Доля казачья 10. В плену страны восходящего солнца

поэтому, всё задуманное нами постепенно удавалось: и в рубке и в джигитовке – возвращалась моя молодецкая сила.  А Идиллия, ещё больше боготворила меня.
  Наверно и правда, что любовь бывает слепа. И я не достоин её любви.  Я не мог поверить своему счастью.
    А вечером Идиллия сама пришла ко мне  и увела к себе в спальню. Василий только хмыкнул: - Н-да-а! Кому чёрт. Кому дорожка! А кому, всё кочерёжка! Хоть в печь: суй его. Ему всё нипочём.  Молодец!
    - Отец верит тебе Григорий, а я, и подавно. Глупо будет, если с нами что-то плохое случится, - ласково говорит мне Идиллия. - Я боюсь потерять тебя.
    - У меня, очень нехорошее предчувствие, и через два дня праздник. А дальше, в сознании бездна. Сможем ли мы её с тобой одолеть?
    - Без тебя мне и жизни не будет. Поэтому, я и тороплюсь жить, и любить. Хорошо, что отец с нами. Это счастье для всех нас. Он очень добрый, и мудрый – он обязательно поможет нам. Я очень надеюсь на него.
    Сомкнулись наши губы в страстном поцелуе. И померкло наше сознание, словно растворилось в чарах волшебной восточной и сказочной ночи.
  А за день до праздника пришла бумага от императора, где повелевалось пленным казакам Бодрову Григорию, и Шохиреву Василию быть на празднике Победы над Россией. Во всей своей амуниции: конными,  при оружии,  и всех своих наградах.
Господин Тарада обязан обеспечить военнопленных всем необходимым. Непредвиденные расходы возместит государственная казна. Явка обязательна, ослушание будет строго наказано.
    Не дочитал грамоту господин Тарада, и зашвырнул её далеко в сторону. – Плохо играешь, мой любезный братишка, все твои карты краплёные. Так только мошенники поступают. Вроде и предупредил ты всех. Вроде и благородно поступаешь, только всем нам плохо будет.
    Вот тебе и помилование по-царски. Крови хочется ему, и меня лишний раз унизить. И ещё зрелища позорного жаждешь. Но ничего, всё будет, по-твоему! Как ты того хочешь. Ослушаться мы не посмеем, мы люди военные.  Только и мы, не лаптем щи хлебаем. Так у русских говориться: в истину мудрый народ! И тебе надо быть ближе к простому народу, ваше величество. А вы очень далеки от него – бездна между вами. Всё интриги плетёте! Именно здесь, среди  простых людей, всегда истина рождается. И умирает, тоже там, у неё нет другой судьбы. А  может  жить: и вечно жить!
  Вызов принят!
      Никто не посмел ничего возразить, или добавить к сказанному. Здесь уже шла ставка на жизнь, и другого выхода не было.  Если умрут казаки, то так им и суждено бедолагам, на роду так написано. Другой вариант императором и не рассматривался.  А, опозорятся они со своими покровителями. Ещё чуть-чуть, хлебнут грязи, так на то он и праздник, чтобы людей веселить. Вот и вся царская задумка: и не хитра и не умна, а многим в радость будет.
    Утро праздничного дня началось с грандиозного пушечного салюта. Столица уже давно не спала, и ждала своего народного триумфа - победы. На Востоке большой грех много спать, и складывалось такое впечатление, что люди вообще не спали.
    - По - народному поверию, хорошим людям надо солнце в поле встречать, тогда и день будет счастливый. И толпа людей уже ждала рождение нового дня и начала великого праздника, ещё до восхода животворящего солнца.
После залпа орудий, вся мрачная нечисть ночи была окончательно разогнана. А светлый день: Его Величайшее Сиятельство Солнышко во всей своей прелести вступало в свои права. Оно  само, как хозяин, желало распорядиться праздником, уже со всей своей райской щедростью. Где будет все вволю - всему живому: тепла и света, и весёлых красок. А людям, будет в избытке добра, очарования, и любви - каждой душе, в полном достатке. А чтобы было ещё веселее, то маэстро Маскарад, с радостью придёт стеснительным людям на помощь. – Веселись народ! На то она и маска чтобы скрыть ваши недостатки, и чувствам своим, волю дать. Сегодня не должно быть невозможного – нет предела мечтаниям. Сегодня всё доступно!
