Доля казачья 10. В плену страны восходящего солнца

любимая Идиллия не смеялась. Каким-то внутренним своим женским чутьём она уже почувствовала беду. Но осознать весь её размах, всю катастрофу и она не смогла. И то, что именно этот генерал и есть ее причина.
А весёлые японцы, не сговариваясь, опять весело скандировали: Касаки! Касаки! Касаки!
    Но тут император поднял свою руку вверх, требуя внимания. Другой рукой он ещё вытирал слезинки со своих глаз, совсем, как обычный человек. Бывают слабости и у великих людей. Но всему своё время!
    Не сговариваясь, прокатилась гулкая и затухающая волна, разнообразных звуков, окончательно подавивших общее веселье. Японцы замерли в ожидании мудрых слов правителя.
    - Я не ожидал, что казаки смогут покорить сердца наших людей. Но такое случилось, и я сам уже отношусь к ним не как к пленникам, а как обычным людям. Хотя совсем недавно они были враги для меня, и не только для меня, но и для каждого японца!  Здесь император в упор посмотрел на господина Тарада, но тот с достоинством истинного самурая выдержал этот взгляд. Зато его дочь дерзко вскинула свою прекрасную головку.  Всполох её глаз не остался не замеченным. И умудрённый жизнью  император понял, что достиг своей цели, и уязвил своих родственников, в самую глубину их души.
  - И всё же, я не отменяю своего решения. Я хочу увидеть наших героев, которые могли бы показать своё искусство в честном поединке с казаками. И тем самым укрепить самурайский дух в наших сердцах, всей великой нации. Сегодня наш праздник!
Буря оваций всё усиливалась, воодушевляя японский народ на подвиг. И вперёд уже выдвинулись многие отважные бойцы, годовые сразиться с русскими. Всё,  как и было заявлено ранее.
А среди самих бойцов, невольно произошёл естественный отбор. Все они  прекрасно знали друг друга. И вот теперь эти звёзды, если так можно выразиться, постепенно угасали перед могучей яркостью личностей: господина Коно и господина Такахаси. Они просто меркли в их великолепном сиянии - ореоле их славы, и невольно отступали и терялись в толпе.
И вот, господин Коно и господин Такахаси предстали перед лицом императора и поклонились ему. Тот улыбнулся героям, поддерживая их кандидатуры. Правитель знал их давно и ценил,  и не раз сам лично их награждал, за их триумфальные победы в поединках.
Они ещё молоды, эти герои, им не больше тридцати пяти лет, но они патриоты своей Родины и бойцы, что надо. Лучше чем они никто не выполнит желание императора:  погубить русских. Иначе и праздник ему - не праздник, и генерал Тарада не будет окончательно унижен и раздавлен.
    Как будете биться:  до смерти, или до победы? Ликует народ: - До смерти! До смерти сражаться!
  Крови ему хочется, таков уж он и есть простой народ – он везде одинаков!  Вмиг всё хорошее забыто, теперь это одна высокоорганизованная волчья стая.  Завыла, и застонала она, уже не человечьими голосами. И бойцы подтвердили своё намерение биться насмерть.
Мы с Василием не желали никому смерти, но ничего не нашли более мудрого, чем поклониться императору, а затем японскому народу, в знак своего согласия. И врага надо уважать, даже в его алчности. Я ловил взгляд своей любимой: и она неплохо сейчас держалась, моя милая Идиллия! Хотя лицо её побледнело ещё больше. Но к своему удивлению я неожиданно заметил в этом, хоть и ангельском облике, жесткие самурайские черты  ее отца.
  И вдруг: я сразу, и отчётливо осознал, случись, что-то со мной, она будет биться за меня одна, насмерть, против всего своего народа, как сражалась против о отца.
Она и сейчас готова была идти на смерть вместо меня, если бы это было возможно. И это факт воистину неоспоримый.
