-2-
Августовский ветер ворошил на дорожках парка первые опавшие листья.
Лариса Аркадьевна осторожно вывела сына из приёмного покоя областной больницы.
- Осторожно, ступенька, - предостерегла она Константина, и он ещё неумело пошарил около себя палкой. – Чернышёва попросила привезти нас. Не отказал. Спасибо ему. Вон машина у ворот стоит.
Они медленно брели вдоль больничных корпусов. Константин, не принимающий своё положение, всё время молчал.
- Всё со временем нормализуется, сынок. Обвыкнешься, может, работу какую-нибудь найдём. Всё уладится, – утешающий материнский голос раздражал.
Уже дома Костя сорвался на крик:
- Да понимаешь ли ты, нудная сострадалица, что жизнь моя кончена! Кому я нужен?! Тебе? Лизке? Да вы за счёт меня будете тешить свою жертвенность и смирение, рассказывая всем, как вам тяжело со мной, с калекой! Усюсюкать будете и жалеть! А мне жалость не нужна! Я мужик! Я хочу сам чего-нибудь добиться!
- А ты уже добился! – вспылила возмущённая Лариса Аркадьевна. – Уже добился! Взгляни на себя! Чего ты можешь? Ты сам во всём виноват. Сам!
- Интересно. В чём это я виноват? Что такое крамольное я сделал, что судьба так по-зверски обошлась со мной?
- Что сделал? В том-то и дело, что ничего умного, – выровняла дыхание мать. – Зачем ты поволокся к замужней жене? Что ты у неё оставил? Тебе ясно говорили, чтобы ты не появлялся рядом с ней. Ты сам «проспал» Серафиму, когда она была влюблена в тебя. Вместо того, чтобы обихаживать её, зашатался по бабам. Ну и тю-тю! Досталась она более терпеливому.
- Да я люблю её! Я дышать без неё не мог!
- Зато сейчас вон как хорошо дышится. И прекрати истерику! Мужик…
Хлопнув дверью, она вышла из комнаты, но сразу вернулась:
- И прекрати обвинять во всём Глеба и Маркелыча. Они тебе, дураку, жизнь спасли.
Костя был взбешён. Ему нестерпимо хотелось закричать или что-нибудь сломать. В ярости он кое-как определил расстояние до ближайшего кресла и хотел сесть на него, но промахнулся. С грохотом упавшее кресло слегка придавило Константина, больно ушибив ему руку. На шум в комнату снова заглянула Лариса Аркадьевна и спокойно отчиталась:
- Я до магазина добегу. Нужно об обеде подумать. С утра-то не успела. Сам знаешь с ночного дежурства сразу за тобой поехала. Я скоро.
Щёлкнул замок входной двери. Оставшись в полной тишине и одиночестве, Константин зажмурился и закричал. В бессильной злобе он заколотил руками по подвернувшемуся креслу, полу, и ползая по паласу, начал крушить всё до чего дотягивались руки.
- Ненавижу! – неистовствовал он. – Ненавижу всех и всё! Почему эти беды свалились именно на меня?! Как мне теперь жить?!
Константин безвольно опустил голову на пол и заплакал. Он не слышал, как пришла из магазина мать, как постояв у дверей комнаты и в скорби утирая глаза, скрылась на кухне.
_
Лариса Аркадьевна аккуратно помогла Константину подцепить ложечкой кусочек котлеты, направив её своей вилкой.
- Тебе салатика ещё положить? – спросила она участливо.
- Да. Помидоров не могу наестись. После казённой пищи своя сластью кажется.
- Ешь, ешь, наедайся. И не убивайся ты так: что случилось – не воротишь. Никто ни от чего не застрахован. Главное – не сдаваться! Как твой отец сказывал: «Не падай духом, а падай брюхом!» - Лариса Аркадьевна с напускным оптимизмом говорила это не только для сына.
Сколько бесконечно долгих ночей провела мать без сна, сколько пролила слёз после того кошмарного вечера – не знал никто.