    Так и день начался. Совсем необычно и весело. Но что он готовит пленникам, никто того не знает, кроме как сам Господь Бог, Отец наш, он всё знает.
    Господин Тарада со своей свитой, и казаками, двинулись к дворцу Императора. Там уже с самого раннего утра шло веселье.
    И, наконец, сам Император, в сопровождении своей свиты, вышел к своему народу. И волна народного ликования, достигла небывалой мощи, и свободно заглушила звуки оркестра. Восторгаясь собой, и разрастаясь: вся эта стихия гудела, и возносилась к небесам. Изливая и там, свои чувства, и славу - своей великой Японии. Император поздравил свой народ с Великой победой, чем вызвал ещё большую бурю восторга. Затем поклонился ему на все четыре стороны, и объявил:
    - Я тоже подумал о своём народе, и не стал сам решать участь пленных казаков. А решил предоставить это самому народу. Ибо нет его мудрей во всём белом свете.
  И столько на его лице было радости, и гордости за свой народ, что дальнейшие его слова потонули в буре оваций. Но скоро они стихли, и император продолжил свою мысль.
    - Пусть покажут они своё умение воевать: всю свою выучку. Для этого у них есть и лошади, и их воинское оружие. На фронте, про геройство казаков ходили легенды. И я оставил им их награды за храбрость – они их честно заслужили. И чтобы вы все видели, что герои перед вами.
Я никак, не унизил их воинский дух, а как можно выше поднял его. Что бы вы сами решили участь своих бывших врагов. Но сейчас они, нам не враги, и для них война закончилась. И надо справедливо решить их судьбу!
Возможно, что они достойны, и свободы. Вам это решать, мой славный народ!
  И сам император удивился своей речи: грандиозной, льстивой и коварной, в очень искусном сплетении – народ ликовал.
    А итогом всего веселья, будет их поединок: казаков с нашими добровольцами, с именитыми воинами. Пусть и наши герои готовят себя к поединку. Народ достойно оценит, действия каждого бойца, и укрепит этим, свой победный дух. Это лучше всякого вина молодит кровь и разум каждого японца. Я верю в мудрость своего народа, и даю ему наивысшее право - быть судьёй. Всё в ваших руках: даже их жизнь, и спасение их.
    Устал император от своей речи, и присел на шелковые подушки отдохнуть. Не молод он уже: и в отдыхе нуждается. Но ещё больше подрывает здоровье его страсть содеянного коварства, так его из нутри и съедает.
    Вытер, мохнатой папахой своё лицо Василий Шохирев, жарко ему стало.
    - Умереть сразу, во сто раз легче бы было. Чем весь, этот позорный маскарад терпеть.
    Жалко господина Тарада, да ещё милую Идиллию. Сколько они натерпелись беды с нами, один Господь Бог знает. Но, и их хочет унизить император. Ведь у них свои, давние счёты ведутся.
    - И грех нам с тобой Григорий своих благодетелей в обиду давать.
    - Большой грех! И тяжкий он. Только бы на нас не лёг он своим позором.
    - Не посрамим мы звания русского казака, Гришка. Святой Георгий Победоносец всегда с нами. И целует Василий свой крест, и лоб свой осеняет крестным знаменем.
  И я осеняю себя крестным знаменем, и целую два своих Георгиевских креста  на груди. Но глаза мои и мысли с моей любимой Идиллией.
    - Как ей тяжело сейчас, бедненькой? Как цветочек она хрупка, и нежна перед коварством тирана, и даже нелепого случая. Что уже с ножом рядом с нею стоит.
Она одна из всей массы счастливых людей такая опухшая от слёз. Но и она,  виду не подаёт, не хочет меня расстраивать. Знает она, что сейчас мне во сто крат хуже: я со своей смертью играюсь. И сквозь слёзы Идиллия робко улыбается мне: я с тобой милый навсегда! Слёзы текут по её лицу, уже без удержки.