  Удивляло меня её величайшее самопожертвование  во имя нашей любви. И сегодня я был самым счастливым человеком, осознавая, что я – самый счастливый на всей нашей грешной Земле. Но особо радоваться было нечему, по сути дела нас с  Василием обрекали на верную гибель.
    Душа Идиллии  плакала, и стонала, и никакая маска на лице не могла это скрыть. Я не сомневался в этом. Идиллия не могла идти против назначения природы, её создавшей. Она женщина! И вечно останется такой!  Великая женщина – богиня! И умереть за меня  могла не задумываясь.
    Я должен был победить в этом бою и спасти свою Идиллию. Она не свернёт со своего избранного пути, потому что терять ей будет уже нечего.
    Император очень доволен, он даже помолодел весь. И в нём проснулся ярый пыл бойца. Но что бы выглядеть ещё более эффектно в глазах своего народа, он объявил:
    - Если победят казаки, я дарю им свободу, и сделал ударение – если победят!
    И улыбнулся, потому что был уверен, что это невозможно – они обречены!
  - Но его народ возликовал: Это великая честь, обрести свободу – радуйтесь русские, и сражайтесь ещё злее. Вам есть за что биться, и побеждать, и умирать не так тоскливо будет. И опять буря оваций, великодушному императору. Но никто и не знал тогда, что им  уже был подписан мирный договор с Россией и далее, об обмене военнопленными.
  Господин  Тарада был очень спокоен и только прижал свою правую руку к своему сердцу.
    - Не волнуйтесь! – поняли его казаки.
    Бойцы обнажились по пояс, рисуясь рельефной мускулатурой тела. Русские выглядели бледно на их фоне: война и госпиталь, обелили их тела. Но всё же природа не обидела казаков: узкие талии, широкие плечи, мощные руки и шеи. И главное, что бросалось в глаза, пластичность и быстрота движений.
Спасибо господину Тарада, он спас нас от неминучей смерти, вернул нам силу и ловкость. И самое главное – мы обрели уверенность в себе.
 

  Коно выбрал меня, а Такахаси, решил проучить Василия Шохирева. Не знал он, что Василий командовал взводом разведчиков. А это своя школа боя – древнерусская. И нет ей равных в мире, среди других школ: по изяществу ведения боя, и полёту мысли. Именно мысли – она жива. Она может воплощаться,  и даже если надо перевоплощаться. Разящий меч, на расстоянии – и всё по воле бойца.
Для этого нужны изнурительные тренировки с самого детства. Таким воинам было строжайше запрещено сражаться друг с другом, что бы никогда не перевелось среди казаков это древнее искусство. Но, чтобы достичь пика совершенства, едва хватает всей жизни казака.
  Казак-пластун-разведчик - и знахарь, и боец, и ведун, и Богу угодный человек. Без крестного знамени казак ничего не делает – на всё у него воля Божья. Он вечный защитник России, дитя Господа Бога.  Я сражался, дедовской казацкой шашкой. Как дорога она мне! Не ржавеет твоё оружие, всё в бою оно, мой дедушка. Не опозорю я род Бодровых, знатных и именитых казаков. Всю свою жизнь славивших своими делами русское казачество и Россию. Сошла улыбка с лица самурая, понял он,  что дело тут жаркое будет. Его древнейшее искусство, наткнулось на что-то непонятное, и никак не вязалось с его тактикой ведения боя. Вроде и не нападает казак, но всегда, хоть на одно движение клинка, опережает противника. Удивляет быстрота его реакции, и тактическое мышление. Кто-то из толпы японцев, решил помочь своему собрату, и подкинул Коно кинжал. Теперь он ощетинился оружием и снова обрёл потерянную уверенность. Но я чувствовал себя необычайно легко. И чем сложнее поединок, тем больше мне доставляет он радости.  Тем и славились русские пластуны, элита русского казачества, - мастерским ведением рукопашного боя. И я тоже, мог  спокойно и без оружия сражаться с врагом и победить его.  Ведь Россия всю свою бытность воевала с захватчиками. И веками копила свой боевой опыт. Вся её жизнь, и жизнь ее народа – это война.