- На сегодняшний день задача номер один для тебя: научиться принимать ситуацию и научиться обслуживать себя в пределах нашей квартиры, - доброжелательно наставляла она. – Мы обязательно будем гулять по посёлку, чтобы закрепился твой навык передвижения на большом пространстве. Через какое-то время начнёт обостряться слух. Тебе станет проще общаться с людьми. Думаю, что ещё позже подыщем для тебя работу. Ты не отчаивайся, сынок. Немало людей рождается незрячими, немало ими становятся. Ну что же тут поделаешь? Конечно, одним проще – потому что другой жизни не знают, другим сложнее – приходится приспосабливаться. Но ты же мужчина! И ты не один. У тебя есть мать и сестра. Мы поможем тебе!
Константин угрюмо молчал: мать была права, но смириться с положением инвалида-калеки ему претило. Его приводило к неуправляемой вспышке ярости мысль, что всю оставшуюся жизнь (а он ещё так молод!), придётся провести в темноте, ничего не видя вокруг, одному! У него никогда не будет семьи, а детей тем более. Мать не вечна, Лизка может послать его куда подальше – с неё станется! – и что тогда? Дом инвалидов? Конец?
- Ну почему всё так плохо? Почему именно я! – Константин, кладя ложку на стол, угодил рукой в картофельное пюре на своей тарелке, раздражённо отдёрнул её и поморщился. – Налей мне ещё водки!
- Успокойся, Костя! – Лариса Аркадьевна наполнила рюмку. – Не надо ни на кого злиться, обижаться, нельзя ненавидеть и желать чужого. Человек тем самым собственноручно подготавливает благоприятную почву для неприятностей, хворей и бед.
- Ты опять за своё!
- Просто у меня есть горький опыт. Я в молодости такая же была, много из-за своей загниголовости бед натворила. А потом ещё и обижалась на других, завидовала и ревновала… И что? Остепенилась, когда в больницу на операцию положили. Только тогда о жизни призадумываться начала. А ведь по сути взгляни в то время я на себя со стороны, всё по-другому бы было. Всё по-другому… Нам, Костенька, неплохо бы научиться жить здесь и сейчас, то есть радоваться каждой минуте, каждому дню. Но не получается это у меня. Может быть, вдвоём получится?
- Какое «здесь и сейчас»? Ты о чём? – снова сорвался на крик Константин. – Да для меня каждая минута – пытка! Радоваться пыткам прикажешь? Да ты совсем рехнулась! Тебя бы на моё место, посмотрел бы тогда на твою счастливую и слепую физиономию!
- Прекрати орать на меня!
- А ты прекрати свои идиотские нравоучения! Благодетельница нашлась!
Он резко встал и, отшвырнув в сторону стул, стал шарить руками вокруг себя, ища выход из кухни.
_
Мучительной вереницей проходили день за днём. Безликое утро сменял заунывный долгий день, после которого наступали тоскливый вечер и бесконечная ночь.
Для Константина все части суток слились в единый ком жизни и тянущееся из него тончайшей нитью никчёмное существование. Он принуждал себя осваивать небольшое пространство, называемое домом, в новом качестве, в котором прошло детство и юность.
Всё в квартире всегда находилось в строгом порядке и на определённом месте. Домочадцам не приходилось вспоминать о местонахождении того или иного предмета, они, не задумываясь, подходили туда, где вещь пребывала, и просто брали её. Это очень облегчало жизнь Константина, который с огромным трудом привыкал к своему новому положению.
Лариса Аркадьевна постоянно была на работе, взяв дополнительно полставки, а Лиза, живя у Студнёва, объявлялась на горизонте пару раз. Одиночество угнетало и подавляло. Когда Константину становилось совсем невмоготу, он начинал кричать и плакать, приводя соседей в ужас и смятение.
- Всё! – однажды сказала мать, придя с суточного дежурства. – В квартире ты освоился, пора выходить на улицу. Не веки же вечные будешь дома сидеть. Надевай ботинки и идём.
Константин обрадовался и испугался. Ему осточертели стены, которые не мог самостоятельно покинуть, но и вне этих стен он был лишь однажды. Что ожидает его там?
