад». «Где же ты болтался?» «Стыдно было». На этом история была забыта, и больше они к ней не возвращались. Но с тех пор на всякий случай они не знакомили друг друга со своими пассиями. Гринёва оказалась исключением. Гринёва сама напросилась. Теперь надо было держать ухо востро. Феликс всё ещё надеялся, что встреча с ней – это всего лишь прелюдия к чему-то большему, но ему не хватало воображения, и он ограничивался сексуальными фантазиями.
– Обо мне не беспокойся, – бодро ответил Лёха. – Найду способ. Помогут люди добрые.
Должно быть, он намекал на своих новых приятельниц, или на «чёрных», что было не так уж плохо. Только они ждать не будут. Вряд ли ещё кто-то остался в городе на ночь, кроме любвеобильного Лёхи. Ну да ладно, Лёха Котов своё дело знает на твёрдую пятёрку. Чем больше приключений, тем лучше. Спросите, чем он живёт, и Лёха ответит: «Женщинами, «кенонами», «пентаксами» и выпивкой», но разумеется, только не старым испытанным другом, с которым прошёл Крым, рым, дым и медные трубы.
– Ну смотри… – предупредил Феликс больше из вежливости, чем для пользы дела. – А то поехали… – в последний раз предложил он.
Можно было, конечно, захватит новую Лёхину пассию и даже её подружку, но багажник забит до отказа, и в случае непредвиденной ситуации лишние свидетели не к чему, разве что для суда. А может, и суда никакого не будет, снова мрачнея, думал Феликс, вспомнив шариатские «тройки», мачете и отрубленные головы. Страх накатывал волнами, вслед за глухой надеждой приходило отчаяние. Раньше такого не было. Раньше была игра и безрассудство. Молодость уходит, обречённо подумал он, старею, начинаю трезво смотреть на жизнь, даже позволил себе влюбиться. Гринёва действовала на него хуже пургена.
– Всё будет нормально, друг, – заверил его Лёха, прихорашиваясь, как девица, перед зеркалом.
Феликса едва не вырвало: во-первых, от его уверенности в завтрашнем дне, а во-вторых, пахло от Лёхи каким-то совершенно диким одеколоном, «а-ля клоун». А на его круглой, как блин, физиономии было написано: «Уйди, ты мне надоел!» Тут только Феликс заметил, что стол накрыт на две персоны с той небрежной изысканностью, на которую был способен только Лёха Котов: какой-то ресторанный салат, чебуреки и местный коньяк домашнего разлива – аж, целый литр – тонкий намёк на толстые обстоятельства.
Ох, Лёха, Лёха, подумал Феликс, не долго тебе ходить в холостяках.
– Ладно, – сказал он с лёгкой душой, насколько она могла быть лёгкой в данной ситуации, – буду ждать тебя на той стороне, – и вышел вон, прихватив сумку.
Припекало совсем не по-московски, и чёрная крыша «Land cruiser» казалась раскалённой, как поверхность солнца. Внутри, однако, было вполне комфортно из-за работающего кондиционера, и вообще, «Land cruiser» был той машиной, которая больше походила на танк, чем на изящный «опель» Феликса. Но выбрать не приходилось. Что родина дала, тем и пользуемся, с ехидцей по отношению к этой самой родине решил Феликс. «Привыкай смолоду брать то, что о тебе даётся легко», – вспомнил он слова мистера Билла Чишолма. Великолепное руководство к действию, только трудноисполнимое в нашей стране. Вот и приходится, думал Феликс, выворачиваться. А как ещё жить? На одну зарплату?
