Внутренний голос 3/10

спросила начальница.
– Я проявил недостаточную обходительность в общении с клиентом. В дальнейшем, я намерен учитывать свою оплошность.
Елена посмотрела на Анастасию; девушка отводит взгляд.
– Насть, ты закончила отчет?
– Да.
Она протянула файл, в котором видна чековая лента Z-отчета, купюры и сводный лист.
– Хорошо. Иди переодевайся. Я поговорю с Валентином.
Проходя мимо, Настя украдкой взглянула на юношу и удалилась без единого слова. Елена убрала файл в сумку и вернула юноше жалобную книгу.
– Поздравляю с боевым крещением, – подмигнула женщина. – Еще не готов сдаться?
– Пороха хватает.
– Ох, и тяжело же тебе придется... Ты такой манерный, воспитанный. И принципиальный, как твой отец… А люди попадаются всякие. Ладно, если не передумал, я распечатала тебе всю необходимую информацию. Оплата начисляется смешанная: фиксированная сумма за выход, плюс один процент от выручки за день, без учета расходной статьи. В общем, почитаешь. Скажешь, когда будешь готов обсудить график. Завтра у тебя выходной – переведи дух.
– Хорошо. Елена, я должен передать Вам организационную информацию.
– Слушаю.
– В клубе работает инструктор по боевым искусствам – Оськин Алексей.
– У Айкидо отдельный куратор, но ты продолжай.
– Как я понял, он не относится к федерации Айкидо. Я просмотрел в интернете информацию о его школе, и выяснил, что они занимаются фехтованием, с применением классического японского оружия. Суть проблемы в том, что их тренировкам мешают посторонние люди.
– В смысле?
– Они занимаются в зале над нами.
– Там же настольный теннис!
– … То есть, вы не в курсе, что там занимаются боевыми искусствами.
– Нет. Куратор не поставил меня в известность. Я думала, что они договорились между собой, и занимаются общем зале.
– Значит, куратор решил по-тихому подвинуть конкурента. Я обратил внимание, что на территории клуба есть штендер и визитки школы Айкидо, но не единого упоминания о Катори. То же касается информации, оставленной администраторам.
– Надо решить этот вопрос в срочном порядке. Я вспомнила! Я сама общалась с Алексеем, когда только бралась за этот объект. Это его группа орет на весь клуб во время занятий.
– Вам это мешает? – аккуратно поинтересовался юноша.
– Наоборот! Когда я слышу, как скачет по полю футбольный мяч, как гремят блины гантелей, как кричат спортсмены в порыве эмоций и усилий – я слышу в этом жизнь своего клуба. Если бы у нас была траурная тишина, я бы считала, что наш клуб либо безлюден, либо бестолков.
– Хм… Есть ли возможность перенести теннисные столы в балконную зону на втором этаже, огородив ее ширмами?
– А что там сейчас?
– Проходная часть, которой пользуются как раз те, кто мешает занятиям. Если задействовать ту зону – автоматически ограничится нежелательное перемещение посетителей. Вдобавок, освободится зал, который можно предложить новым инструкторам.
– Когда ты успел все это обдумать?
– Это не заняло много времени.
– Мне нравится твое предложение. Молодец.
– Если позволите, я бы хотел завтра принести Вам свои документы и поместить объявления на двери того зала, – юноша указал пальцем на потолок.
– Когда у них следующая тренировка?
– В четверг.
– Вот и отложим до послезавтра. Сначала я разберусь с ширмами.
– Благодарю Вас за уделенное время.
Елена прыснула.
– Издеваешься. Ладно. До встречи.
– Доброй ночи.