Он достаточно бойко, держась за перила, спустился по лестничным маршам до первого этажа, неплохо преодолел подъездное крыльцо. Лариса Аркадьевна, взяв его под руки, не спеша повела вперёд.
Металлическая палочка слепого неуклюже и нервно металась из стороны в сторону, постоянно натыкаясь на неожиданные и непонятные преграды.
- Мы сейчас идём вдоль дома в сторону продуктового магазина, - пояснила мать и мягко добавила. – Осторожно. Сейчас будет бордюр. Переступим его.
Константин начинал теряться. Лавина звуков, которых он раньше не замечал, обрушилась на погружённого в слепоту человека. Лай собак, чей-то разговор, звук работающих двигателей машин и мотоциклов, детский смех, шум деревьев, захлопывающиеся двери, пение птиц, ругань ссорящихся супругов, бряканье посуды, доносившееся из открытого окна – всё слилось в единый гул. Он шёл мелкими шажками и очень боялся упасть. Он чувствовал, что растворяется в бескрайней пустоте и страшился этого. Он шёл, ощущая каждую неровность дороги, каждый камешек. Он несколько раз оступался и спотыкался, но материнская рука надёжно удерживала его от падения.
Путь до магазина, находящегося через три дома, показался Константину невероятно долгим. От напряжения начала постанывать спина, а на лбу выступили капельки пота.
Они остановились у длинной скамейки под старым тополем с треснувшим стволом.
- Ты подожди меня здесь. Посиди на солнышке, а я куплю всё, и мы пойдём обратно домой.
Лариса Аркадьевна помогла сыну присесть и торопливо скрылась за дверями магазина. Константин, оглушённый миром звуков, силился до мелочей вспомнить все большие и маленькие объекты, располагавшиеся вблизи магазина. Он сориентировался, в какой стороне находился сельмаг; попытался определить, сколько метров до него и сколько нужно будет сделать шагов, чтобы подойти к крыльцу. Крыльцо! Костя не мог чётко вспомнить крыльцо! Сколько на нём ступенек? Какой высоты? Он раньше никогда не обращал на это внимания. А в какую сторону открываются двери? Константин запаниковал. Какой ширины тротуар? Напротив, магазина была парковка для машин. А, может, она находится чуть дальше? Помнится, рядом с липой стоял контейнер для бытовых отходов. А сама липа далеко ли от скамейки? За спиной Кости из кирпичной двухэтажки донеслась музыка. Константин ярко представил себе этот дом и обрадовался, но тут же расстроился: вокруг него, по периметру, если, конечно, за последнее время не закопали, была вырыта траншея для замены труб. На каком расстоянии от дома поработал трактор, на какую ширину и глубину Костя не помнил.
- Котька! Здорово, братан! – услышал он Степана.
- Здорово, - обрадовался Константин, повернувшись на голос, и протянул для приветствия руку.
Судя по репликам, к ним подошли закадычные друзья Лёха и Васька.
- Как дела? – Лопатин был явно навеселе.
- Как сажа бела.
- Ты чего тут торчишь?
- Мать жду. В магазин ушла.
- А мы за пузырьком пришли. Отдохнуть, понимаешь, надо… - чиркнул спичкой Степан.
- С утра-то?
- А что тут такого? Люди в выходные и в отпуске тоже с утра отдыхают. А мы чем хуже их?
- Хочешь, присоединяйся к нам. Мы понимаем: одному от тоски быстро волком выть научишься. А мы как-никак друзья, коллектив так сказать…
Сочувствие товарищей ножом резануло по душе.
- Присоединяйся… - горько улыбнулся Константин. – Знаю я вас, чертей. Напьётесь, себя помнить не будете. Кто тогда меня проводит до дому?
Иван кинулся в обидку:
- Зря ты так… Мы друзей в беде не бросаем. Должен же ты знать!
- Знаю, – кивнул Костя.
- Ребята, а почему бы вам самим к нам не придти? Мы гостям всегда рады! – Константин не услышал, как подошла мать, и за предложение был ей очень признателен.