 

  Всё готово к представлению, и мы с Василием должны показать всё, что мы умеем: свою доблесть и нашу казачью выучку.
    Хороших белых лошадей нам дал господин генерал. И что главное - выученных коней, иначе было бы всем весёлое представление. Опозорились бы мы с Василием: ещё сразу в самом начале праздника. На чём и строился весь расчёт императора, и его мудрых советников. – Тут всё в счет бралось!
    А мой Вихрь ко мне своими тёплыми губами тянется, сахару просит. Я его так сам назвал, в честь моего любимого коня, что не раз спасал меня в бою от верной смерти.
    - Ну что же милый, не подведи меня. Кушай на здоровье, моё угощенье. Сегодня, нам с тобой потяжелее, чем в бою будет. – Вон сколько народу на нас смотрит!
    - И конь меня отлично понимает, его уму позавидуешь. Совсем, как человек он, только сказать всё, словами не может. И душа у него, похоже, что русская, иначе все его действия, и не объяснишь. – Конь, а такой понятливый! И тут же мимолётом меня осеняет вообще дерзкая мысль: может она, эта душа и вовсе не имеет никаких национальностей, всё до ужаса просто.
  С гиком и свистом пронеслись мы с Василием по кругу на своих добрых лошадях, мимо восторженных зрителей. Как когда-то, лавой  надвигались мы  на врага. Но нет наших добрых друзей рядом, навечно они остались: там, в далёкой Манчжурии.
    Ликуют японцы, очень любят они такие зрелища. И понимают они всю тонкость военного искусства, смакуют каждый его удачный фрагмент.
    Теперь мы рубим саблями чучела солдат, что поставлены по обе стороны беговой дорожки. Мы с Василием движемся навстречу друг другу. По сценарию мы враги, и должны встретиться в конном поединке. И мы рубим, своими острыми саблями, налево и направо чучела. Ни одного пропущенного чучела не должно быть. А их тут понатыкали самураи на совесть. И приходится нам с Васькой волчком вертеться, чтобы не оплошать перед зрителями. И они ликуют от каждого нашего ловкого и разящего удара клинком.
И вот, мы встретились с Василием. Сверкают наши сабли от мощных ударов. Здесь всё без подвоха, как в настоящем бою. И храпят страшно, наши лошади, лиловят свои бешеные глаза. И им жарко, и жутко, в этой сече. Да и наши с Васькой лица, не хуже звериных морд стали. Похоже, что у нас с Шохиревым за всю эту войну мало что, осталось человечьего. Зверь, в нашей душе побеждает.
    А тут ещё, мой добрый Вихрь, захотел мне помочь. И так цапнул зубами Васькиного жеребца, что бедный конь, обезумев от боли, резко вскинулся на дыбы и чуть не завалился на спину. И только чудом Василий не слетел с коня и не угодил, под его острые копыта.
  Японцы были в восторге. Они дышали пылом происходящего боя, и задыхались, от эмоций. Тут никто не мог оставаться равнодушным. Но триумфом номера стала наша ловкость. Мы с Василием, рубились на саблях, уже стоя на своих сёдлах. И в какой-то миг мы с Шохиревым, ловко поменялись лошадьми, перепрыгнув на круп соседней лошади. Вот тут и нужен тонкий миг, упустил его, и лошадь раздавит тебя. Ну и, конечно храбрость.
    - Оп! – кричит Василий, - и мы уже поменялись конями. И тут же повторили этот номер. – Оп!
    Полнейший обвал оваций – шквал страстей: цунами! И мы с Василием едем на своё место, кланяясь зрителям. Русская душа она отходчива, и всегда чувствует добро. И мы уже напрочь, забыли о дыхании смерти: что в лицо, упорно глядит нам. Главное для нас сейчас, что люди нас прекрасно понимают, и восторгаются русскими казаками. Нашей любимой Россией! И на душе легче стало. Матушка ты наша!
    - Ка-са-ки! Ка-са-ки! Ка-са-ки. – Скандируют японцы, и далее – Хо-ро-сё. Хо-ро-сё!
    - Теперь следующий наш номер. На дорожку кладут