Нагретый за день асфальт продолжает выделять удушливые испарения. Поздний закат искрится на стеклах небоскребов. Автомобильное движение затихает, разномарочные машины облюбовали бордюры, жмутся друг к дружке, жадно подминая каждый клочок свободного пространства.
Светофор велел задержаться на перекрестке. Так же как и во время ходьбы, юноша и девушка стоят молча. Валентин догадался, по какой причине она настояла воспользоваться запасным выходом из здания; и теперь гадал о причине: не хочет пересекать с Антоном или заступилась за новичка? Когда пешеходное движение возобновилось, Настя заговорила:
– Зачем ты заступился за меня? Ведь это ко мне докопалась та истеричка, которой понадобилась книга жалоб.
– Но и ко мне у нее появились претензии.
– Потому что ты переключил ее на себя. Не прикидывайся простофилей.
– Извини, что перевожу тему, но может ты позвонишь Антону, чтобы он не ждал тебя у клуба.
– Не суй свой нос в наши отношения!
– Не намеревался.
– Что ты пристаешь ко всем со своей вселенской справедливостью?! Больше всех надо?!
– Не знаю. Может быть.
– Не тошно быть таким занудой?
– Тошно когда наоборот.
Девушка сдавленно выдохнула.
– Анастасия. Нет никакой необходимости терпеть мою компанию за пределами клуба. Я бы тоже предпочел отстраниться от претензий.
– Спасибо! – выпалила она. – Спасибо, что заступился! Этого ты добивался?
– Мне ничего не надо.
– Как же! Так я и поверила!
– Настя, я бы хотел узнать, чего добиваешься ты, работая администратором.
– Клонишь к тому, что я не справляюсь? Да кем ты себя возомнил, чертов прокурор?
Валентин остановился на обочине, чтобы Настя поняла – разговор не может продолжаться к таком ключе. И тут ее прорвало. Не замечая прохожих, она ополчилась на юношу:
– Да! Я устала целый день общаться с людьми, перекладывающими на меня свою неприязнь к жизни, свою неполноценность, свои комплексы! И улыбаться им при этом, пока они разговаривают тоном, будто я виновата во всем на свете! Это несправедливо!
Он заметил, как задрожали ее плечи; это повлекло совершенно естественную, бескорыстную реакцию. Юноша привлек девушку к себе и заключил в дружеские объятия. Настя замерла с опущенными руками, распахнув невидящие глаза.
– Пожалуйста, не говори Елене Викторовне мои слова… – прошептала она.
– Не скажу.
– … И почему я тебе верю? Ты, наверное, ликуешь в душе, что так легко запудрил голову дурочке.
– Это не так.
– Знаю… Просто мне так сложно поверить, что людям можно доверять. Повсюду обман. Каждый думает только о себе, беспокоится только о своей шкуре. Все ищут козлов отпущения, только и высматривают, на кого бы спихнуть ответственность за все беды мира. А сами – что из себя представляют эти белые пушистики? Главное знать, когда надо прикинуться экспертом, а когда – дурачком, развести руками, типа, ничего не знаю. Мне так все это надоело, эта мерзость… Наверное еще и потому, что сама стала такой. Знаешь, почему я пошла работать администратором в фитнес-клуб? Чтобы удачно выйти замуж! И я этого ничуть не стесняюсь! Строю глазки посетителям, которые приходят на дорогие индивидуалки, и при этом хоть немного симпатичны. Потому что я больше всего на свете хочу стать мамой. Да только как растить ребенка без денег?
– На детские товары и продукты делается дополнительная наценка. Это объясняется исключительным качеством, но на самом деле обуславливается спецификой спроса. Какой родитель не пожелает для своего чада лучшего? Можно сказать, что это наценка на родительскую добросовестность.
– Это же ужасно! Жизнь только и учит, как закрывать на все глаза и быть равнодушной. А политиканы трепятся о низкой рождаемости… Пускают пыль в глаза. Их льготы и дотации молодым семьям – пыль, точнее не сказать! Если сложить эти подачки со средним доходом молодых родителей, – а ведь только один из них будет работать, пока второй нянчится с малышом! – а потом вычесть расходы на скромное содержание себя и ребенка – получается ноль! Все же платное! Лечение: бесплатные только осмотры, а дальше – уже по смете. А образование? Подруга показывала мне жировки за детский сад – это уму непостижимо! Детей превратили в предмет роскоши! О какой Светлой Любви можно думать? Мои сверстники не зарабатывают столько денег, чтобы позволить себе родить хотя бы одного ребенка. Или я должна ждать лет до тридцати и гадать потом: позволит ли здоровье, – при нашей-то экологии и продуктах питания! – забеременеть? Вот я и подмащиваюсь к дядькам, которые мне в отцы годятся... Наверное, я заслужила, что меня постоянно помоями обливают на работе…
Валентин не успел с утешительными речами – сильная рука схватила за шкирку, резко отдернула, бросая на дорогу. В полете, он успел выхватить взглядом перекошенное ненавистью лицо Антона, потом затылок столкнулся с асфальтом.
Вспышка ослепила и оглушила. Все звуки слились в одни протяжный звон камертона. Белые искры пляшут перед глазами. Медленно проступают темные силуэты; можно распознать парня, что порывается с кулаками, и девушку, которая отталкивает его в обратном направлении. Слух понемногу возвращается; вот они – перепуганные вопли Насти и гавкающая брань Антона.
Валентин упер ладони в асфальт, но принимая вес тела, правая рука неловко подломилась. Ноги тоже ненадежны. Чьи-то сильные руки подхватили за подмышки, воздели, поставили, отряхнули спину. Валентин оглянулся и не сразу признал сотрудников полиции.
– Что у вас тут? – спокойно осведомился полицейский.
– Недоразумение, – сообщил Валентин, пошатываясь на слабых коленях. – Случайность. Мой коллега в шутку толкнул меня, а я ногой за ногу зацепился, упал.
– Это правда?
– Чистая правда, – заверил Валентин, не замечая, что вопрос адресован не ему.
В ответ прозвучало нечленораздельное бурчание Антона, но к счастью, к объяснениям подключилась Настя.

Когда все разошлись, Валентин остался на лавочке один. Ему потребовалось еще немного времени на открытом воздухе, чтобы пережидать остатки головокружения, пощупывая зудящий бугор шишки.
Закат уже впитался в горизонт. Звезд, конечно же, не разглядеть, зато удивительное полнолуние выразительно блистает в городском мареве.

Все тот же серебряный медяк луны, не поблекший, а разгоревшийся, сияет сквозь окно однокомнатной квартиры. Что ж, Валентин в достатке налюбоваться светилом на сегодня, и теперь, растягивая занавески, решил посвятить себя работе. Инструмент уже разложен, наготове. Брусок дожидается мастера.
Юноша нацепил очки, выдохнул и затих. Он пристально смотрит на деревянную заготовку, ища в глубинах души вдохновение, которое ведет себя, подобно игривой миниатюрной пташке; вспархивает от пристального взгляда, прячется за спину, но в тоже время, желает быть увиденной – цвиркает, подзывает творца, отгоняя сон.
Мастер терпеливо вертит в руках брусок, который становится теплее от прикосновений.  Вдруг он остановился; послушавшись совета интуиции, Валентин поставил заготовку в горизонтальное положение. Отстранился, присмотрелся и довольно хмыкнул.
– Теперь вижу…
Ножик будто сам запрыгнул в ладонь, принялся живо стесывать серпики стружки.