В районе Красного Пахаря он выскочил на международную трассу М29. Дорога была знакомой: по краю бесконечных незасеянных полей и мимо густо стоящих поселков, в большинстве своём пустых и брошенных. На поворотах «Land cruiser» вёл себя тяжеловато, сказывалась парусность высокого корпуса, совсем не так, как у юркого «опеля», к которому привык Феликс. Зато на первом же прямом отрезке, сам не замечая того, он набрал такую скорость, что ветер начал посвистывать в корпусе, а тополиный пух мелькал, как снег в бурю. Феликс очнулся в тот самый момент, когда стрелка спидометра уверенно приблизилась к цифре сто пятьдесят километров в час и легко поползла дальше. Ощущалось, как в багажнике колышется масса в четыреста килограммов. Если кувыркнусь, суеверно думал Феликс, то меня раздавит, как таракана. Зато редкие «легковесы», тоже спешащие в сторону границы, поспешно уступали дорогу – сигналить не надо, и Феликс чувствовал себя слоном в посудной лавке, от которого все с перепугу шарахаются в разные стороны.
Через двадцать минут такой езды позади остался Пятигорск, а ещё через десять, на горизонте среди остроконечных гор, на фоне Эльбруса возникла девятиметровая «стена», построенная американцами в рекордно короткий срок – тысяча триста километров за четыре месяца. Русских даже не подпустили, хотя строили на их же деньги. «Лениво работают», – писали в печати. «Воруют, и руки не из того места растут». Подрядились арабы, ингуши, чеченцы и все остальные народы, которым захотелось жить в клетке. Уж они-то постарались, чтобы возвести её для себя, и, естественно, остались недовольными. Считали, что «новая свобода» их не коснулась, что до «новой истинной свободы» им как до Киева раком, потому что они не получили в полной мере то, чего хотели. А хотели они многого, даже на Казань поглядывали. Фигушки, злорадно думал Феликс, Казань истинной русский город. Кстати, от Грузии Америка их тоже на всякий случай отгородила. Не любили почему-то на Кавказе проамериканскую Грузию. Ну да бог с ними, это теперь уже не наши проблемы, это их проблемы. Об этом как-то воскликнул Михаил Спиридонов: «Наконец-то избавились от балласта!» И то что перенаселенность, и то что безработица и бандитизм, и то что инфляция зашкаливает до небес, и многие другие разные беды. Так кто же просился отделяться? Переходный возраст? Что-то не додумали? А теперь вы, ребята, сами по себе, а мы сами по себе, и спроса с нас никакого, кроме зловредности и ехидства.
Чем ближе подъезжал Феликс, тем величественнее казалась ему «стена», каждый раз он восторгался в глубине души и ему хотелось петь старые советские песни, типа: «на пыльных тропинках далёких планет останутся наши следу…» или «мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Более того, он воспринимал её, как символом прогресса и «новой свободы». Об этом и мистер Билл Чишолм твердил, мол, отпустите Кавказ в свободное плавание, и больше к вам никаких претензий. Всё встало на свои места, думал Феликс, испытывая душевный подъём. Мы честные люди, мы отдали то, что не принадлежало нам никогда, все эти бесконечные кавказские войны, весь этот сепаратизм и перманентная партизанщина, вся это либеральная возня и заигрывание с кланами, откупы из госбюджета, большие деньги, газ и нефть, ракеты и армия. Теперь проблема решена раз и навсегда, вовеки вечные. Пусть Кавказ сам покажет, жизнеспособен он, или нет. Если всё сделано по уму, то мы получим братскую страну, в которую будем ездить отдыхать лет так эдак через сто, когда улягутся страсти-мордасти.
Однако обитатели Имарата Кавказ не понимали своей выгоды, роптали, стреляли, делали подкопы и туннели, устраивали демонстрации и с точки зрения цивилизованного человека вели себя совершенно неразумно. Поэтому «стену» обвивала колючая проволока, а через каждые двести метров поставили вышки с прожекторами и пулемётами. Говорят, что это только вначале, вспомнил Феликс. Потом же армию уберут, а вышки демонтируют, и вообще, может, даже и стену разберут на сувениры, как берлинскую. Не может быть, чтобы