Скоро я захватил руку с кинжалом, и она хрустнула в одно мгновение, как хворостина. Мощнейший удар в грудь рукояткой шашки опрокинул японца на землю. Самурайский меч выпал из рук Коно, и он заелозил по земле, пытаясь подняться. Но я не наносил ему смертельный удар. Потому, что я видел глаза самурая, он не был настроен на смерть.
  В его глазах витала бездна страха, и вся его жизнь закрутилась перед глазами, на краю этой пропасти. Коно сразу вспомнил, что много раз был неправ, и много раз зря лишал жизни  побеждённых бойцов. Но слава толкала его к своему венцу, и он достиг её Олимпа. Вот тут пришёл и его черёд прощаться с жизнью, а перед смертью все равны. Только страшно так резко и сразу: оказаться в таком безвыходном положении.
  Поборол Коно себя и прикрыл свои бездны глаз чёрными ресницами, укутал свою душу. Теперь и он был готов к смерти. Но разящего удара не было. И он истошно закричал: Бей, касак, я бы тебя никогда не пожалел. Бей!
    Я опустил свою шашку в ножны, и огляделся. Толпа японцев бесновалась: Бей, касак! Не лишай самурая радости умереть в бою, это счастье  для него.
  Я тихо ответил:  - Сегодня праздник у вас. И у вас тоже,  не принято в гостях обижать хозяев. И у Коно есть семья, и дети есть, великий Коно будет мне другом.
Гулкая тишина, охватившая всю площадь, заставила даже самых злобных японцев услышать стук собственного сердца. Оно не хотело чужой смерти - сердце стремилось вслед за временем, и диктовало всем своё слово: Жить! Жить! Жить!
  И тут жена Коно, не выдержав накала людских страстей, подбежала к пытавшемуся подняться мужу, обняла, и прикрыла его своим телом. Её истошный крик так и не успел вырваться из груди, Коно задавил этот крик потной и грязной от крови рукой. А затем сам скорчился от боли, другая, сломанная рука, резко напомнила о себе, и он стал грузно оседать на землю. Но тут уже не выдержали его сыновья: мальчик десяти лет и другой, лет восьми. Стремглав бросились они к своему отцу и  поддержали его, а затем помогли матери увести его домой. Им было очень страшно, на их детских лицах блуждал ужас, как у маленьких волчат, на глазах у которых, погибает мать и отец. Жутко им, хоть вой от страха, но любовь к родителям и тут сильнее разума. 
Императора всего покоробило от произошедшей драмы, и он не нашёлся, что сказать людям. Коно был его любимец, и никогда не проигрывал в бою. А тут целый спектакль, да ещё с детьми, ох и морока приключилась. Выручил императора хитрый и многоопытный Такахаси. Чёрные глаза его лихорадочно вспыхнули, каким-то, неестественным, не людским огнём: было во взгляде что-то звериное. И рот оскалился, как у волка, при виде сытной добычи. Такой момент удачи нельзя было упускать: сам император, его оценит с лихвой. Вот где надо показать свою преданность, красиво уничтожить другого русского, раз первый остался жив.
Не ожидал Василий такой прыти от японца. Без всяких там церемоний и поклонов. Можно сказать, что вероломно, Такахаси обрушил всю свою мощь тренированного тела на казака. Оружие яростно заблистало в руках многоопытного бойца.
Тут дорога была ложка к обеду, и лицо императора просияло: молодец Такахаси, не дал растоптать гордость самурая. Зачем выносить сор из избы, потом сами всё выгребем, без всяких спектаклей разберёмся.
Господин Тарада был более спокоен за Василия, тот и годами постарше Григория, и опыта ведения войны у него побольше. Матерый казак, тонкий боец, лихой рубака, но и совести своей не растерял. И всё же  не забывались давние слова Василия:  - Руби его….
Обида глубоко  прижилась в сердце японца. Хоть и не было в нём дворянской спеси, но такое и не дворянину, тяжело простить.
Идилия правильно поняла своего отца, и